Человек ищет счастья - Михаил Аношкин

Он рассказал. Еле заметно дрогнули кончики ее губ, уже готова была вспыхнуть улыбка, но девушка погасила ее.

— Идемте, — она взяла его за руку, и он повиновался. Дежурный вежливо осведомился, что нужно молодым людям. Узнав, заулыбался, уверил:

— Это мы мигом!

Кого-то вызвал по телефону. Когда за Натой и Гедалио пришли, дежурный весело подмигнул юноше: мол, будь здоров! Гедалио облегченно засмеялся.

Семенов Николаевичей Алпатьевых в Москве насчитывалось несколько десятков. Когда уточнили возраст, большая часть отпала. Из оставшихся, вероятно, кто-то и был дядюшкой Гедалио. Но который? Гедалио понял: безнадежное это дело. Однако Ната и сотрудники принялись оживленно обсуждать возможные варианты поисков. И это его насторожило. Почему приняли такое участие в его деле сотрудники адресного стола? Видно, они надеются, что Гедалио им хорошо заплатит. А он лишними деньгами не располагал. И Гедалио совсем пал духом, когда одна из сотрудниц, пожилая миловидная женщина, сказала о легковой машине. Она тут же ушла к начальнику и вернулась сияющая:

— Разрешил!

Стоп! У него для такой роскоши денег нет. И Гедалио стал торопливо прощаться. Ната поняла: его опять что-то тревожит. Отозвала в сторону, и снова он не устоял перед ее ясным взглядом. Рассказал. Ната ободряюще улыбнулась и твердо заявила:

— Мы едем!

И они поехали. Побывали у многих Семенов Николаевичей. Молодых людей принимали всюду тепло. Один Семен Николаевич оказался генералом. Узнав, кого ищет Гедалио, он пообещал свое содействие. Сегодня ему некогда. Но если, паче чаянья, они до утра не разыщут кого надо, пусть приезжают завтра к нему. Он с удовольствием поможет.

По дороге, с опаской оглянувшись на шофера, Гедалио спросил: настоящий ли это генерал. Ната удивилась:

— А какой еще?

— О! Генералы разве такие? Они, как бы сказать… — и юноша пальцем приподнял кверху свой нос, надменно откинул голову. Ната рассмеялась:

— Какой ты наивный, Гедалио! Как малый ребенок.

Гедалио удрученно вздохнул.

Другой Семен Николаевич, подвижный толстяк, развеселился, когда к нему пожаловали непрошеные гости, повел их в комнату, достал из буфета пузатый графин, рюмки. Заставил выпить и сам выпил, провозгласив:

— За вашу удачу!

Налил по второй. Так бы, возможно, последовала и третья и туго бы пришлось нашим друзьям, но появилась хозяйка. Она наметанным глазом окинула сначала графин, потом мужа. И Семен Николаевич сник, потупил взгляд. Провожая гостей до двери, он с сожалением сказал:

— Жаль, что я не ваш дядюшка!

Но Гедалио родился под счастливой звездой. Вечером они решили посетить еще одну квартиру.

Дверь открыла девочка лет девяти.

— Вам кого? — спросила она.

— Семена Николаевича, — ответила Ната.

— Дедушка! — крикнула девочка. — К тебе ученики.

Ната улыбнулась. Она еще в позапрошлом году окончила десятилетку и работала на швейной фабрике. А Гедалио вообще забыл, когда ходил в школу.

— Ученики так ученики. Правда, Гедалио? — задорно кивнула Ната.

Миновало несколько минут, прежде чем послышались шаги, и в коридоре появился мужчина среднего роста, еще крепкий, в полосатых пижамных брюках, в синей рубашке. В очках, с сединой на висках, с маленькими усиками. Он понравился Гедалио.

— Симпатичный дядька. На учителя и похож, — успела шепнуть Ната.

Обычно разговор вела Ната, вопросы наизусть выучила.

— Вы — Семен Николаевич Алпатьев? — начала атаку девушка.

— Собственной персоной.

— У вас была сестра?

Семен Николаевич медленно снял очки и тихо ответил:

— Была.

— Мария Николаевна? — радостно воскликнула Ната.

Семен Николаевич заволновался, взял очки, хотел положить их в грудной кармашек, но на рубашке кармана не было.

— Дедушка, ты же не в пиджаке, — сказала девочка.

Она не спускала любопытных глаз с гостей.

— Да, — наконец выговорил Семен Николаевич и хотел сунуть очки в карман брюк. Но в пижамных брюках тоже не было кармана. Тогда он снова одел очки. Ната не давала ему опомниться.

— Она эмигрировала, да? Давно, давно, еще в революцию?

— А вам, собственно, что надо? Кто вы такие?

— Это очень и очень важно. Вот Гедалио. Он из Аргентины.

