Поводырь - 4 - Андрей Дай

Все городские гостиницы стояли пустыми, в ожидании неопределенного количества гостей - к нашему удивлению, часть свиты наследника, не доезжая Колывани, свернула на юг, в сторону Барнаула. В особняках Асташева, Тецкова, Поповых, Тюфиных и Мартинса гостевые комнаты тоже привели в порядок.

Четыре недели подряд солдаты Томского губернского батальона грохотали подкованными каблуками по промерзшим улицам, отрабатывая неведомые им прежде перестроения. По Соборной площади, в той части, что осталось пустой после возведения стеклянного павильона нашего, губернского Экспоцентра, безсоновские казаки выделывали совершенно цирковые трюки на лошадях.

В одном из особнячков на Обрубе, доставшемся Магистрату "за неимением иных наследников" обустроили целебные бани. Их уже опробовали горожане, и признали штукой хоть и чудной, но весьма полезной.

В застекленном, похожем на изрядно выросший торговый киоск из двадцать первого века, две последние недели кипели совершенно мексиканские страсти. Размеры экспозиции неожиданно для нас, организаторов, оказались много меньше, чем число предлагаемых для размещения экспонатов. Купцы и промышленники, явившиеся в столицу края, как только слухи о скором приезде царевича подтвердили в губернских "Ведомостях", готовы были бороды друг другу выдрать в спорах - чей товар имеет больше прав на то, чтоб попасть под ясны очи Великого князя. А потом приехал обоз из Барнаула, и все, даже только что готовые выцарапать конкуренту глаза, сплотились уже против наглецов с юга. Скандал был неминуем. Пришлось даже отправлять на площадь дежурный казачий десяток. И тем не менее, за решением неожиданно возникшей проблемы все-таки пришли ко мне.

Дело в том, что Змеиногорские мастера, притащившие в Томск здоровенную малахитовую скульптуру, выбрали беспроигрышную тему. Они высекли из цельного куска орла о двух головах в натуральную величину. Хищно поглядывающий в четыре глаза на беснующихся от ярости купцов, птиц занял бы сразу три места на выставке достижений губернии!

- Пристроить стеклянные же сени, - решил я. - По центру поставить полуколонну с птицей. Надписать имена мастеров...

- А рудник?! - петухом вскинулся гость с юга губернии. - А горное правление?!

- У нас этакая красота только в одном месте водится, - разом отмел я все возражения. - И рудник сей, на весь мир известен. Неужели Государю Николаю Александровичу о вотчинных землях своих неведомо?!

Так двуглавая птица поселилась на входе в наше ВДНХ. А павильон все-таки пришлось немного расширять. Совсем чуточку. Магистрат принял решение собирать небольшой взнос в пользу города за участие в экспозиции. Часть особенно прижимистых купчин сразу куда-то испарились...

Ссыльных, признанных неблагонадежными, перевели в другие селения губернии. За тех, что остались должен был кто-то из уважаемых горожан поручиться. Жандармский штабс-капитан, генерал Сколков и мой полицмейстер решили, что этого будет вполне довольно, но я настоял на том, чтоб в домах, где было спрятано приготовленное для восстания оружие, поместили небольшие отряды солдат или казаков. И все равно на сердце было неспокойно, пока не стало известно, что кроме атаманцев, с Никсой прибудет еще жандармский полуэскадрон и два эскадрона конногвардейцев. Ах, как красиво, должно быть, они, блестящие господа в парадных мундирах на великолепных скакунах, въезжали на улицы моего города...

Вечер третьего дня нашим планом отводился на большой бал. Утром Тецков с Тюфиным должны были сопровождать Великого князя в Черемошники, где намерены были похвалиться только-только достроенным речным портом. Время примерно с обеда и до вечерних сумерек, оставляли молодому наместнику на отдых и подготовку к вечернему мероприятию, которое должно было, словно царская корона, венчать всю эту трехдневную суету.

Вполне логично для меня, было ждать посетителей в первой половине дня. Я и ждал. Как юный влюбленный, прислушивался - не хлопнут ли входные двери, не заскрипят ли половицы под каблуками с последними новостями спешащих ко мне соратников. Я даже велел белорусу убрать из комнаты часы, чтоб не смотреть на то, как ленивая стрелка ползет от одной цифре к другой.

Потом Апанас принес опостылевший за прошедший месяц мясной бульон. Ни куриный, ни свиной, ни тем более - говяжий уже в горло не лезли. Хотелось самых обычных пельменей, или котлету с макаронами. Что-нибудь осязаемое, что-нибудь, во что можно было бы впиться зубами, а не цедить, как воду. Слава Богу, я хотя бы право на то, чтоб самому держать ложку дней десять назад отвоевал. Я понимаю - поначалу! Руки так дрожали от слабости, что я и капли бы до рта не донес. Но теперь-то! Теперь мне доктор разрешил даже иногда сидеть, обложившись подушками. И раз голову не простреливало при каждом произнесенном слове, значит - и кушать так, как это делают все обычные люди, я уже был вполне в состоянии.

