Саша Чекалин - Василий Иванович Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рассказывать Александр Ильич оказался не мастер. Но понемногу он разошелся, суровое лицо его оживилось. Со всех сторон жадно, с восторгом смотрели на пего ребячьи глаза.
…Вот раздвигаются стены школьного зала, и перед ребятами — бурное, кипящее Желтое море. Невдалеке на рейде чернеют вражеские корабли, закрывая серыми дымками горизонт. Подняв якоря, отважный крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец» уходят из чужого порта в открытое море, чтобы вступить в бой с вражеской эскадрой…
— Служил я на «Варяге» марсовым, — рассказывал Александр Ильич. — Когда начался неравный бой — находился на подаче снарядов. Трудились мы не покладая рук. Кругом рвутся вражеские бомбы. А на пашем «Варяге» все ходуном ходит после каждого нашего залпа… Видим — загорелся японский крейсер «Азима». «Ура! — кричим. — Пробьемся в Порт-Артур к своим!» Выскочил против нас вражеский миноносец. Хотел прямой наводкой потопить. Подбили мы и его. Видим — носом взрыл волны и стал тонуть… Но тут японцы пристрелялись. Стали их снаряды громить «Варяг». А у нас снаряды уже на исходе. Да и покорежили наш «Варяг» изрядно. Повернули мы обратно в порт. Подняли сигнал: «Терпим бедствие, но не сдаемся». Были в корейских водах и иностранные суда — английские, французские, американские. Обязаны они были встать на нашу защиту, потому что в нейтральном порту мы находились. Но они не помогли нам. Сами предлагают нам сигналами: сдавайтесь врагу! Но мы не сдались… Не посрамили своей Родины и своего боевого Андреевского флага на мачте…
Когда Александр Ильич кончил рассказывать, стихийно возникла песня. Ее пели все, даже те, кто не знал слов:
Наверх вы, товарищи! Все по местам!
Последний парад наступает.
Врагу не сдается наш гордый «Варяг»,
Пощады никто не желает…
Саша не сводил глаз с Александра Ильича. Он пел, охваченный необычайным волнением и восторгом, гордостью за отважных русских моряков. С таким же волнением — он видел — пели и Наташа, и Вася, и Егор, и все ребята.
Провожать гостя вышли на улицу. Каждому непременно хотелось пожать руку Александру Ильичу.
Влажный теплый апрельский ветер порывами врывался в улицы. На дороге вместе со снегом разбухала непролазная грязь. Но ребята ничего этого не замечали.
— Яс ним еще давно познакомился, — оживленно рассказывал Саша ребятам, — в поезде, когда ехал из санатория…
— А мне так и не сказал, — упрекнула его Наташа. Рядом с Наташей шел Егор Астахов. Позади шагали Вовка с Васей. Все смеялись, шутили. Было так весело в этот солнечный, по-весеннему/радостный день.
Проводив Александра Ильича, ребята пошли на обрыв. Внизу, взломав побуревший лед, сердито и яростно шумела Ока. Широко разливаясь, она буйно рвалась вперед. Ребята долго стояли, смотрели.
— Как хорошо! — повторяла Наташа. Ветер шевелил ее черные кудри. Саша молчал. Река своим шумом напоминала кипящее море, в котором, как наяву, перед глазами Саши сражался с врагами «Варяг».
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Осенью 1939 года гитлеровская Германия напала на Польшу. Сразу запахло грозой. Лица людей посуровели. Все понимали: заняв Польшу, фашисты подойдут к нашей границе. В двухэтажном особняке на Советской, где помещался военкомат, теперь до глубокой полночи горел огонь. Очевидно, там тоже беспокоились и готовились.
— Мама, что же это — война? — тревожно спрашивал Саша.
— Похоже, что война… — задумчиво отвечали отец и мать. — Как бы до нас фашисты не дошли…
— Ну-у… — возражал Саша. — Наш Советский Союз любому сдачи даст.
Теперь в коридоре школы, где висела «Комсомольская правда», постоянно во время перемен толпились ребята. Шли горячие споры о том, как дальше развернутся события. Когда же советские войска освободили Западную Украину и Западную Белоруссию, у ребят появилась тяга ко всему военному. Саша теперь ходил в сапогах, в гимнастерке, со значком «Ворошиловский стрелок» на груди.
В этом году многие ребята из Сашиного класса начали готовиться к вступлению в комсомол. А Сашу все более охватывали тревога и уныние. В Уставе ВЛКСМ, который он уже знал почти наизусть, было ясно сказано, что в комсомол принимают с пятнадцати лет. А ему, Саше, еще только четырнадцать с небольшим. Как тут быть? Неужели еще год — целый длинный год ждать осуществления своей мечты?
Секретарь комсомольской организации школы, молоденькая белокурая учительница Чернецова раздала ребятам анкеты. Саша тоже взял анкету, нерешительно постоял в учительской, потом пошел с ребятами в класс.
— Ты что такой растерянный? — спросил Володя.
— Так…
Дома Саша попросил мать:
— Ты мне поможешь написать автобиографию?
— Это еще для чего? — удивилась Надежда Самойловна. — В комсомол тебе еще рано, не примут…
— Почему рано? — горячо запротестовал Саша. — Во время гражданской войны с тринадцати лет принимали.
— Кого же это принимали?.. — не соглашалась мать.
— Как кого?.. А Павку Корчагина… Ты же читала Островского… А «Школу» Гайдара читала?.. Там главный герой Борис Голиков еще мальчишкой начал воевать…
Матери нравилась горячность Саши.
«Нетерпеливый…» — думала она.
А Саша расстроился.
«Пожалуй, не примут…» — соображал он.
В этот вечер допоздна он сидел в своей комнате. Горел огонь. Младший брат уже спал. А Саша, начав заполнять анкету, запнулся на годе рождения.
«Может быть, на год постарше поставить?.. — мельтешила соблазнительная мысль. — Нечестно!.. Скажут, какой комсомолец?.. С первого же дня обманом живет… А может, и не заметят?..»
К фальши Саша всегда относился нетерпимо. Так и отложил до утра анкету.
На следующий день Саша принес в учительскую заполненную анкету и автобиографию.
— Ну вот, все в порядке, — сказала Чернецова, но Саша медлил, не уходил. Он хотел что-то сказать, но в это время Чернецову позвали к директору.
Саша медленно пошел по коридору, согнувшись. В анкете умышленно была допущена серьезная неточность, и это теперь угнетало Сашу.
«Пускай… — подумал он. — Всех будут принимать, а меня?.. Разве я виноват?..»
Весь день он ходил сам не свой.
…На комсомольское собрание пришли учителя, директор школы. Чернецова сидела за столом президиума. Саша слышал, как разбирали заявления его друзей: Наташи Ковалевой, Володи Малышева, Егора Астахова.
— Чекалин… — словно издалека услышал он. Поднявшись с места, Саша вышел вперед, чувствуя, как в горле сразу пересохло и кровь прилила к лицу.
Чернецова прочитала его заявление. Потом Саша торопливо рассказал свою короткую биографию и замолчал, не зная, что же говорить дальше.
— Вот и все, — наконец глухо произнес он и улыбнулся, почувствовав, что стало легче дышать.
Возвратившись на свое место, Саша снова как будто издалека услышал голос Чернецовой:
— Кто за то, чтобы принять, прошу поднять руку…
