Дневник 1905-1907 - Михаил Кузмин

19_____

Отличный морозный день; утром ходил за булками к Филиппову, но Александр все не приезжал; приехал часа в 4 и посидел, не раздеваясь, минут 20. Он дома тоже гораздо милее, проще и задушевнее, чем ex officio[61]. И в шапке, в барашковом пальто, освеженный у цирульника, к которому он все-таки, думая заехать на ¼ часа, заходил, он был очень, очень хорош, хотя и отличаясь от Броскина, но несколько в таком же роде. Саша тоже в пальто и шапке лучше в сто раз, чем так просто. Когда на его приглашение заезжать я сказал, что не всегда бывают деньги, он сказал, чтобы я не беспокоился, что 5-то рублей навынос у двоих-то найдутся, а то он и сам вынесет. Я был очень тронут его визитом. Степан с Броскиным запоздали до 5½, и, думая, что Саша застрял в магазине, я помчался с гневом туда, но его там не было, а были Козлов и какой-то писарь, которые играли в карты. Послав Кудряшева за Броскиным и наказав без него не возвращаться, я отправился со Степаном вперед. Вскоре приехали и те; было жарко и уютно, был Саша, лениво и странно смотря и улыбаясь; играли в карты, сидели до 5-го часа. Если бы я не послал Кудряшева, Саша не пришел бы.

20_____

Болит голова, хочется спать и мутит, безденежье мое достигает крайних пределов; м<ожет> б<ыть>, если бы я жил у чужих, мне было бы легче и должать за квартиру или, наконец, уехать с нее. Зайдя утром в магазин, узнал, что Саша хотел прийти вечером, поехал со Степ<аном> домой, он зашел ко мне, обещав на обратном пути зайти позвать Броскина еще раз. У нас была тетя, день был чудный; я еле обедал, так мутило; в сумерки поехал с тетей, Саша был, но позднее, пили чай, совсем собрались уходить, но Козлов предложил сыграть, и мы опять проиграли до 2 ч. Дело не столько в игре, сколько в том, чтобы подольше сидеть с Сашей рядом, радоваться его выигрышу и обратно; ехали с ним вместе назад; в шапке он как-то преображается, делается еще белее, моложе, лицо шире, солнцеобразнее, лик рынд. Обещал прийти к нему в четверг.

21_____

Утром был в магазине. Казакова нет, Степан пошел со мною до Самсоновской, рассказывая, как на Пасхе Полутин потерял шапку со Владим<ирской> колокольни. Занимался с ребятами, брал ванну, потом пришла Ек<атерина> Ап<оллоновна>, с которой заниматься пришлось мне, так как наши уехали к Сиверс, а у Сережи сидел Тамамшев. Нувелю написал{149}.

22_____

Когда я пришел утром в лавку, меня встретили рассказами и смехом о вчерашней гулянке Степана, как Козлов его вел, а тот валился и пел; в конце концов он вообразил, что потерял шапку, вообще что-то лесковское; зашли к Броскину, там все полно приготовлений к завтрашнему торжеству. Приехавши домой, я лег спать, запершись, до обеда и не слышал, как ко мне ломились и кричали, т<ак> что ко мне вошли через детскую, испугавшись, не повесился ли я. Пришел Анжикович, но я поспешил на Загородный опять, где я знал встретить Сашу. Ехали домой вместе.

23_____

Утром мне прислали почетный билет на vernissage «Мира искусства»{150}. Это, конечно, очень лестно, и было бы полезно толкаться на виду, чем и приобретается известность, если бы, м<ожет> б<ыть>, именно этим и не было мне неприятно. После обеда заехал Нувель, известия не особенно утешительные, не знаю, как и быть, было что-то XVIII в. в нашем разговоре, в ясной заре, в моем положении и в моих авантюрах. Он ехал к Мережковскому, я заехал к Абрамову купить Саше пряник{151}. Собственно, если б я захотел, знакомство у меня, как у лесковской воительницы, могло бы быть необъятным{152}. Да, Нувель говорил, что молодые московские художники: Феофилактов, Кузнецов, Милиоти, Сапунов, пришли в дикий восторг от моей музыки и Феофил<актов> находит возможным уговорить Полякова издать ноты с его, Феофил<актова>, виньетками{153}. У Броскина было торжественно и скучно, но это ничего, раз я его видел; когда пришел Степан, потом, в 12, Кудряшев, стало веселее; в карты играли очень немного, т. к. Василий, которому дали стакана 4 ерша, совсем опьянел, и Сашина жена отпаивала его водой с нашатырем. Я оскоромился. Приехал в 5-м часу.

24_____

Встал поздно; когда пришел в магазин, Броскин был уже там, пили чай, разговаривая о вчерашнем. Степан подрался с извозчиком. Саша шел в Гавань в Дерябинские казармы{154} к брату, который там сидит, и нес баранки и белье. Приехал в Мариинскую, где мы условились есть треску с зятем и Браилкой, но они надули, и я поплелся домой; при проходе Суворовским какой-то хулиган со мной раскланялся, и я отвечал. У нас был Браилко, он очень смешон, но меня покорил одним замечанием. Были полотеры; не поспел Сысой пройти столовой, где был Браилко, как тот сказал: «Ну, пропали ваши Саши и Маши, помилуйте, такой красавец, нельзя не влюбиться». А, напр<имер>, Варя, я думаю, даже в лицо не знает людей, встречаемых ежедневно. После обеда, в теплые сумерки с неясною луною, звоном в церквах, пошел к Чичериным. Мне встретился опять тот же хулиган: «Еще раз мое почтение» — и, отошедши, крикнул: «Каждый день я вас встречаю, дорогой, — верно, недалеко живете». — «Да, на Таврической», — ответил я, не знаю зачем. Солдат становился перед офицером в каске на колени и говорил: «5-й год служу», а тот: «Что ты, баба, что ли, становиться на колени?» Молодого мужика ругала жена: «А, сукян сын! с девками целоваться завел! жизни тебя ляшу, сукян сын». Я почему<-то> так все отчетливо запомнил. Давно мне не было так уютно, как вчера у Чичериных, как дома; Н<аталья> Дм<итриевна> так ласкова, С<офья> Вас<ильевна> умна, интересна и решительна, как лесковские дамы лучшего типа. Я вновь обедал, потом занимались музыкой и пили чай. Домой приехал, все были сонные и какие-то сумрачн<ые>, и мне сразу стало скучно и досадно. Спал очень плохо. Ясно видел во сне, как меня убили из пистолета, впечатление было так ярко, что, проснувшись, я был уверен, что выстрел был реальным.

25_____

Василий хочет позвать Сашу к себе на имянины 28-го, если Г<еоргия> М<ихайловича> не будет. Я очень опечален, что денег нисколько нет и я не могу поехать, как предполагал, на Бассейную, я очень соскучился об Александре, не знаю, не больше ли, чем о Григории, большая близость которого иногда стесняет, давая ему право на выговоры и капризы. Казаков привез из Тихвина чудные иконы, одну из которых уже продал Лихачеву{155}. Вечером хотел зайти к Саше, но он пошел ко всенощной, откуда к Казакову, там строили полки, потом он потащил меня на вокзал встречать Виноградовых; тот не приехал, но мы ужинали, причем он вторично рассказывал, как его обворовывали приказчики с Броскиным во главе.