Бро (СИ) - Большаков Валерий Петрович

Я смотрел, как околдованный. То, о чем читал или видел в кино, транслировалось в прямом эфире. Внучечка взволнованно переплетала пальцы. Картинка на экране дрогнула.

— ТМК расстыковался с орбитальным доком станции… — прокомментировал голос за кадром. — Запущены двигатели… Вспышки, вспышки такие идут… Да-а, товарищи, ни грохота, ни дыма, ни огня! Ионные или плазменные двигатели не поражают мощью, зато создают постоянное ускорение, потихоньку подталкивая корабль. И до того разгонят, что ТМК выйдет на орбиту вокруг Марса менее, чем за месяц! А сейчас мы услышим командира корабля «Гагарин».

— Приготовиться! — скомандовал голос с жестяным призвуком. — Старт!

Тот же день, позже

Москва, далее везде

С внучкой я общался недолго, а сознание всё трепыхалось, попав в ловушку неверояти. Воспринимать нечаянную спутницу, хорошенькую женщину, как дочь твоей дочери… Это было на грани безумия, и уже за гранью простейшего здравого смысла.

Хорошо еще, что Наташа вышла в Калинине. Я пожал ее теплую ладонь, помахал, цепляя голливудскую улыбку, и вернулся на место, чтобы помаленьку приходить в себя.

В общем-то, двойственность бытия сопровождала меня с самых первых секунд после нежданного «попадоса» в будущее. Вон, подмосковные просторы за окном. Сильно ли они отличаются от тех, что я видывал в утраченном временном потоке? Если особо не приглядываться, то разница почти незаметна. Нету заброшенности, вроде не паханных полей, заросших травой и кустарником.

Да и за МКАДом то же самое — столица не выворачивалась к путям неубранной изнанкой. Недострои, кучи мусора или грунта, заборы, расписанные граффити… Ничего подобного, всё ухожено и нарядно. И на Ленинградском чистенько, хотя озвучка прибытия знакомая — десятки чемоданов скреблись по перрону на пластиковых колесиках, путаясь с торопливыми шагами и отрывистыми голосами.

Я сразу спустился в метро, и доехал до «Курской». Рядом с вокзалом не глыбился уродливый торговый центр, прибежище новорусского купечества, и мне вздохнулось спокойней.

Купить билет до Дровни удалось без проблем, и я, хоть и не со спокойной душой, отправился гулять по Москве.

Бродил бездумно и бесцельно, снимая короткие «видосики» на планшет. У меня их набралось столько, что хоть фильм монтируй. «Как я провел лето в будущем».

Вообще же, мои прогулки по хаотичным траекториям напоминали давешние рыскания по сайтам. В итоге голова забилась впечатлениями, и я отупел, всё добавляя и добавляя составляющих в информационный винегрет.

Попал по дороге в веселую кутерьму — настоящие пионеры и пионерки в красных галстуках отбывали на смену в «Артек» или в «Орленок». Из окон «Икарусов» доносилось хоровое: «Взвейтесь кострами, синие ночи…»

А на проспекте Калинина загляделся: гигантский экран блистал изумрудными волнами и лазурным небом. На этом тропическом фоне выдвигался громадный серо-синий авианосец «Ленинград». Рядки блестящих остроносых «сушек» на палубе, надстройка-«остров», как сбоку припека, а подальности — корабли охранения, хищные длиннотелые крейсера.

…Через всю Красную площадь, наискосок, тянулась очередь к Мавзолею. За ГУМом по-прежнему высится гостиница «Россия», а за кремлевской стеной, над знакомым куполом полощется алый флаг. «С чего начинается Родина? С картинки в твоем букваре…»

…Заглянул в супермаркет сети «Универсам». Особого дефицита не обнаружил. Не знаю, может, на витринах лежало и не сто сортов колбасы, как мечтали демократы, но уж точно из мяса, по ГОСТу.

…И никаких Остоженок с Маросейками, а уж тем более проспекта Сахарова. Я спускался по улице Горького; на Кировской, где знаменитый чайный магазин, заглянул в столовую. Полюбовался Железным Феликсом на площади Дзержинского, покосился на здание КГБ.

Уже начинало темнеть, когда я вернулся на вокзал. Ноги гудели, зато сумка раздулась от подарков. Да, я упрямо и отчаянно верил, что меня обязательно вернут. Поэтому и сел в поезд, наивно полагая, что в Приозерном для меня сойдется и пространство, и время.

