Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон - Николай Вирта

Это Ленин сказал как-то Кржижановскому.

И смотрел на него Глеб, на яркий румянец его щек, на блеск его темных глаз и думал: «Ты-то именно и есть образец такого здорового человека! Пусть ты еще не совсем отгранен, пусть еще недостаточно отточен, все это придет, ты еще так молод! Но уже вполне отчетливо обрисовывается в тебе, дорогой наш «Старик», тот тип человека-монолита, которому много суждено сделать, и я не боюсь думать об этом, но никогда не скажу этого тебе, потому что знаю, как ты ненавидишь всякие рассуждения о своей особе, фимиам и прочее, хотя то, что я думаю, думают все «старики», и это сама правда. Придет время, и все убедятся, что это действительно правда!»

…А для Флегонта он навсегда остался олицетворением вечно бурлящего, вечно неугасимого пламени. Кипучесть его натуры, блеск его всегда молодых карих глаз, любовь к жизни и ко всему живому, к песне, к смеху и шутке, его неутомимость, суровость к врагам, не знавшая снисхождения, и бесстрашие, величие его ума, его слова и речи — вся его жизнь всегда давали Флегонту новые силы для борьбы.

Рабочие слушали Ленина не шелохнувшись, боясь прервать увлекательный рассказ о вещах, близких им. Ни один из интеллигентов не умел говорить так заразительно, живо и умно.

Окончив рассказ, Владимир Ильич стал расспрашивать товарищей Апостола. Он хотел узнать все, что касалось их работы, жизни. Вопросы его были прямы и ясны; таких же он требовал ответов. И Флегонт дивился тому, как вдруг разоткровенничались самые неразговорчивые члены кружка.

Но и на этом Ленин не окончил занятие. Оказалось, что он принес с собой бумажки с написанными на них вопросами насчет порядка на заводах и фабриках. Листки он роздал очень просил написать к следующему собранию кружка подробные ответы. «Не ленясь», — заметил он с улыбкой.

Он хотел знать о числе рабочих на предприятии — мужчин, женщин, детей; о том, как производится наем — через контору или через волостные правления; нарушает ли хозяин после найма расценки на работу; уходят ли рабочие из заведения и почему и как: гуртом или в одиночку. Что делает в таких случаях хозяин: жалуется ли в суд или сообщает фамилии ушедших другим хозяевам. Сколько часов в сутки продолжается работа, есть ли сверхурочная, как за нее платят. Требовались сведения о месячном заработке детей, женщин, рабочих с большим навыком. Также надо было указать, чей харч — свой или хозяйский, каков он, во сколько обходится: как выдается заработок — наличными деньгами или товарами из лавки; чья это лавка — хозяйская или артельная; какие бывают обсчеты, задержки в выдаче платы, понижалась ли она и почему… Каковы вычеты, штрафы, как обходятся с рабочими мастера. Привести примеры, бывают ли недовольные условиями, работы, в чем выражается недовольство. Были ли забастовки, чем окончились, почему окончились именно так, а не по-другому. Есть ли какой-либо толк от фабричных законов, знают ли рабочие фабричного инспектора, что он за человек. Написать цены в лавке на говядину, солонину, на муку, на пшеничный первач, на чай, сахар, керосин, соль…

— Для чего же это? — спросил Апостол, когда все разошлись; Апостол и Флегонт остались, чтобы договориться о следующем занятии кружка.

— Для того, чтобы досконально знать жизнь рабочих, — это во-первых. Во-вторых, в этих листках есть такие вопросы, на которые сам рабочий не ответит. Ему нужно будет пойти в другой цех, там навести справку, осторожненько расспросить мастера — одним словом, пошевелить мозгами. Не забывайте, человек должен многое делать самостоятельно, своим умом доходить до понимания жизни.

— Посмотрим, — недоверчиво сказал Апостол. — Не верю, чтобы от этого получился толк.

— А нам и не нужен целый толк. Дай бог хоть четверть толка, мы и тому будем рады.

Они условились, что о следующем занятии Апостол оповестит Ленина через Таню.

Уже прощаясь, Флегонт вспомнил просьбу отца:

— Виноват, задержу вас, Николай Петрович. Дело у меня к вам, да уж и не знаю, стоит ли беспокоить…

— Что за дело?

