Без права на подвиг (СИ) - Респов Андрей

Улыбка медленно сползла с лица Матвея. Он хотел ещё что-то сказать. Но разговор был прерван криками со стороны ворот.

Встав с земли, я заметил приближающийся через пустырь к воротам Отстойника небольшой караван из трёх телег, гружённых мешками и какими-то узлами. Боясь поверить своей догадке, я поспешил приблизиться к выходу. Рядом не отставал и «товарищ Матвей». Оживились и другие пленные, столпившись у колючей проволоки в ожидании. Я всматривался в возничего головной телеги, чтобы получше рассмотреть того, кто шагал, придерживая лошадь под уздцы.

Не доходя до ворот шагов тридцати, караван встал, повинуясь повторному окрику караульных. Первой телегой действительно управлял тот самый пожилой крестьянин-поляк, с которым я договаривался на станции.

Немецкие солдаты преградили дорогу полякам, направив на них карабины. Но судя по отсутствию явной агрессии на лицах немецких солдат, Смотрящий в ипостаси обер-лейтенанта всё же проинструктировал их по поводу возможного визита поляков с фуражом.

Заминка в воротах перешла в откровенный грабёж. На глазах у голодных пленных доблестные вояки вермахта по-хозяйски пошарили среди мешков с тюками, наваленными на телеги, прихватили пару больших корзин с яйцами. Тут как тут нарисовался и Вайда со своими недополицаями.

Мне вот интересно, где ныкались эти шакалы? Ох и зря немцы разрешают им проводить ночь вне Отстойника. Ведь формально они ещё являются военнопленными. Да и для здоровья, как оказалось, вредно. По крайней мере, для одного из них.

В памяти всплыло полузабытое слово из моей юности. «Расконвоированные». Думаю, тут всё гораздо проще: засыпать среди других пленных для вайдовских ублюдков чревато серьёзными последствиями для здоровья. Можно и не проснуться.

Мне бы тоже не мешало бы поостеречься. Прикнокают ещё во сне ортодоксальные патриоты СССР. И сверхспособности не помогут. Объясняй потом Хранителям и всяким Смотрящим, что втирался в доверие и вообще сам на самом деле за наших и прочее. Мои размышления прервал неожиданный окрик.

— Что, Теличко, на запах харча потянуло?! Тоже жрать хочешь, падла? — ухмыльнулся Вайда и недвусмысленно поманил меня ладонью.

За спиной я услышал, как тихо ругнулся Матвей.

— Кто ж не хочет, господин Вайда? — в ответ улыбнулся я, чувствуя, как сводит скулы от ненависти к этому козлу, — я тут с этим паном на пару мешков брюквы с репой договорился. На шмотки сменять, уж и авансом вещи отдал, — скрывать свой гешефт с поляком я не собирался. Недополицаи вполне могли доложить о моём общении с возницей ещё на станции.

— Шо, Пэтро, коммерсантом заделаться решил? — заржал один из вайдовских подручных, — цэ дило!

— Ну, не всё же только трупы таскать. Да и разбрасываться лишними рабочими руками Рейха не рационально. Немцы всяко не похвалят. Вот и сменял рванину на силос для скота, — я смотрел прямо в глаза главарю недополицаев, не отводя взгляда и старательно растягивал губы в ухмылке.

Тот слегка нахмурился, задумавшись и придержал рванувшегося было ко мне с дубиной подручного. Потом медленно кивнул.

— А что, соображаешь, Теличко! Возьми пару человек и разгрузите мешки. Вон те: с капустой, брюквой и свёклой, что в первой телеге. Остальные телеги не трогать. То паны товар на ярмарку в Болестрашичи везут, — я не успел сдержать гримасу разочарования, что тут же просёк Вайда, — ха-ха-ха! А ты думал, они это всё тебе привезли? Дурень, ты, Петро! Как есть, дурень. Пшеки своего не упустят. За твои шмотки силосом до отвала накормят — это да!

Я отвернулся, скрежетнув зубами, и возвратился в отстойник. Заметив Ивана, стоявшего рядом с Матвеем, попросил его помочь перенести мешки из телеги.

Уже выйдя за колючку, я шепнул однополчанину:

— Вань, постарайся прикрыть меня от недополицаев. Нужно пару слов поляку сказать.