Купе я делил с лысоватым мужичком, по виду — бухгалтером или директором сельпо. Мы с ним разговорились, да и поужинали на сон грядущий. Иван Митрофанович уделил мне яйцо, вареное «в мешочек», я отдарился куском «Краковской» из московского гастронома. Сырок «Дружба» мы разломили пополам, а проводница принесла нам чаю душистого — стаканы вызванивали в подстаканниках песнь командированного.

Сытый и почти довольный, я уснул, укачанный вагоном, чтобы утром сойти в Дровне. Разросся райцентр… За старыми девятиэтажками, не виданными в шестьдесят седьмом, поднималась парочка белых призм, рассеченных полосками этажей. Я насчитал двадцать, и сбился.

Ожидания мои оказались тщетными — ни одного багрового отблеска. СССР двадцать первого века удерживал меня по-прежнему. Господи, да я был бы счастлив даже, окажись здесь Маришка, Аленка, Марлен! А одному — невмоготу.

С нового автовокзала до Приозерного ходил электробус «ЛАЗ», смахивавший на обтекаемый аквариум. Гулять меня не тянуло, я закуклился в полном унынии. И зачем, спрашивается, вообще куда-то ехать? Смысл? Пройтись по местам боевой и трудовой славы? Чтобы нарваться на Горбункову, ныне бабу Галю?

Я занял свое место, будучи в самом мрачном расположении духа. Низко урча, «ЛАЗ» покатил по Карла Маркса. Выехал на удивительно ровную трассу, и ускорился, погнал меж полей и садов.

«Не понимаю, — думал я, равнодушно пялясь в стекло. — Зачем тогда, вообще, было засылать меня сюда? Самая непротиворечивая версия проста, как ложка — эти, которые в блестящих одеждах, забросили товарища из группы «Мокрецы» на полста лет тому вперед, дабы тот убедился, что избранный ими путь ведет к победе. «Верным путем идете, товарищи!»

Готовьтесь, «мокрецы»! Езжайте по турпутевке, устройте предателям-чехам веселую жизнь! Не промахивайтесь только! И будет всем счастье!»

Подголовник мягко надавил на затылок, я смежил веки. Наверное, задремал — ночи в поезде не хватило. «ЛАЗ» сотрясся на ухабе, и я спросонок ругнул дорожников. Даже в будущем не научились асфальт класть, как положено!

Однако качка продолжалась. Я разлепил глаза, затем выпучил их. Изящный салон электробуса растаял, будто сновидение — мой организм трясся в обычном «ПАЗике», подвывавшем на высоких оборотах, а вдали, за пыльным ветровым стеклом, маячила околица Приозерного.

Первым делом я ухватился за сумку. Нет-нет, все на месте! Вот и фирменный пакет «Универсама» с модными батничками для девчонок, и покупка из «Дома книги»…

Громадное облегчение лишило меня сил. Я вернулся!

И тут же сумасшедшая радость затопила всё мое естество, перетягивая лицо глуповатой улыбкой. Дома.

Суббота, 7 июля 1967 года. День

Приозерный, улица Ленина

Ощущая некую оглушенность, я медленно поднялся к седьмой квартире. Моя феерическая командировка наполнила память столькими подробностями будущего жития, что они начисто вымели прошлые. А теперь всё возвращалось, ум и душа заново привыкали к былому.

Створка, обитая дерматином, была не заперта. Я вошел, скинул обувку, и шагнул к прикрытой двери на кухню. Знаю такую Аленкину привычку. Вытяжки-то нет, а когда лук жарится или рыба, запахи разносятся по всей квартире. Девушки морщат носики — воняет, мол…

Толкнув дверь, я переступил стертый порожек. Все на месте. Маринка изображает стряпуху, Алена чистит картошку, а Марлен крутит ручку мясорубки — чавкающий фарш вылезает в тарелку розовым месивом.

— Привет, — вытолкнул я.

— Ой, привет! — воскликнула Марина, живо оборачиваясь.

— Ты уже? — удивилась Алена.

А Марлен нахмурился:

— Случилось что?

— Случилось, — спокойно признал я, и улыбнулся. — Да нет, все в порядке. Просто… Нет, давайте я вам лучше покажу. Тут у меня гиги и гиги инфы… Я и подарочки привез!