Кротовский, вы последний - Дмитрий Парсиев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я попал в жилую комнату. Мягкий свет. Разостланная кровать. Вещи развешены на спинке стула. Посреди комнаты стоит кадушка. Кадушка явно наполнена горячей водой, потому что из нее идет обильный пар. А в самой кадушке…
— Как это мило, Кротовский, — говорит Кобылкина, поворачивая ко мне голову, — Я люблю сюрпризы. Но могли бы предупредить заранее.
— Простите, что без стука, — сглатываю ком в горле, — Но сюрприз вышел с прицепом… за мной гонятся…
Далее события переходят в бешеный галоп. Дверь снова распахивается и толкает меня в спину, отправляя в полет к стене. В комнату вбегают преследователи. Кобылкина, до этого расслабленно сидевшая в кадушке, намыливая мочалку, в одно мгновение подскакивает, как напружиненная.
— Охренели, вертухаи?! — кричит она страшным голосом, твердые соски нацеливаются на наглецов, как пистолетные дула, из ее руки вырывается что-то навроде горящей веревки: «заклятие огненной плети 3 уровня».
Огненная плеть на лету сбивает пущенную в меня глыбу льда и начинает хлестать направо и налево.
— Сожгу к хренам! Совсем, уроды, страх потеряли, — Настасья Кобылкина в гневе страшна.
«Потерявшие страх уроды» Кобылкину, видимо, узнали, мгновенно «нашли» утерянный страх и кинулись вон из комнаты, напоследок получив плетью по жопам.
— Хоть бы дверь за собой закрыли, бычье невоспитанное.
Настасья успокоилась столь же мгновенно, как до этого разгневалась. Потрясающего самообладания женщина. Прошлепав по полу босыми мокрыми ногами, она подошла к двери и заперла на засов.
— Теперь долго на жопу не сядут. Прижгла им пуканы… мало не покажется. Привыкли бесправными каторжанами помыкать. Возомнили себя неизвестно кем…
Мне хватило сил сгруппироваться и принять сидячее положение, привалившись спиной к стене. Надзиратели свалили. Теперь бы еще Настасья не сожгла меня своей огненной магией, и совсем все будет хорошо.
Ни в малейшей мере, не стесняясь полной наготы, она подошла ко мне вплотную. Сидя на полу и глядя на нее снизу-вверх, вижу, как капельки воды еще текут по ложбинке между грудей… по животу… по внутренней стороне бедра… какая кожа у нее… гладкая…
— Кротовский, вас сильно знобит. Можете успокоиться. Эти… сюда не сунутся.
— Благодарю, Настасья, вы меня очень выручили… а знобит меня потому, что я провел некоторое время за пределами крепости.
— Вы — нулевка?
— Ага.
— Надеюсь, у вас был для этого веский повод. А то, знаете, не люблю дураков.
— Поверьте, у меня была веская причина.
— Ладно, верю. Вы дважды везунчик, Кротовский. Раз уж я вас спасла от этих придурков, придется помочь еще раз. Если нулевка промерз на Изнанке, то его нужно отогревать. Снаружи отогреет горячая вода, — Настасья усмехнулась, присела на корточки и начала расстегивать мой пиджак, — А чтоб прогреться изнутри, вам, Кротовский, нужна женщина… желательно огненная… вот прям такая, как я…
И когда я полностью избавится от одежды, мы вместе залезли с ней в бадью. И я отогревался… с огненной женщиной в горячей воде.
— Черт побери, Кротовский, это было… очень неплохо, — Настасья откинулась на бортик бадьи, — Тебе точно всего восемнадцать лет?
— Точно, — я прижался спиной к противоположному бортику.
— Даже не верится… ой, нога затекла, — она разогнула коленку и уперлась ступней в мою грудь, — Места здесь для двоих маловато.
— Зато я так отогрелся… это немыслимое что-то.
— Рецепт старый, как первый портал, — Настасья мне подмигнула, — Обращайся.
— Ты меня и вправду дважды спасла.
— А что ты там делал на Изнанке? — она поморщилась, разогнула вторую ногу и тоже поставила мне на грудь, — Там мочалка где-то… и мыло…
Я выудил из воды мочалку и начал намыливать ей ногу.
— Покупал макры.
— Растительные что-ли?
— Ага. Однерки.
— И стоило рисковать из-за такой мелочевки… если ты будешь так любезен и намылишь вторую ногу…
— Это меньшее, что я могу для тебя сделать… для меня это не мелочь. Речь идет о закрытии фабрики.
— А какой у тебя потенциал в магии? … о да, намыливай дальше.
— В воде все мыло смоется… у меня тройка и я картограф.
— Плевать… дряной мальчишка… ты снова меня раззадорил.
— Сама попросила намылить.
— Перестань болтать. Да. Переползай сюда…
Когда Настасья выпустила меня из своей комнаты, я чувствовал себя так, будто на мне проскакали километров двадцать. А ведь с утра я мечтал о том, как бы объездил эту Кобылкину… это еще большой вопрос, кто кого объездил… хотя, чего там прибедняться, я доволен, как слон.
Выйдя из комнаты, прикрыл за собой дверь и, слегка покачиваясь, пошел по коридору с блаженной улыбкой на губах…
— Так вот что за дело у вас было, Кг'отовский, — раздался за спиной голос Белкиной.
Глава 14
Оборачиваюсь. Белкина стоит в пяти шагах от меня с полотенцем, накрученным на голове.
— А ты чего здесь делаешь? — от неожиданности вопроса поумней у меня не нашлось.
— На четвег'том этаже душ не г'аботает, — сказала Белкина упавшим голосом и бросилась бежать.
Что ж за день такой. То на Репья нарвался, теперь на Белкину. Нехорошо вышло. Очень нехорошо. Причинять ей боль я не хочу. Сходить, может, к ней в комнату, объясниться? … нет, этого делать точно не нужно. Любые объяснения сейчас только все ухудшат. Иду к лестнице, спускаюсь вниз и беспрепятственно дохожу до старых ворот.
В момент перехода, сколько могу, удерживаюсь в межмирье. Удается продержаться дольше, чем в прошлый раз и, по-моему, начал различать больше оттенков. Затем меня привычно выбрасывает в Лицевой мир. По причине позднего времени вместо бабы Нюки здесь дежурит сторож, который открыл мне дверь особняка и выпустил наружу.
В Питере ранний сентябрь. Ночи не белые, но довольно светло еще. На крыльце ждет Анюта. Увидев меня, обрадовалась.
— Сережка, черт, я волноваться начала. Где ты шлялся?
В порыве чувств она бросилась ко мне обниматься. Нет, ну что за день такой? Бабы на меня просто вешаются сегодня. Ладно хоть Анюта целоваться не лезет…
— А чего у тебя голова мокрая? —
