Помни меня (ЛП) - Кора Брент

Мэддокс потянулся. Спина болела от того, что он просидел все утро. Он действительно должен отрыть стул поудобнее, чем металлический кусок дерьма рядом с кроватью Священника. Мэд положил книгу на стул и побрел на кухню. Он читал вслух «Страх и ненависть» Хантера С. Томпсона. Старик всегда любил Томпсона. Мэд верил, что где — то в беспомощном теле до сих пор живо его сознание.

Он почти схватил пиво, но передумав, решив вместо него выпить стакан воды. В дверь постучали, либо Габриэла, либо хоспис. Мэддокс открыл.

 — Почему бы тебе просто не воспользоваться своим ключом?

Ее волосы были влажными. Мэд ощутил запах дождя, когда качнулись темные волны её волос в хвостике. Он бросил ей кухонное полотенце.

 — Спасибо, — криво улыбнулась она, растирая влажные кончики между пальцами. — Это твой дом, Мэд. Полагаю, что ты, возможно, не захочешь, чтобы я заваливалась сюда без предупреждения.

Мэддокс пожал плечами, внезапно разозлившись. Она была чертовски красива. Поцелуй двумя днями ранее, тяжким грузом висел на душе. Мэддокс не был так взволнован поцелуем, с тех пор, как был еще ребенком. Ему нужно было на что — то переключиться. — Черт, меня это не волнует, Габи. На самом деле это не мой дом, — он поставил стакан на стойку и вернулся к постели отца.

Мэддокс поднял книгу и снова положил ее. Устойчивый стук дождя убаюкивал. Его веки тяжелели.

В комнату вошла Габриэла. Она прислонилась к дальней стене и ничего не говорила.

Несколько минут послушав дождь, Мэд повернулся к ней. — Мигель в школе?

 — Да, — кивнула она, затем наклонилась и посмотрела в окно. – Вероятно будет лить весь день, и завтра тоже.

 — Угу, — сказал Мэддокс, потеряв интерес, — много дождей.

 — Может быть для реки достаточно плохо, затопит.

Он возразил: — Черт, они говорят это каждый раз, когда по прогнозу есть больше четверти дюйма.

 — Так и есть, — согласилась она.

Мэддокс видел, что она мешкает и смотрит в пол.

 — Дженсен будет чуть позже, — сказал он. Они установили перемирие, Мэд и его брат. Они почти не разговаривали, осторожно избегая друг друга в молчаливом согласии, им нужно дать их отцу обрести покой.

 — Я знаю, — кивнула Габи.

Мэд встряхнул головой. Конечно, она и Дженсен должно быть часто разговаривают. Они ведь воспитывают сына. Он задавался вопросом, рассказала ли она Дженсену об их страстном поцелуе на кладбище. И пришел к выводу, что нет.

Габи вздохнула. Она не сдвинулась со своего места у стены. Мэддокс посмотрел на гладкую бежевую майку на ней. Хлопок растянулся на груди, которые со временем стали больше. Он задумался, также ли они хороши на вкус, как десять лет назад.

 — Мэд? — спросила она тихо. — Хочешь поговорить?

 — Что, здесь?

 — Здесь, — она пожала плечами. — Здесь хорошо.

Он нахмурился и посмотрел на отца. Каждый его вдох был борьбой. Конец этой борьбы был не за горами.

Хотя он понимал, что это ничего не изменит, он все равно сказал. — Я не хочу его беспокоить.

Габриэла перевела взгляд. Мэд видел, как ее лицо смягчилось, когда она посмотрела на отца с нежностью. — Я думаю, что он заслуживает это услышать. Я думаю, что он хотел бы узнать, чем все это закончилось.

 — Это закончилось давным давно, Габс.

Она вздохнула. Не в первый раз Мэддокс задавался вопросом, как часто она действительно думала о нем в течение последнего десятилетия. Видимо, для нее это было неизбежно. Она была здесь, в этом самом месте, откуда она поклялась сбежать. И компанию ей составили его отец и брат. И, конечно, его племянник. Он не позволил ей сорваться с крючка. Она сделала с его сердцем то, что все прое*нное время в мире не сможет его исцелить.

 — Прости, Мэд. Ты опять заставляешь меня это говорить?

 — Опять было бы круто.

 — Прости, — прошептала она, с жалостью. — Ты когда-нибудь задумывался, как все выглядело, с моей стороны?

Мэддокс смотрел в книгу, не видя слов. Он ждал, когда она продолжит.

 — Я имею в виду, Иисусе, Мэддокс, мы были детьми. Мой мир перевернулся, и я должна была заканчивать среднюю школу в этом странном месте. Я даже никогда по-настоящему не была с парнем до этого. А потом пришел Мэд Маклеод. Горячий плохой мальчик в Раздор-Сити. — она улыбнулась, рассеянно играя с кончиками черных волос. – Ты же был таким, знаешь. Конечно, знаешь. Каждая девушка в округе Марикопа хотела кусочек тебя.

Мэддокс захлопнул книгу. – Так много девушек кругом, — насмешливо сказал он.

 — Чудачки, — она закатила глаза. Потом стала серьезной. – Много достойных. И ты вроде не был парнем, который говорил о своих чувствах. Иногда я не понимала, что, черт возьми, происходило в твоей голове. Никто не понимал.

 — Херня. Ты не можешь это отпустить

Она кивнула, её мысли были далеко, пока она смотрела в окно на дождь, наполняющий поверхность бассейна пустыни. — Ты же знаешь, Мэд, ты мог бы оттрахать меня десятками способов, а потом посмеяться над этим. Я знаю, с другими у тебя было именно так. — Ты действительно хочешь отругать меня за местных вишневых давалок после всего?

 — Нет, — сказала она, печально посмотрев на него. — Это не приходило мне на ум до поры до времени, ты никогда не относился ко мне иначе, чем по-хорошему. Конечно, тогда уже было слишком поздно.

Мэддокс все еще не был в настроении облегчить её состояние. Он посмотрел на нее:

— Снизошло озарение, сеньорита де Кампо.

Она проигнорировала его сарказм. — Ты должен знать, что не Дженсен сделал первый шаг. Я. Он не трогал меня, пока я не попросила.

 — Дженсен, — проворчал Мэддокс. — Мой собственный чертов брат. Понимаешь, я даже не знаю, кто из вас хуже. Он уложил тебя в постель, зная, что я был там, откуда не смогу ничего сделать. А ты? Ты могла бы выбрать любого другого гребанного парня, Габи.

 — Нет, — печально сказала она. — Я не могла. Он был самым близким, через кого я могла бы получить тебя.

 — Ладно, это прекрасно, — он бросил книгу на пол и сделал два шага к ней. Глаза Габи расширились, и она прижалась к стене, пока он сердито смотрел на неё сверху вниз. Ее грудь задела его, и он заметил, как она, тяжело дыша, смотрела на его губы. Он схватил в охапку её черные волосы и дернул, достаточно грубо. Краткий испуг в ее глазах сменился чем-то еще. Он мог сказать, что ей понравилась вспышка боли так же, как ей нравилось и то, как его руки грубо шарили между ее ног. Е**ть все это, он мог взять ее прямо там. Прямо там, в той же комнате, где умирал его отец, он мог спустить эти влажные джинсы по ее бедрам и приплюснуть ее к этой стене, пока она будет извиваться, и просить о большем. Он знал, как сделать, чтобы это произошло. И тогда он оставит ее без слов, пусть это и почти убьет его, но удовлетворенный тем, что он получит что-то из своего прошлого. Что-то вроде мести. И тогда, возможно, она уйдет из его мыслей.