Двенадцать подвигов России - Александр Торопцев

Против явного возвышения светской власти над духовной воспротестовали некоторые иерархи русской церкви, причем все они являлись откровенными врагами Никона. Осудив своего противника, предпринявшего отчаянную попытку возвысить церковь над государством, они сказали «А». Но когда их «попросили» сказать «Б», они вдруг заартачились, не понимая, что весь глубинный смысл хорошо продуманного сценария «великого собора» церковного 1666–1667 годов как раз и состоял в разгроме тех, кому грезилась идея «Православной Священной Русской империи».

Великий собор осудил несогласных с тем, что светская власть должна стоять над церковной, а «Никон потому и пал, что историческое течение нашей жизни не давало места его мечтам, и осуществлял он их, будучи патриархом, лишь постольку, поскольку ему это позволяло расположение царя» (Платонов, стр. 443).

Но опальный патриарх, если судить по дальнейшей его судьбе, этого не понимал. Когда его в монашеском клобуке вывели на улицу, он сел в сани и громко сказал:

— Никон! Никон! Все это тебе сталось за то: не говори правды, не теряй дружбы! Если бы ты устраивал дорогие трапезы да вечерял с ними, то этого бы не случилось!

На публику играл Никон или впрямь так считал, трудно сказать. Только ошибался он в своем причинно-следственном анализе произошедшего. Впрочем, публике-то вполне хватало изреченного опальным патриархом, она стала жалеть Никона.

Он был доставлен на патриарший двор. Здесь к нему явился Родион Стрешнев с деньгами и запасом мехов от царя. Никон отказался от царской подачки. Стрешнев передал ему, что царь просит у него прощения и благословения. Никон изрек: «Будем ждать суда Божия!»

Уже выехав за пределы города, он не отказался принять теплую одежду и двадцать рублей денег от простой и небогатой вдовы. Сопровождал его отряд в двести стрельцов. В Ферапонтовом монастыре ему запретили писать и получать письма. Несмотря на это царь неоднократно пытался примириться с Никоном. Не был Алексей Михайлович злым человеком, но был он царем крупнейшей державы. Дорог ему был Никон как человек, но не как крупный политический деятель, способный возвыситься над ним. Никон от примирения не отказывался, но и прощения царю не давал, «не разрешал его совершенно», выставляя перед царем условие: когда вернешь, тогда и прощу, и благословлю.

Но куда ж такого матерого политика возвращать? На патриаршую кафедру?! Верные Алексею Михайловичу люди в 1668 году донесли, что к Никону являлись казаки с Дона и будто они хотели вызволить пленника. После этого были приняты меры предосторожности, усилена и без того надежная охрана отрешенного патриарха.

Двадцать стрельцов с тяжелыми дубинами постоянно дежурили у кельи Никона, хватали всех, кто оказывался рядом, пытали.

После смерти царицы Марьи Ильиничны царь вспомнил о бывшем друге, послал к нему Стрешнева с деньгами. Никон от денег отказался.

Он держался несколько лет. Но в 1671 году сдался. Заточение в келье Ферапонтова монастыря надломило волю старика. Не железным он был человеком, хоть и упрямым. Железным был протопоп Аввакум. Никон был мягче, обыкновеннее. И в этой обыкновенности сокрыта тайна его силы, притягательности, авторитета.

В 1671 году он написал царю примирительное письмо, полное жалости к самому себе… «Сижу в келье затворен четвертый год… цинга напала, ноги пухнут, из зубов кровь идет, глаза болят от чада… ослабь меня хоть немного!» В это же время Алексею Михайловичу донесли о том, что Никон посылал Стеньке Разину доверенного человека. Ссыльный наотрез отрицал это. Царь поверил ему, но перевести его в Иверский или в Воскресенский монастырь не решился, повелев ослабить режим заточения Никону в Ферапонтовом монастыре и часто посылая туда обильные подарки.

К этому времени противостояние противников и сторонников никоновских нововведений достигло взрывоопасного напряжения. И грянул новый взрыв. В 1667 году монахи Соловецкого монастыря, несогласные с реформой низложенного патриарха, послали царю письмо с просьбой разрешить им отправлять богослужение по старым книгам. Царь дал категорический отрицательный ответ. После недолгой переписки с монахами он послал в Соловки войско. Монахи взялись за оружие. Соловецкий монастырь, возведенный Филиппом Колычевым, представлял собой хорошую крепость. На стенах защитники установили 90 пушек, запасов продовольствия здесь было собрано на несколько лет, на помощь монахам набежало со всех концов страны, в том числе и с Дона, много разбойного люда — не просто было взять эту крепость.

Царские люди осаждали Соловецкий монастырь несколько лет. Сменяли друг друга воеводы, увеличивалось количество воинов, какими только средствами ни пользовались осаждавшие. Монастырь взять они не могли. В таких случаях очень часто дела решают предатели. Нашелся такой и в Соловках. В январе 1676 года монастырь был взят.

С раскольниками расправились сурово. Пустозерск и Кола — обители для приговоренных к медленной голодной смерти — ждали самых непокорных. А те, кто просил прощения, отрекся от своих убеждений, царь простил и оставил в Соловецком монастыре.

