Ермак. Покоритель Сибири - Руслан Григорьевич Скрынников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не занятие Кашлыка, а победа под Абалаком окончательно определила успех сибирской экспедиции.
Присоединение Сибири
Когда казаки овладели «царствующим градом» Сибирского ханства и окончательно разгромили армию Кучума, им пришлось подумать над вопросом, как организовать управление завоеванным краем.
Долго шумели казаки, собравшись на думу в круг. Долго не утихали страсти. Наконец, положившись на Бога, атаман велел писать войсковой приговор: подвести «живущих ту иноязычных людей под государеву царьскую высокую руку» и всех их – татар, остяков и вогуличей – привести «к шерти по их верам на том, что им бысть под его царскою высокою рукою до веку, покамест Русская земля будет стояти», «и зла никакого на всяких русских людей не думать и во всем стоять в прямом постоянстве».
Так вольное товарищество казаков утвердило историческое решение о присоединении Сибири к России.
Ничто не мешало казакам учредить в Сибири порядки, отвечавшие вековечной мечте народа о воле. Никто не напоминал им о царской казне и ясаке. И все же Ермак стал управлять краем государевым именем и обложил местное население царским налогом – ясаком. Как объяснить столь неожиданный поворот событий?
Ермак и его атаманы имели большой военный опыт и понимали, что им не удержать Сибирь, если они не получат помощи – людей, запасы хлеба, свинца и пороха – из России.
Ермак и его сверстники принадлежали к тому поколению русских людей, которые основали свои поселения в глубине «дикого поля» и вынуждены были вести изнурительную, повседневную борьбу с кочевыми ордами. Они никогда не порывали связей с покинутой ими родной землей. Многолетний опыт подсказывал казакам, что только поддержка и опора государства может дать им силы и средства, чтобы выстоять в неравной борьбе.
Обращение в Москву за подмогой было для казаков вполне естественным шагом. Разбойный набег кончился. Ермак возвращался на государеву службу. Подобное решение далось без большого труда тем соратникам Ермака, которые служили в русских полках долгие годы. В ином положении оказались Иван Кольцо и его товарищи, поставленные царским указом вне закона. Обращение к Ивану IV круто перевернуло всю их жизнь.
В казачьих станицах искал прибежище всякого рода беглый люд: порвавшие со своими господами холопы и крестьяне, бывшие городские жители, стрельцы, разорившиеся мелкие помещики и другие служилые люди. Умонастроения всех этих обездоленных людей имели одну характерную особенность. Они винили во всех своих бедах своих притеснителей, лихих бояр и приказных, но не православного царя-батюшку, стоявшего на недоступной взору высоте. Эти настроения не покидали народ ни в пору успехов, ни в пору бедствий, обрушившихся на страну в конце Ливонской войны.
Царь Иван IV пролил немало крови своих подданных. Он навлек на свою голову проклятия знати. Но ни казни, ни поражения не могли уничтожить популярность, приобретенную им в годы «Казанского взятия». В фольклоре Иван IV остался грозным, но справедливым государем. Не надо забывать, что Иван IV был последним царем, при котором масса народа – феодально-зависимые крестьяне – не утратила право выхода в Юрьев день и не превратилась в крепостных.
Решение ермаковцев обратиться в Москву свидетельствовало о популярности Ивана IV как среди служилых, так и в известной мере среди «воровских» казаков. Некоторые из объявленных вне закона атаманов рассчитывали покрыть «сибирской войной» свои прошлые «грехи».
Надо помнить также, что «воровские» казаки разделились уже на Яике. Самые непримиримые из них не желали служить ни царю, ни богатому купцу. Вместе со своим атаманом Богданом Барбошей они отказались идти за Ермаком. Иван Кольцо и его сотоварищи, раз подчинившись Ермаку, не выходили из подчинения товариществу на протяжении всей экспедиции.
Под какими знаменами пришли ермаковцы в Сибирь? Ответ на этот вопрос могут дать старые описи Оружейной палаты в Москве. В них упомянуто несколько знамен Ермака. Ветхие полотнища сохранились до наших дней, но, кажется, все они, за единственным исключением, сшиты были уже в XVII веке. Лишь одно, самое древнее, по всей видимости, проделало с отрядом Ермака долгий путь с берегов Яика до самого Иртыша. Знамя было синим с широкой кумачовой каймой. Кумач расшит затейливым узором, по углам знамени – розетки наподобие цветов. В самом же центре вшиты на синем поле две фигуры из белой холстины, расцвеченной чернилами. Эти фигуры – «инрог» и лев, стоящие на задних лапах друг против друга. Царь зверей лев воплощал в себе идею могущества. Мифическое существо «инрог» изображали в виде лошади с длинным и острым рогом на лбу. То был символ благоразумия, чистоты и строгости. Как видно, в Сибири казаки Ермака сражались под тем же знаменем, что и на западных границах в грозный час вторжения полчищ Батория. Казачье знамя было много беднее воеводских. Но символы оставались теми же. Они говорили о мощи Российского государства.
Кунгурские «Сказы»
Анализируя «Историю» Семена Ремезова, исследователи заметили, что в ней имеются вклеенные листы, по своему содержанию и иллюстрациям отличные от основного текста. Листы имели особый заголовок «Летопись Сибирская краткая Кунгурская». Ученые кстати вспомнили, что в 1703 году тобольский картограф вместе с сыном ездил в Кунгур и составил чертеж этого города. Возникло предположение: не в Кунгуре ли был найден краткий Кунгурский летописец, переписанный затем рукою Ремезова и включенный им в «Историю»?
Статьи из Кунгурского летописца поражали обилием реалистических картин, относящихся к истории экспедиции Ермака. Литературоведы решили, что перед ними устные казацкие летописи, запечатлевшие в себе рассказы участников похода и сохранившиеся в устном народном творчестве.
Предположение, будто казаки из окружения Ермака вели свою казацкую летопись, шатко. Ближайшее рассмотрение Краткой летописи наводит на мысль, что Ремезов не просто скопировал найденный им в Кунгуре памятник, а в определенной мере переписал его заново. В 1697 году тобольский картограф составил Чертежную книгу. Помеченные в ней наименования многих городищ, урочищ, речек и озер находят полную аналогию в Кунгурском летописце. Может быть, Ремезов сначала записал все эти названия при картографировании местности, а несколько лет спустя нашел те же пункты в найденной им летописи? Такое совпадение едва ли возможно. Столь же невероятно, чтобы Ремезов мог составить свои карты на основе летописца, поскольку летописец был найден после составления Чертежной книги. Остается предположить, что знаменитый сибирский картограф включил
