Цена крови - Таня Хафф

Это был карнавал, насколько он помнил, и Джиневра стояла на краю площади Сан-Марко, наблюдая толпу, которая кружилась перед ней, подобно живому калейдоскопу. Она показалась ему такой живой среди всей этой вызывающей помпезности, что он решил подойти ближе. Генри проследил за ней до самого дома (где, как потом оказалось, жил ее отец), а остаток ночи провел, выясняя ее имя и положение.

Джиневра Вентреска — даже спустя три столетия и множество жизней других смертных он до сих пор произносил это имя как благословение.

На следующую ночь, когда слуги заснули и дом был погружен в тишину и покой, Фицрой проскользнул в ее комнату. Биение сердца женщины притянуло его к кровати, и он осторожно откинул одеяло. Тридцатитрехлетняя вдова не была красавицей, но даже во сне она излучала жизнь, и Генри не мог оторвать от нее глаз. Однако через несколько секунд оказалось, что она тоже разглядывает его.

— Не хотелось бы вас торопить, — сухо произнесла Джиневра, — но я начинаю замерзать, и мне хотелось бы знать, не пора ли поднимать шум.

Он хотел было убедить ее, что это всего лишь сон, но не сумел.

Они встречались по ночам почти год.

— В монастырь? — Генри приподнялся на локте, выпутываясь из длинных прядей иссиня-черных волос. — Прости, что так говорю, bella, но мне кажется, тебе вряд ли понравится жизнь в монастыре.

— Я не шучу, Энрико. Завтра после утренней мессы я отправляюсь к сестрам ордена Святого Бенедикта.

В первое мгновение Генри лишился дара речи. Мысль о том, что Джиневра будет заперта от мира, как громом его поразила.

— Зачем? — наконец с трудом выдавил он.

Женщина села, обхватив руками колени.

— У меня был выбор — монахини или Джузеппе Леммо. — Она скривила губы, словно ощутила во рту что-то кислое. — Монастырь показался мне более привлекательным.

— Но зачем вообще выбирать?

Джиневра улыбнулась, качая головой.

— За все годы, проведенные тобой вдали от мира, ты успел кое-что забыть, любовь моя. Отец желает отдать меня синьору Леммо, но милостиво позволит мне служить Богу, лишь бы только выдворить из своего дома чересчур образованную дочь. — Голос ее стал серьезным, когда она провела пальцем по голой груди Генри. — Он боится инквизиции, Энрико. Боится, что я навлеку на семью папских ищеек. — Губы женщины снова скривились. — Или что он будет вынужден донести на меня.

Генри недоуменно уставился на нее.

— Инквизиция? Но ты ведь ничего не...

Ее брови взметнулись вверх.

— Я связалась с тобой, а для некоторых, даже если они не знают, кто ты такой, этого достаточно. Если бы они пронюхали, что я добровольно отдаюсь Ангелу Тьмы... — Джиневра повернула запястье так, что стал виден крошечный прокол, — то даже костер был бы для меня слишком милосердным наказанием. — Она приложила палец к губам Генри, не давая ему возможности заговорить. — Да, никто не знает, но я к тому же женщина, которая осмеливается использовать свою голову, а в наше время этого достаточно. Если бы мой муж после смерти оставил меня в богатстве, или если бы я родила сына, продолжателя его рода... — Она пожала плечами. — К сожалению...

Вампир сжал ее руку.

— У тебя есть другой выбор.

— Нет, — прерывисто вздохнула Джиневра. — Я много думала об этом, Энрико, и поняла, что не могу пойти по твоим стопам. Потребность жить такой, какая я есть, уже сейчас навлекает на меня опасность. Я просто не смогла бы существовать, прячась за маски, которые нужно надевать, чтобы выжить.

Она говорила правду, но от этого ему не становилось легче.

— Когда я переродился...

— В то время, — перебила женщина, — судя по тому, что ты рассказывал, твоя страсть была так велика, что не оставляла места для рациональных мыслей, не оставляла места для размышлений, что с тобой будет потом. Я не хочу сказать, что свободна от страстей, — ее рука скользнула к низу его живота, — но я не могу утонуть в ней.

Генри толкнул ее на подушку, придавив к постели своим телом.

— Но нам совсем не обязательно расставаться.

Она рассмеялась.

— Я знаю тебя, Энрико. — Прикрыв глаза, Джиневра прижалась к нему бедрами. — Ты смог бы сделать это с монахиней?

После секундного шока Фицрой тоже рассмеялся и припал к ее губам.

— Если ты уверена... — пробормотал он у самых ее губ.

— Совершенно уверена. Если я должна пожертвовать свободой, то лучше отдать ее Богу, чем мужчине.

Ему оставалось только смириться с ее решением.

Потеря возлюбленной причиняла боль, но в последовавшие месяцы она притупилась, и ему было достаточно знать, что Джиневра в безопасности у сестер-бенедиктинок. Генри уже подумывал о том, чтобы уехать из Венеции, но все медлил, не желая разрывать последнюю связывающую их ниточку.

Совершенно случайно он узнал, что монастырь все-таки не сумел спасти его подругу от беды. В какой-то темной таверне Фицрой подслушал приглушенный разговор: папские ищейки пришли за той, что звалась в миру Джиневрой Вентреска, забрали ее прямо из монастыря, заявив, что она связалась с дьяволом и теперь с ней поступят так, чтобы другим неповадно было. Она провела в застенках инквизиции три недели.

Три недели... огонь, железо и боль.

Он хотел взять штурмом их цитадель, как Христос врата ада, но заставил себя смирить ярость. Он все равно бы не спас ее, отдавшись в руки инквизиторов.

Если от нее осталось хоть что-то, что можно было спасти.

Инквизиторы заняли целое крыло во дворце дожа — хозяин дворца весьма рьяно старался услужить Риму. Во всех залах тяжелым туманом навис запах смерти, а запах крови был таким густым, что по его следу мог пройти любой смертный.

Генри нашел возлюбленную подвешенной над полом, так, как они ее оставили. Ее руки были крепко связаны за спиной, а грубая веревка, на которой она висела, впивалась в рубцы, оставшиеся после предыдущих истязаний. К обожженным лодыжкам были привязаны тяжелые железные гири. Палачи явно начали с порки, а потом перешли к более действенным и болезненным мерам. Она умерла всего несколько часов назад.

— ...Призналась, что имела сношения с дьяволом, получила прощение и отдала душу Богу. — Мужчина в рясе поскреб бороду. — Все складывается весьма неплохо. Кому вернем тело — сестрам или семье?

Инквизитор постарше пожал плечами.

— Не вижу никакой разницы, она... Вы, собственно, кто такой?

Вампир улыбнулся.

— Я — месть, — ответил он, закрыл за собой дверь и запер ее на засов.

— Месть. — Генри вздохнул и вытер влажные ладони о джинсы. В тот день служители инквизиции приняли жуткую смерть, до последнего моля о пощаде, но подругу он этим не вернул. Ничто не могло ее вернуть, и вот теперь Вики всколыхнула воспоминания о ней. Эта женщина была такой же живой в своем собственном мире, как когда-то Джиневра, и если он сейчас не поостережется, то она вполне может войти и в его мир.