Сотник и басурманский царь - Андрей Белянин

– Сам козёл! – жена сотникова не сдержалась, но султан и её отметил, руку к ней протянул, улыбнулся ласково:

– А эта какая хорошая! Глаза так горят, наверное, опытная женщина… Всех беру, тебя тоже, да?!

Клацнула зубами Настасья, словно лошадь степная, дикая, так что Халил чуть трёх пальцев недосчитался. Отдёрнул он руку, обрадовался…

– Кусается! Какая страстная, все видели, кусает меня, э?! За эта будешь моей любимой женой, красавица!

Жена сотникова только плюнуть в него собралась, как издалека грозный голос раздался:

– Не будет!

Обернулись все разом и видят – на холме высоком суровый казак стоит, в одной руке шашка острая, а другой двух чертей за хвосты держит.

Замерли басурмане. Девушки-пленницы обомлели от радости, воевода с ведьмой Агатой друг на дружку вытаращились, каждый ведь всех троих покойниками считал. А они – на тебе, живы-живёхоньки! Даже слон удивился…

– Отпусти, а? – взмолился Наум. – Мы же договорились!

– Мы тебя привели, всё без обмана, – всхлипывая, поддержал Хряк. – Вон твоя жена, вон ведьма, вон басурмане. Всё честно! Отпусти, дяденька-а…

Прищурился сотник, каждому рогатому по пинку на прощанье отвесил и прикрикнул:

– Свободны! Но чтоб я вас тут больше не видел!

Разбежались счастливые черти в разные стороны с криками «любо!», «слава русским казакам!», в один миг их и след простыл…

А сотник, шашку в ножны не убирая, прямо на врага пошёл. Один, как был. Никого дожидаться не стал, помощи просить тоже, в переговоры не вступал, сразу к делу. Напрямую к султану прёт, и вот только рискни кто остановить…

– Слушай, ты кто такой, мужик? – владыка Халил возмущённо фыркнул.

– Я не мужик, я казак.

– А какая разница, э-э…

– Мужики землю пашут, а казаки границу охраняют.

– Ага, значит, ты казак, панятна, – султан покивал многозначительно. – Значит, маи караваны грабим, да? Маих пленниц отбиваем, да? Ты, вообще, зачем мне тут мешаешь?

– Это моя жена, – сотник объяснил ровно.

– Что? Это твой муж, что ли? – султан удивлённо Настасью спросил. – Ой, слушай, честное слово, муж?! Ты не шутишь, нет? Ну харашо. Тогда убейте его, пажалуйста…

Махнул рукой воевода, и двое его воинов бросились на казака. Ну и казак махнул шашкой один разок – двоим хватило!

– Как ты такое сделал? – удивился басурманский владыка. – Слушай, а ещё так можешь? Давайте ещё двоих сюда! Быстро, быстро, э-э…

Сотник от боя не отказывается, за своё бьётся, а султану, видать, только в развлечение – поглядеть, как его же стражников колошматят. Знай себе кричит, хохочет, в ладони хлопает да подначивает всех, как капризный ребёнок…

– Повтори, пажалуйста! Ай, как красиво! Ещё хочу… Эй, ты, с пикой, иди сюда. Все трое идите. Казак, вот ещё такие есть. Повтори, а?

Пяти минут не прошло, а разбил сотник всех басурманских воинов, что у воеводы в отряде оставались. Тогда только султан чуток успокоился, рукой сотнику махнул, дескать, погоди минуточку, переведи дух, я сейчас, продолжим разговор…

– Спасибо, дарагой! Очень тибе благодарен, очень! Теперь обсудим продолжение. Ты меня так порадовал, что я окажу тибе за это великую честь – я тибя сам убью! Сматри сюда, э-э…

Руку за пазуху сунул и волшебную перчатку достал. Ведьма от вожделения чуть слюнями не поперхнулась, в спину воеводе кулачками стучит:

– Вот она! Исполни же обещание, иди и убей его! Или сам умрёшь здесь же…

Не посмел воевода перечить, ятаган из-за пояса вытянул и к своему же господину со спины подкрадываться начал. Да, да, вот такой негодяй…

– Ну всё, казак! Достал, казак! Прощай, казак! Я тибя убивать буду, казак! – султан объявил, пальцы сжал-разжал, да и сорвалась из волшебной перчатки длинная зелёная молния!

Полетела в сотника, а он её недолго думая шашкой отбил на другой берег, прямо в войско басурманское!

И пошло-поехало веселье…

Султан Халил перчаткой из руки колдуна одну за другой молнии разные регенерирует! Прямо в сотника кидает не целясь, массово лупит, авось какая и попадёт. Ну и сотник, само собой, на месте как пень не стоит, туда-сюда перед войском басурманским бодренько бегает. Где пригнётся, где подпрыгнет, где плашмя упадёт, и то, что по нему не попало, прямой наводкой по челяди султанской шарахает! Там люди тоже не дураки, сыпанули в разные стороны, в песок зарылись, по кустам попрятались…

– Слушай, так нечестно, э-э… Ты паближе падайди, дай мне тибя уже убить, да?!