Гедалио застенчиво улыбнулся. Ната продолжала:

— Понимаете, из Аргентины. У него мама там осталась. Мария Николаевна. Она сейчас Нисская, а была Алпатьева.

Семен Николаевич опять в волнении содрал очки, круто повернулся, хотел уйти, чтобы позвать жену. Однако спохватился, что не так делает, вернулся к гостям, взял Нату за руку. Потом сообразил, что брать-то, собственно, надо Гедалио, и отпустил Нату, взял его за руку и закричал:

— Нюся! Скорее!

Но лишь тут заметил внучку возле себя и поторопил ее:

— Беги, Нюся, и буди бабушку.

Ната была довольна удачей. А Гедалио еще не верил, что все-таки разыскал дядю.

Ната ушла вскоре, пообещав заглянуть завтра.

Гедалио остался ночевать у Алпатьевых.

Засиделись допоздна: Семен Николаевич, его жена Людмила Ивановна, приветливая маленькая женщина, и Гедалио.

Хозяева расспрашивали гостя о далекой Аргентине. Гедалио с трудом подбирал слова, еще никогда не приходилось ему так много говорить по-русски. Он бережно вытащил из внутреннего кармана своего синего пиджака фотографию матери, завернутую в целлофан. Мать фотографировалась незадолго до поездки сына в Москву.

Семен Николаевич грустно покачал головой.

— Старушка. Совсем седая. И взгляд усталый.

Людмила Ивановна принесла альбом, разыскала старинную фотографию, и у Гедалио радостно екнуло сердце. Такая же фотография хранилась и у них дома. Мать на ней красивая, молодая. Мечтательница. Словно думает она о своем заветном и желанном. До него нелегко добраться, но надо добраться непременно. И эта еле заметная улыбка будто утверждала: все равно доберусь до заветного, потому что я знаю такое, что не знают другие.

И эта последняя фотография. Что-то общее в линиях лица, беспощадно тронутых временем, еще есть. Сохранились глаза, привлекательные, теперь глубоко запавшие, повидавшие много горя.

Гедалио не был склонен к философским размышлениям. Жизнь не оставляла времени на них. Его мечты редко когда уходили дальше желания хорошо заработать. Но первые московские впечатления заставили глубоко задуматься обо всем, как-то иначе, другими глазами посмотреть на мир.

И вот сейчас. Дома, когда он смотрел на девичью фотографию матери, думал только об одном, таком естественном: когда-то мать была молодой, красивой. В молодости каждый бывает таким. Приходит старость, человек тускнеет, меняется. Так будет со всеми.

А здесь неожиданно в фотографиях Гедалио разглядел другое: материнские мечты не сбылись. Жизнь, прожитая от одной фотографии до другой, полна лишений и горя. Сорок лет разделяют их, а что осталось после этих сорока лет? Домишко, вечная борьба за кусок хлеба, единственный сын, которому ежедневно грозит та же участь, что и двум его братьям и отцу.

Гедалио было четырнадцать лет, когда случилась катастрофа — пожар на нефтепромыслах. Пламя, усиливаемое ветром, бушевало несколько суток. Несколько суток люди вели нечеловеческую борьбу со стихией. И мать не знала, что с ее мужем и сыновьями. По поселку ходили тревожные слухи. А потом кто-то пришел к ним, чтобы подготовить мать. Она сразу почувствовала: страшное горе пришло в дом. Она потеряла сразу мужа и двух сыновей. Их привезли обгорелыми, обезображенными, неузнаваемыми. Мать схватилась за грудь и свалилась без чувств. Потом она долго болела… На пожаре тогда погибли не только родные Гедалио. На место погибших приняли других — наконец-то и они получили работу, кусок хлеба… Ведь и Гедалио попал на завод почти также. Рабочего искромсала машина. Вот на его место и приняли Гедалио.

Гедалио не удивился, когда узнал, что дочь Алпатьевых Машенька уехала в Сибирь. Об этом крае он был наслышан: там на лету замерзают птицы, от мороза лопаются деревья, туда ссылают бандитов. Жуткий край! Но там, конечно, есть работа. А в таком городе, как Москва, всякому хочется остаться, да не всякому удается устроиться.

Гедалио засмеялся, когда ему сказали, что Машенька уехала добровольно. Взяла и уехала, хотя после десятилетки год проработала на радиозаводе.

— Сама?! Нет, не понимаю.

— Да ведь она, сынок, по комсомольской путевке, — сказала Людмила Ивановна. — И не одна. Их много уехало. Все комсомольцы.

Это уже в высшей степени что-то непонятное. Строить электростанции в Сибири? Электростанции и города? Бросить Москву, родителей, такую чудесную квартиру, с газом, телевизором, и уехать в мрачную Сибирь? Тут что-то не так! Чего ради Гедалио бросил бы этот московский рай и уехал черт знает куда? Ради чего?