Время, Люди, Власть. Воспоминания. Книга 1. Часть 2 - Никита Хрущев

Таких танков набралось немало. Из них мы потом создали материальную часть для танковой армии и назвали ее 1-й танковой армией. Не знаю сейчас точно, сколько имелось в ней танков и какой системы. Т-34 числились единицами. Основную часть машин составляли устаревшей конструкции танки, которые и по вооружению, и по броне не находились на уровне требований, стоявших перед танковыми войсками. Слабы были эти танки. Но, все-таки, это танк! Все-таки, это броня, а не человеческая кожа. Поэтому мы возлагали большие надежды на эту танковую армию. Помню нашу радость, когда мы закончили ремонт и организовали армию. Командующим этой армией назначили генерала Москаленко[104]. Он стал первым из командующих танковыми армиями в СССР. Мы вывели его армию в направлении Калача. Перейдя Дон, она вышла на его правый берег, с тем чтобы преградить путь противнику, который рвался к Калачу. Должен сейчас признать, что мы тогда несколько переоценили надежды, которые возлагали на эту танковую армию. Когда она переправилась через Дон, мы вздохнули несколько посвободнее, поскольку считали, что она не позволит противнику подойти с ходу к Дону.

Мы с командующим войсками фронта Гордовым перенесли фронтовой командный пункт под самый Калач, в какой-то хутор на левом берегу Дона. Заняли там домик буквально у самого берега реки, второй с краю в западной части хутора. Заняли его потому, что все время летали немецкие бомбардировщики и бомбили наши позиции. Там стояла батарея, которая прикрывала переправу и привлекала внимание бомбардировщиков. Они всегда разворачивались в воздухе над этим хутором, как раз над нашим домиком. А мы надеялись на то, что противник никогда не подумает, что именно в этом месте находятся командующий войсками и член Военного совета фронта. Здесь же был расположен пункт связи. Все это было замаскировано, а жили мы в домике.

Был и такой случай. Приехал к нам на фронт Василевский[105], начальник Генерального штаба. Поговорили, он познакомился с обстановкой. Пришло время ночного отдыха. Мы с ним расположились на сене. Постлали его, а сверху положили жерди: прикрылись, одним словом, и от росы, и от солнца. Долго не могли уснуть. Только задремали, как я услышал шум. Проснулся и Василевский. Оказалось, приехал Москаленко. Приехал очень нервный и возбужденный. Говорю: "В чем дело?". Москаленко вообще человек легко возбудимый. Это я знал. Но тут он был особенно не в себе, ругал танкистов: "Такие они сякие, не хотят воевать. Я револьвером угрожаю, заставляю их продвигаться вперед". Я ему: "Вы успокойтесь прежде всего". А он опять начал волноваться, не может никак себя сдержать. "Да в чем же дело?". Отвечает: "Вот столько-то потеряли мы танков и так-то вот ведут себя танкисты". Очень неодобрительно он о них отзывался. Да, несдержанный был человек по характеру. Но я ценил его за беспредельную преданность Родине и безграничную храбрость. И тогда я предложил Василевскому: "Давайте поедем и посмотрим танковую армию".

Ночь была лунная. Знаете, как бывает на юге? Хоть газеты читай при луне. Сели мы на машину и поехали. Ехать нужно было обязательно через Калач, ибо там была переправа. Мы быстро поднялись в гору, так как я считал, что танковая армия находится западнее Калача, оказалось же, что она отошла к берегу Дона. Ехали мы при луне без фар. Было тихо, никакой перестрелки. Как бы мирная, спокойная украинская ночь, воспетая великим Гоголем. Вышли мы из машины, смотрим. Москаленко подвел нас поближе: "Вот, - говорит, - мы танками раздавили пушку". Действительно, пушка противника выведена из строя, тут же лежит перебитый обслуживающий персонал - артиллеристы.

Одним словом, танки уже поработали. Всюду разбросаны немецкие мины противотанковые и противопехотные. То есть мы увидели, что противник подтянул сюда даже саперов. Одним словом, подготовился к форсированию Дона. Но наша танковая армия быстро была выведена из строя. Что могли, мы оттаскивали в промоины у берега Дона. Промоины, как правило, зарастают кустарником. Поэтому создавались благоприятные условия для маскировки, укрытия подбитых танков. Решили мы танки тут же и ремонтировать. Не тащить же их в Сталинград. Лучше ремонтировать на месте. Тем более что завод был близко. Рабочие приехали сюда сразу с инструментами, расположились в прибрежных расщелинах и начали ремонт. Члену Военного совета Кириченко мы поручили, чтобы он все время оставался с рабочими и помогал им организовать ремонт.

Противник быстро нащупал нас. С воздуха было видно все-таки, и маскировка оказалась недостаточной. Это ведь не лес был, а кустарник. Враг принялся бомбить и очень досаждал нам упорной бомбежкой. Мы несли потери и в людях, и в танках. Враг, конечно, считал, что там находились не только ремонтируемые, а и замаскированные целые боевые машины. Кое-что все-таки сумели отремонтировать, но танковая армия уже для сил фронта не имела первоначального значения. Возможностей у нее теперь не было, она потеряла большую часть своего состава. Кроме того, танки были старые, с изношенным ресурсом. Одним словом, остались мы практически без танков. Враг же вплотную подошел к Дону. Хотя на правом берегу мы еще имели войска, но противник уже стрелял по нашему аэродрому на левом берегу. Невдалеке от нас мы расположили аэродром для самолетов связи. Там базировались У-2. Врагу это было видно с высокого берега, и он стрелял как раз через наш домик.

Мы уже привыкли к артогню и к непрерывной бомбежке с воздуха батарейного прикрытия переправы. Батарея стояла там мелкого калибра, по-моему, 37-мм пушки. Но однажды мы чуть не пострадали. Когда противник сделал очередной налет, нас предупредили, что два самолета летят прямо на наш домик. С земли всегда кажется, что именно на тебя летит самолет и как раз в тебя стреляет пушка. Зная это, мы с командующим спокойно продолжали свою беседу на крыльце дома. Там у нас был столик. Вдруг нам крикнул Божко из охраны, что самолеты сбросили на нас бомбы, мы соскочили с крылечка и легли, раздался взрыв. Божко сообщил, что разбита наша машина, ранен шофер Журавлев. Я подошел к автомобилям. Шоферы в ту пору как раз завтракали, было еще утро. Замаскированные машины стояли в вишневом саду. Видимо, противник заметил их и сбросил бомбы. Нам повезло, что домик остался невредим. Пострадал Журавлев: его сильно посекло. Когда противник сбросил бомбы, шоферы и охрана прижались к земле, взрыв конусовидным веером раскидал осколки и зацепил Журавлева. Машину тоже очень сильно побило. А больше никто не пострадал. Живучесть же соседней батареи была удивительной. Сколько раз на нее налетали немцы, все перемешалось с пылью после бомбежки, а батарея живет и ведет огонь! Ее бойцы очень упорно несли свою тяжелую ратную службу.