– Я что ж, дурной? – казак сам у себя спрашивает, хоть и вопрос риторический.

А молнии вокруг так и мелькают! То длинные зелёные, то зигзагообразные голубые, то вообще шаровые, разноцветные, переливающиеся. Их сотник шашкой рубить наловчился, и ведь не берёт его через стальной клинок разряд электрический! Редкую вещь дал ему Степан Разин, самую что ни на есть волшебную…

– Нет больше маего на тибя терпения! – султан вскричал да как запустит кручёным самую что ни на есть большущую шаровую молнию, размером с тыкву! Все аж глаза зажмурили…

А сотник её на шашку принял да в обратку тому же Халилу и стряхнул!

– Сдачу прими, да не обляпайся…

Полетела молния назад с поразительной скоростью, султан в испуге руку впереди себя выставил, так и принял удар на волшебную перчатку. В единый миг кожа колдовская вспыхнула и, сгорев, чёрным пеплом на землю осыпалась!

Ведьма вопль издала жутчайшей силы – от тоски и рухнувших надежд! Воевода с ятаганом занесённым за спиной владыки своего замер как статуя. Слон молчит, не пикнет даже, понимает, какой момент драматический. Султан рукой обожжённой трясёт, слов не находит. Обидно и больно, а что ж делать-то? Всё, второй перчатки нет…

Тут такая тишина настала, какая только перед бурей бывает. Чистая, звонкая, прозрачная, и в той тишине, громом слышимый на версту шёпот султанский изумлённый раздался:

– Э-э, ты что сейчас сделал, э?

А у сотника тоже шашка аж красной от перегрева стала, бросил он её наземь, чтоб рук не обжечь, она и пропала – как не было. Видать, к хозяину своему призрачному вернулась. Но что сказать: свою службу оружие дивное честно исполнило, вражеское волшебство верой и правдой победило, стало быть, можно и на покой…

– Ты что тваришь, нехароший казак? Ты зачем мне такую великолепную вещь испортил, э?!

Ведьма зарычала, да поздно. Увидал воевода честный шанс увильнуть от обещания, ятаган в ножны сунул, нет ему теперь ни смысла, ни печали султана Халила убивать. Сгорела перчатка-то, всё, тю-тю…

– Эй, что ты здесь стоишь? – чуть не плача, обернулся к нему султан. – Что все стоят? Этот тип… он плахой, он миня сейчас очень сильна абидел… Убейте его все наконец, а?

Ну тут уже все опомнились, конечно. Встало из кустов воинство вражье, сабли да копья басурмане подобрали, боевым порядком выстроились да по маху руки воеводы махнули все через речку на казака. Девушки-пленницы, одной верёвкой связанные, храброй Настасьей руководимые, остановить их пытались, да куда там… Оттолкнули их в сторону басурмане, а на сотника всей толпой могучею и бросились!

Встал казак, перекрестился, глаза закрыл, лицо к солнышку поднял. Что уж тут против такой-то силы одному, безоружному? Умирать тоже когда никогда, а надо. Взлетели над ним сабли острые, копья хищные, сталь точёная, да…

– Па-па-а! – на всю степь голосок детский раздался.

Замерли все от неожиданности. По сторонам огляделись. Видят, в полусотне шагов от них, на пригорочке, стоит грозная казачья лава! Кони донские в предчувствии боя удила грызут, копытом землю роют, из ноздрей пар пускают. Сами станичники, запылённые да усталые, на врага очень недобро смотрят, загодя рукава закатывают. А впереди на рыжем коне сам атаман суровый, дочку сотникову младшую держит.

– Папа-а!

– Дашка? – сотник улыбнулся, да так, что отпрянули невольно басурмане.

Всё, кончился миг слабости да смирения, передумал казак помирать героем, он теперь живым героем быть хочет. А значит, и будет!

– Ты поиграй в сторонке покуда, – атаман девочку с седла спустил. – А мы тут за твоего папку заступимся. Эй, хлопцы! Живьём брать демонов!

Свистнули казаки, и пошла лава с места в галоп! Как ударила по войску басурманскому, так в реку пограничную и опрокинула. А уж в реке не по-детски оторвались станичники, всё, всё гостям незваным припомнили…

И как на чужую землю без приглашения с оружием вторгаться! И как чужих девушек воровать! И как на честных людей нечистую силу с разбойниками напускать!

Басурман, конечно, раз эдак в двадцать больше было, да только не стоит сила против правды. Знают казаки, за что бьются, и нет у них жалости ни к себе, ни к врагу. В каждого словно медвежья сила влилась, усталости не ведают, страха не знают, валяют басурманских воинов, словно матрёшек деревянных. Те уже и не знают куда деваться, оружие наземь бросают, всем богам молятся. Кто похрабрей – сразу в плен сдаётся, кто похитрей – у танцовщиц восточных под вуалями прозрачными спрятаться норовят…