Иван лишь недоумённо глянул на меня, но кивнул. А Матвей улыбнулся и неожиданно подмигнул мне, ухватившись за верхний мешок. Приступили к разгрузке. Мешки пахли землёй и прелью. Утренний скоротечный дождь давно закончился, но, похоже, корнеплоды и раньше хранили не в самом сухом месте. Я окинул взглядом телегу. Маловато выходит. Дай бог по свеколке или репке на каждого. Червяка заморить…дохленького.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Протискиваясь между Иваном и Матвеем, я сделал вид, что запнулся о ступицу тележного колеса, ухватился за оглоблю и незаметно ткнув сидевшего с вожжами поляка.

— Пан, прими, не побрезгуй, — я быстро вложил ему в ладонь золотое кольцо, последний мой мародёрский капитал. Что там в мешочке скинул мне внук ювелира я так и не успел проверить. А рейхсмарки ещё пригодятся.

— Цо? — дёрнулся было поляк, но увидев, что у него в ладони, быстро сунул в карман, — хей! Шибко, пся крев, торби на земли! — он соскочил с телеги, оттолкнул Ивана и стал сбрасывать мешки прямо на землю, под ноги растерявшимся пленным, пиная их сапогом. Несколько мешков лопнули по шву, зеленоватая брюква высыпалась в грязь колеи.

Немецкие конвоиры засмеялись, к ним присоединились недополицаи.

— Так их, пан Збышек, бусть большевички, як свиньи, буряков с чернозёмом пожруть! — загоготал Вайда.

— Швайне! — кричали немцы, футболя сапогами корнеплоды, стараясь попасть в толпу замерших пленных. Те, в свою очередь, трясущимися руками ловили прилетавшие с комьями земли корнеплоды и не сходя с места, наскоро обтерев об одежду, впивались в них зубами. Это ещё больше завело конвой, и немцы, радуясь новому развлечению, отдавались ему самозабвенно.

Пользуясь шумом и возникшей сутолокой, крестьянин быстро отступил, встав у меня за спиной. Я услышал его едва разборчивый шёпот:

— Хватай, жовнеж, торбу с заплаткой. Там ние буряки…то шпиг слоний…солонина! Ну, шибче, шибче, пся крев!

Дважды повторять было не нужно. Я подхватил мешок, перекинув его через плечо и, стараясь не спешить, потащил его в Отстойник под смешки и подначки недополицаев, мысленно горячо благодаря смекалистого крестьянина.

Конвоиры, едва телега была разгружена и собраны рассыпанные корнеплоды, закрыли за нами ворота и расположились на утренний пикник, почти не обращая на нас внимания. Свою долю благ недополицаи отнесли к стене какого-то склада в пятидесяти шагах от Отстойника, где так же принялись завтракать. Похоже, отсутствию одного из своих они пока не придали никакого значения.

Нам же с Иваном предстояла тяжёлая работа. Поделить еду между сотнями голодающих ртов. Матвей оказался настоящим умельцем: всего лишь с помощью суровой нитки и ловкости рук смог довольно сноровисто порезать солонину так, что всем досталось пусть и не по небольшому, но вполне ощутимому кусочку. Свёклу и брюкву с репой люди просто раздирали пальцами, собирая до крошки измочаленные кусочки корнеплодов.

Делёж прошёл благополучно и солонину удалось скрыть, благо, никто из конвоиров не обращал на нас никакого внимания. Несмотря на трудоёмкость, справились меньше чем за час, не обделив и лежачих, едва передвигавшихся пленных.

Свой кусок репы я сгрыз не хуже матёрого кролика, почти не почувствовав вкуса, лишь наскоро обтерев о штанины. Полоску же солонины, толщиной в полсантиметра я незаметно подсунул совсем молоденькому пареньку, что съел свою пайку в мгновение ока и растерянно оглядывал пустые ладони. На его недоумённый взгляд я как можно естественнее улыбнулся и поднёс палец к губам.

И, естественно, это не прошло незамеченным для «товарища Матвея».

Но мне было наплевать. Тем более что совсем скоро от станции послышались гудки паровоза и прозвучала команда на построение.

В колонне по четыре мы покидали Отстойник. Да что там «покидали», брели. Ещё двенадцать трупов в дополнение к вчерашним остались лежать на земле Перемышля.

Отмучились, сердешные.

Глава 9

— Подозрительность — величайший грех, — отвечал Бог.

— Лучше погибнуть от предательства друга, чем заранее заподозрить его в предательстве.

Заподозрить человека в предательстве — осквернить Божий замысел в человеке.

Фазиль Искандер «Сон о Боге и Дьяволе».