Похлебал. Слуга крошил в тарелку хлебную мякоть, словно я беззубый старик, но я даже ругаться с ним не хотел. Маткевич и это пока запрещал. Благо хоть у Апанаса было собственное мнение на процесс моего лечения.

Толи сравнительно более твердая пища так на меня подействовала, толи снова переоценил свои силы, только сразу после трапезы меня потянуло в сон. Белорус убрал лишние подушки из-за моей спины, поправил одеяло, и, шлепая задниками войлочных чуней, ушел.

Спал вроде бы не более получаса, а проснулся уже в серых сумерках. Почивал бы, быть может, и дальше, но кто-то догадался приложить тыльную сторону ладошки к свободной от повязок, правой стороне лба. Мне сейчас много и не нужно - муха по ставшей вдруг сверхчувствительной коже лица пробежит, у меня все внутри сжимается в ожидании нового всплеска боли. А тут - рука! Легкое прикосновение, словно аварийная катапульта, вышибла сознание из царства Морфея.

Я открыл глаза, и попытался разглядеть человека, догадавшегося потрогать мой лоб в дюйме от раны. Лица из-за заслоняющей обзор этой самой пресловутой руки видно не было, но то, что у моей постели сидит женщина - определил со всей определенностью. Ладно, хоть не догадался вслух перебирать имена в попытке отгадать, кто из местных дам, может решить вот так - вдруг - почтить своим присутствием мою гм... больничную палату.

- Сударыня, - негромко выговорил я.

Она резко, будто испугавшись звука голоса, отдернула ладонь, и я, к вящему своему удивлению, узнал в посетительнице Надежду Ивановну Якобсон.

- Здравствуйте, Герман, - поджав нижнюю губку, строго сказала она.

- Здравствуйте, Наденька, - поздоровался и я. - Простите, не ожидал вас здесь увидеть. Тем более, сейчас.

- Отчего же? - укоризненно дернула бровью девушка. - Мы, кажется, уже договорились отринуть те глупые обиды! Жаль, что у вас не сыскалось время еще тогда, в Петербурге, рассказать мне о ваших делах. Даже наш милый Бульдожка куда более меня осведомлен о том, что вы здесь затеяли!

- Как вам понравился Томск? - направление разговора мне не понравилось. Пришлось срочно менять тему.

- Интересный городок, - улыбнулась мадемуазель Якобсон. - Не ожидала, что здесь так много людей. И все эти толпы вдоль улиц... Ее высочество даже жаловалась, что это излишнее внимание начинает ее утомлять.

- Они искренни, - вернул я улыбку. - Они действительно рады... таким гостям.

- Да-да. Это понятно. Но... Нам говорили, вы уже больше месяца не встаете?

- Мне уже лучше. Думаю, уже через неделю доктор позволит мне...

- Вот как?! - мне показалось, или она действительно оказалась слегка разочарованной? - Выходит, я могла зайти к вам завтра?

- Как вам будет угодно, сударыня. Двери моего дома всегда для вас открыты!

- Спасибо. Кстати, симпатичный у вас, Герман, дом. В Петербурге болтают всякое. Я опасалась увидеть здесь что-нибудь... этакое... Его высочество намедни даже изволил остановить санки, дабы получше рассмотреть ваше обиталище.

- Передайте Их высочествам мое приглашение осмотреть мой дом изнутри. Я, к сожалению, пока не в силах их сопроводить... Но секретарь, Михаил Михайлович Карбышев, я уверен, с большим удовольствием, сделает это за меня.

- Я передам. Боюсь, сегодня уже не выйдет. После бала у Их высочеств вряд ли найдется время...

- Ах, да. Сегодня же бал, - с деланным энтузиазмом воскликнул я. - Что же вы, Надежда Ивановна? Неужто, ради меня решили отказаться от этакого-то развлечения?

- Да что бал, - с видом матерой светской львицы, отмахнулась девушка. - Что такого в том балу? Мне право неловко, что я только теперь, на третий день после приезда, выбрала время вас навестить. Вам должно быть скучно и грустно здесь... одному.

- Последние несколько дней - да, - отчего-то вдруг решился признаться я, прекрасно осознавая, что наверняка сюда, вместо бала в бывшем доме Горохова, Наденьку отправила принцесса. И что теперь эта девушка ждет от меня оценки своей жертвы. - Прежде у меня было довольно гостей. Они не давали мне заскучать.