Войну с монахами царское войско выиграло, но не выиграл ее царь и русский народ, потому что огонь пушек со стен Соловецкого монастыря воспламенил сердца людские, и раскол степным пожаром распространился по Руси. В Москве сменились три патриарха: Иосиф, Питирим. Иоаким. Все они побаивались Никона, делали все, чтобы Алексей Михайлович не выпустил его из Ферапонтова монастыря.

В 1667 году скончался царь Тишайший. На российский трон воссел Фёдор Алексеевич. Ему потребовалось пять лет, чтобы патриарх Иоаким и созванный собор благословили царя вернуть из ссылки Никона, совсем уж больного. Теперь действительно его можно было возвращать в столицу. Теперь он был не опасен. Ни царю, ни Иоакиму, которого когда-то Никон выписал из Киева в Москву, назначил келарем в Чудов монастырь и который предал своего благодетеля…

Теперь Никон был тяжело болен.

Дьяк Чепелев приехал в Ферапонтов монастырь. Никона, едва двигавшего ноги, привезли на берег реки Шексны. Освобожденный патриарх попросил ехать через Ярославль. Его посадили в быстрый струг, и побежали перед глазами живописные русские берега… сплошь усеянные русским людом.

Быстрее реки бежала молва, гораздо быстрее! Люди стояли на берегах и молча смотрели на струг, в котором сидел седой старец. Никон чувствовал их взгляды и радовался. Ему удалось прожить жизнь честную. Для человека наивного и искреннего это немало. Он поднимал усталую голову, смотрел на левый берег, затем на правый, видел, а скорее чувствовал колыхание деревьев и трав, разноцветье людских глаз, пристально и молча глядевших на струг, в котором седой старец думал тихо о чем-то.

Никон думал о смерти.

Струг достиг Толгского монастыря неподалёку от Ярославля. Здесь к Никону подошел архимандрит Сергий. Когда-то он издевался над поверженным патриархом, теперь поклонился ему в ноги и попросил прощения, честно сказал, что хотел угодить собору. Старец простил Сергия, и тот с лицом просветленным, с душой прощенной сопровождал Никона. Струг с Волги вошел в реку Которость. И здесь встречала Никона толпа людская. Народ вытащил струг на берег, стал целовать патриарху руку, а он уже так устал (да не ехать, а жить!), что лишь робко и бессловесно поворачивал голову туда-сюда.

Вечером Никон услышал благовест к вечере, оправил волосы, бороду, одежду. Архимандрит Никита понял, куда собирается старец, прочитал отходную. Никон послушно сложил руки на груди и умер.

Патриарх Иоаким наотрез отказал Фёдору Алексеевичу в просьбе отправиться в Воскресенский монастырь на погребение Никона и величать умершего патриархом, но разрешил сделать это новгородскому митрополиту Корнилию. Этот протест можно трактовать по-разному. Патриарх Иоаким, опытный политик, знал, что Фёдор Алексеевич долго не протянет, а как отнесется новый царь к тому, что он назвал бы Никона патриархом, предсказать не мог никто! Зачем рисковать?!

Фёдор Алексеевич присутствовал на погребении, целовал руку Никона. Вернувшись в Москву, царь попросил Иоакима поминать покойного именем патриарха, отослав патриарху митру Никона. И вновь повелитель получил отказ. Иоаким и от богатой митры отказался. Упрямый был человек. А может быть, очень правильный, приученный жить строго по правилам. А может быть, Иоаким своими протестами напоминал царю о том, что разговор о приоритетах светской и духовной властей не закончен?

Фёдор Алексеевич послал человека с богатыми подарками восточным патриархам и с просьбой разрешить причесть Никона к лику патриархов. Через некоторое время в Москву пришел положительный ответ. Федора Алексеевича уже не было в живых, а Иоакиму пришлось поминать Никона патриархом.

О конечном итоге жизни зачинателя крупнейшей за всю историю реформы в Русской православной церкви можно говорить бесконечно. Да, гладкой реформа не была — но подобные реформы гладкими не были ни в единой стране мира, и винить в том конкретных людей нельзя. Да, его государственная идея потерпела полное фиаско, но, кроме самого Никона, за нее никто не пострадал, а многие даже и не догадывались и не догадываются о том, почему же так раздружились царь Алексей и патриарх Никон… Да, русский народ не мог безоговорочно принять реформы, потому что по старине он жил, побеждал, терпел обидные поражения, падал под ударами врагов, поднимался, молился, копил силы, накапливал, выходил на поля сражений и побеждал все чаще, чаще… С 988 по 1650 годы русские люди отправляли богослужения по старым обрядам. Около 700 лет! Почти 40 поколений! Немало!! И никто до этого не укорял русских людей в «неправославности»! И вдруг на тебе! Обвинили. И кто обвинил? Бедные патриархи, нищие. Попрошайки. Что им надобно в русской столице? Только деньги. А деньги дают часто и много только тем, кто их зарабатывает. У восточных патриархов была только одна возможность постоянного заработка в России: стать здесь «нештатными» консультантами русских царей по вопросам православной веры, надежными помощниками и проводниками политики русских царей. Эти мысли приходили в головы всем русским людям, и они, конечно же, из чисто патриотических побуждений не могли изменить религиозные книги и богослужебные ритуалы своих предков — великих предков, сотворивших к середине XVII века могучее государство.