Моя фронтовая лыжня - Геннадий Геродник

Побалагурили, обменялись табачком, покурили - и разошлись. А ночевать все равно где-то надо. Начальство решило: бивуак разобьем в лесу, между Мясным Бором и Теремцом Курляндским.

На пути от Малой Вишеры до Мясного Бора штаб нашего ОЛБ заметно посмелел. В Папоротно и Селищенском Поселке, в Арефино и Борисове насчет костров и заикаться нельзя было. А здесь, можно сказать, под носом у немцев пожалуйста, разводите. Только не под открытым небом, а в своих шалашах. Поэтому строить их надо достаточно просторными и высокими.

Наше начальство убедилось, что без горячей пищи и кипятка, без обогрева и просушивания портянок лыжбатовцы здорово измотались за несколько дней, еще не вступив в соприкосновение с противником. Кроме того, штабисты увидели, что к такому же выводу пришли части, прибывшие на фронт до нас.

Одним словом - ура, сегодня разрешены костры! Прорыли-протоптали мы в метровом снегу ходы-дорожки, соорудили на каждое отделение по "еловому чуму" с очагом посреди. Шалаш моего отделения на самой юго-западной окраине леса. Нашему взору открывается вид на уходящую вдаль, поросшую низким кустарником снежную равнину. По мере наступления темноты вдалеке все явственнее заметны огненные параболы ракет и трассирующих пуль.

Наш "чум" такой вместительный, что мы даже смогли взять на постой лишнего человека. Им оказался кавалерийский лейтенант с синими петлицами, порученец из кавкорпуса генерала Гусева. Он скакал откуда-то из глубины прорыва в Малую Вишеру. За километра два до Теремца его конь сломал на лежневке ногу. Коня лейтенант пристрелил и, взвалив седло на спину, двинул дальше пешком. С наступлением темноты решил переночевать, чтобы утром продолжить путь на попутных машинах. Поиски ночлега и привели его к нашему шалашу.

Фронтовая солдатская гостиница готова, собираем валежник для костра... И вдруг наше внимание привлекло нечто такое, с чем мы столкнулись впервые.

С окраины нашего же леса, примерно в полукилометре правее лыжбатовского бивуака, в небо взвилось несколько десятков хвостатых ракет. Спустя секунду-две послышалось ритмичное стрекотание - в непостижимо быстром темпе, металлически-звонкое. Ракеты плавно описали не очень крутую параболу и дружно устремились к земле. Туда, где мы наблюдали огни обычных ракет и трассирующих пуль. Над местом приземления вспыхнуло багровое зарево, пульсирующее, играющее огненными сполохами. И когда угасло зарево, мы услышали приглушенные расстоянием звуки разрывов. В отличие от выстрелов, в очередности разрывов никакой ритмичности не улавливалось. Они поражали цепь обвально-хаотически, как горный камнепад.

Спустя, быть может, минуты две-три грянул еще один такой залп хвостатых ракет - и все повторилось в той же последовательности. Никто, даже такой бывалый фронтовик, как политрук Гилев, не мог объяснить, что это за штука. Консультантом выступил кавалерист.

- Это наши новые минометы. Бесствольные. Страшно засекреченные. Возят их на быстроходных машинах, под брезентом. Во время стрельбы другие рода войск близко не подпускаются. Дадут два-три залпа и быстренько переезжают на новые позиции. Называют эти минометы "Раисами", "Раечками". Потому что у них реактивные снаряды: эр-эс. Больше ничего не знаю. А если бы и знал, то не имел бы права разглашать военную тайну.

Рассказ лейтенанта очень заинтриговал, но ни в малейшей мере не удовворил нас. Бесствольные минометы? Как это может быть? Что за нелепица!

В ту пору, за пятнадцать до начала космической эры, о принципах реактивного поа широкие массы имели весьма смутное представление. Поэтому недоуменных вопросов и разноречивых мнений было хоть отбавляй. Дескать, миномет без ствола - это такая же диковинка, как винтовка или автомат без дула.

Обсудили эту проблему я и Фунин. Попробовали представить себе конструктивные особенности загадочного миномета. Принцип поа реактивного снаряда нам был понятен. Но как же без дула направить его по заданной траектории? Судили-рядили и так и эдак. Но не сообразили, что по снаряда может направлять не только цилиндрическая труба, но и обычный рельс.

Итак, в ночь с 7 на 8 февраля 1942 года я впервые познакомился со знаменитой "Катюшей". Это была она! Имя "Раиса", "Раечка" не привилось. Солдаты, народ очень скоро перенарекли ее.

Минометный сабантуй

Поужинали мы горячим, попили настоящего чаю. Вода замечательная - та самая, которую нацедили артиллерийской гильзой на развалинах мясноборской водонапорки. Пресная "снеговуха" быстро научила нас понимать и ценить вкус настоящей воды.

Ребята повеселели. Даже шутки послышались.

- Слышь, Итальянец! А почему ты в Италию, к своему князю Сан-Донато доси не перебрался? - укладываясь рядом с Пьянковым, балагурит ротный запевала Семен Белых.

- А чего мне там делать?! - принимая игру, сердито огрызается Итальянец.

- Как - чего? Макароны в оливковом масле упал бы, в гондолах разъезжал бы, с итальянками шуры-муры разводил. Там, поди, теплынь сейчас - не то, что наша рассейская холодрыга...

Этот диалог перебил заглянувший в наш "еловый чум" политрук Гилев. Как всегда порывистый, подвижный, окинул быстрым взглядом обстановку и присел к догорающему костру.

- Как, ребята, устроились?

- Получше, чем в две шеренги вдоль железной дороги или в подвале Аракчеевской казармы.

- Ну, отдыхайте, орлы! Предстоит трудный день. Даже очень трудный! Лыжи никто не сломал?

- Пока нет...

- Так спокойной ночи, ребята!

- Спокойной ночи, товарищ лейтенант.

К сожалению, ночь оказалась даже очень неспокойной.

Только наш "еловый чум" погрузился в сон, как где-то совсем рядом раздалась серия разрывов. Со сна мы поначалу не разобрались: что это бомбежка, артиллерийский или минометный обстрел? Наступила пауза. От шалаша к шалашу передали голосом команду из штаба батальона:

- Потушить костры! Прижаться к земле!

Прижались еще до команды. Это получилось само собой, инстинктивно. Напряженно прислушиваемся: что же будет дальше? Вдруг на фоне отдаленной артиллерийской канонады и более близкой пулеметно-ружейной перестрелки послышались звуки иного рода - мягкие, но вместе с тем четкие: пам... пам... пам...

Будто некий великан выбивает исполинских размеров ковер. Потянулись томительные, тревожные секунды... Послышалось пронзительное завывание, и в расположении батальона опять с резким металлически-стеклянным звоном разорвалось несколько мин.

Не знаю, почему я сообразил, что это именно мины. Ведь под минометным обстрелом оказался впервые. Видимо, кое-что осталось в памяти от прочитанного в книгах, от рассказов старшины Борули.

Минометный обстрел в лесу еще более опасен, чем на открытой местности. Стальное веретено от соприкосновения даже с тонкой веткой прыскает во все стороны сотнями осколков и обдает сверху смертоносным душем.