Фантастическое путешествие II - Айзек Азимов

Он попытался собраться с мыслями. Итак, он все еще находится в корабле, он все еще имеет размер бактерии, он все еще находится в кровеносной системе человека, пребывающего в коме, и никто все еще не может дать гарантий, что он останется жив хотя бы в течение ближайших нескольких часов.

Он трезво осознавал все это, и тем не менее, не мог избавиться от чувства благодарности Богу просто за то, что непереносимой жары не было, что он был вместе со всеми остальными, что женщина была заботлива по отношению к нему.

— Спасибо вам за то, что втащили меня в корабль и позаботились обо мне!

— Не стоит благодарности, — безразлично заметил Конев. — Просто нам нужны вы и ваша компьютерная программа. Если бы мы оставили вас там, снаружи, весь план бы провалился, даже найди мы нужную клетку.

— Может быть, и так, Юрий, — с явной неприязнью произнесла Баранова. — Но в тот момент, когда мы втаскивали Альберта в корабль, я думала лишь о его жизни. Я не поверю, что ты оставался прагматичным и не волновался за человека, который рисковал жизнью, чтобы помочь нам, а анализировал степень его нужности.

— Конечно, чистая логика никому не нравится, — пробормотал Конев.

Все это было как раз то, что нравилось Моррисону. С той минуты, когда заговорили о возможном повреждении мозга, он старался проверить себя:

— Аркадий, при работе двигателей вы конвертируете минимизированный кислород в минимизированный гелий, и часть гелия вместе с водяными испарениями и другими веществами выхлопа выбрасывается в пространство?

— Да, — обеспокоенно подтвердил Дежнев. — И что из этого следует?

— Потом минимизированные частицы — атомы и более мелкие — просто проходят сквозь тело Шапирова, и сквозь Грот, и сквозь Землю, и оказываются в открытом космосе. Так?

— Все обстоит именно таким образом. И что дальше?

— Естественно, — продолжал Моррисон, — они не остаются миниатюризированными. Но не породим ли мы процесс, при котором Вселенная будет постепенно наполняться минимизированными частицами, если человечество будет прибегать к минимизации все чаще и чаще?

— Ну и что? Какой от этого вред? Вся человеческая деятельность даже за миллиарды лет не сможет привнести во Вселенную существенного количества подобных частиц. Но и это еще не все. Минимизация является метастабильным состоянием, поэтому всегда есть возможность спонтанного возвращения частицы к подлинной стабильности, то есть к неминимизированному состоянию.

Боковым зрением Моррисон заметил, что Баранова предупреждающе подняла руку, но излияния Дежнева не так-то просто было остановить.

— Конечно, невозможно предсказать, — продолжал он, — когда произойдет деминимизация, но, держу пари, что под Луной мало что успеет измениться, пока это достигнут. Что же касается тех нескольких, которые деминимизируются сразу же, они будут тут же абсорбированы телом Шапирова...

Тут он заметил жестикуляцию Барановой:

— Наверное, я наскучил тебе. Как сказал мой отец на смертном одре: «Должно быть, я так надоел тебе своими поговорками, что ты с облегчением ждешь момента, когда не услышишь их больше, а следовательно, меньше будешь горевать по мне и меньше страдать».

Старик был бы страшно удивлен и, возможно, разочарован, если бы узнал, как все мы, дети, оплакивали его. Думаю, я не стану подобным образом рисковать, превращая общение со мной...

— Не рискуй, — проворчал Конев, — а потому . помолчи, пожалуйста. Тем более что мы приближаемся к капилляру, в который нужно войти. Альберт, посмотри на цереброграф. Ты согласен со мной?

Стараясь, чтобы не услышали остальные, Калныня обратилась к Барановой:

— Альберт не в состоянии работать с церебрографом.

— Я попробую, — возразил Моррисон, сражаясь с ремнями безопасности.

— Нет, — повелительно отрезала Баранова. — Юрий может принять решение сам.

— Я уже сделал это, — угрюмо заметил Конев. — Аркадий, ты можешь подвести корабль к правой стенке сосуда, чтобы попасть в течение, поворачивающее в капилляр?

Дежнев ответил:

— Я приклеился к эритроциту, который движется к правой стенке. Он подтолкнет нас, или это сделает созданная им волна. Ага, смотрите, так и вышло, как в прошлом случае, когда нам пришлось повернуть в ответвление. Каждый раз я ловко использовал естественное течение.

Широкая улыбка играла на его счастливом лице.

— Отлично сработано, Аркадий! — с благодарностью сказал Моррисон.

Корабль вошел в капилляр.

Моррисон чувствовал, что вполне пришел в себя, чтобы перестать изображать инвалида. Снаружи капилляр заметно сузился, а стенки его были покрыты четко выраженными клетками. В общем, он выглядел точно так же, как тот капилляр, в который они заходили раньше.

— Хочу взглянуть на цереброграф, — сказал Альберт.

Он отстегнул ремни и, пролетев знакомый путь вверх-вниз, примостился за спиной Конева.

Это было первое самостоятельное действие после возвращения в корабль. Проделывая это, он с удовлетворением отметил тревогу на лице Калныни.

— Юрий, ты уверен, что мы в нужном капилляре?

Конев, подняв глаза от приборов, ответил:

— Чистые расчеты. Посмотрите: вот здесь артериола, где мы преследовали лейкоцит. Потом мы повернули сюда, потом сюда — пока это просто подсчет капилляров, ответвляющихся вправо. Вот сюда нас затащила белая клетка: этот капилляр — единственный, которого лейкоцит действительно мог достичь. Здесь вы развернули корабль, и мы вернулись в артериолу, дальше мы двигались в направлении ее сужения и оказались здесь. Координаты этой точки почти точно соответствуют полученным при расчетах. Это убеждает меня в правильности выбранного пути. Сейчас мы вошли в этот капилляр.

Левая рука Моррисона соскользнула с гладкой поверхности спинки кресла Конева. Его комичные попытки уцепиться за нее судорожными пальцами навели на мысль, что в усовершенствованной конструкции корабля стоило бы предусмотреть ручки на сиденьях, да и в других важных местах.

Задыхаясь, он спросил:

— И куда этот капилляр приведет нас?

— Как раз в одну из точек, которые вы считаете центрами абстрактного мышления, — ответил Конев. — Посмотрите на цереброграф: это здесь?

Моррисон кивнул:

— Только не забывайте, пожалуйста, что я определил эти точки, исходя из исследований мозга животных, а не человека. Так что, если я прав, это будет чисто умозрительное заключение.

Конев продолжал:

— Согласно вашим исследованиям, имеется восемь подобных точек, по четыре с каждой стороны. Эта самая крупная и наиболее сложная и, следовательно, дает лучшую возможность получить те данные, которые нам нужны. Я прав?