— А вот какое: ко мне приехал отец, адвокат им нужен. У них там тяжба с помещиком из-за земли. Все из-за этих треклятых отрезков и аренды.

— О! Вы, значит, из деревни? — с живостью воскликнул Владимир Ильич. — Садитесь, поговорим. Откуда вы?

— Тамбовский из села Дворики. О Плеханове вы упомянули, а он наш сосед, имение его отца, недалеко от нас. Только его там, конечно, нет, слух ходит: вовсе, мол, от своего поместья отказался.

— Сильна людьми Тамбовская губерния, — заметил Ленин с усмешкой. — Однако что за тяжба у ваших односельчан? Где она слушалась, каковы решения, куда обжаловано? — все с тем же стремительным напором расспрашивал он.

Флегонт рассказал обстоятельства дела, упомянул о Книги Печатной и о древней Грамоте не забыл.

— Отлично, дело любопытное. Я найду адвоката, — и он снова едва заметно усмехнулся. — Метлов сообщит вам его адрес завтра. А после нашего очередного занятия мы поговорим с вами подробнее. — Он крепко пожал руку Апостолу, Флегонту и исчез, словно его и не было.

Глава четырнадцатая

Через два дня Флегонт пошел на Большой Казачий переулок, где жил адвокат, — адрес ему дала Таня. В доме номер семь, на двери указанной Таней квартиры Флегонт увидел маленькую визитную карточку.

«Помощник присяжного поверенного В. И. Ульянов», — было написано на ней.

Флегонт постучался. Его ввели в жилище адвоката. Комната была из тех, что сдают студентам и чиновникам-холостякам: скудно обставленная, но чистая и светлая.

За окном, во дворе соседнего дома шарманщик, взывая к людскому милосердию, извлекал из разбитой машины печальные звуки.

Хозяйка квартиры, толстенькая, очень подвижная особа из эстонок, с круглым, как блин, лицом, изрытым оспой, с водянистыми глазками под белесыми бровями, занималась уборкой, сметала пыль с вещей и книг. Книги стояли и лежали на подоконниках, на столе и на полу; целая груда их была свалена в углу.

— Стало быть, тут он и проживает, господин адвокат? — недоверчиво осматривая комнату, допрашивал хозяйку Флегонт.

— Так, так, — твердила хозяйка. — Здесь он и проживает, наш жилетс, наилутши адвокатс в Петербург.

— Вона! Даже наилучший? — ухмыльнулся Флегонт.

— Да, да, — тараторила хозяйка. — Он гениальни адвокатс. Но всегда, ах всегда он не имеет деньги. Да, да! Сейчас он бедный, как церковная мышка. Он ошень странный молодой человек, он не хочет занимайтс своим делом. Что же он отвечает? — Хозяйка остановилась перед Флегонтом и в изумлении от того, что она сейчас скажет, вытаращила глаза и произнесла: — Он говориль: «Не надо деньги, нет, нет, надо совсем другое, более важное». Ха-ха, но что может быть более важное, чем деньги, а? Но он смеялся, он говориль: «Мы посмотрим!» Он говориль, что ему нужно, чтобы народ что-то там понималь, а? Он шутиль.

— Да, непонятный человек, — ответил Флегонт.

— Но он имейт колоссаль ум! — Хозяйка энергично махнула пыльной тряпкой перед самым носом Флегонта и с еще большим ожесточением принялась вытирать книги. — Он пишет, он читайт! Ужас, ужас, какая масса книг он читайт! К нему ходиль всякий нарот: мужик — фи! — мастеровой, какой-то бедный вдова; он ходиль в суд за них. А у вас большое судебно дело?

— Большое, — ответил Флегонт. — Громадное село надо выручать из беды.

— Ваше село богатый, да?

— За деньгами не постоим, лишь бы дело выиграть. Да больно уж сомнителен мне ваш жилец. Назвал его человек надежный, я ему верю, а на деле что-то не то.

— О-о!.. — Хозяйка замахала руками. — Вы не смеете так говорить. Он великий адвокатс. Он вас абсолютно выручает из ваша беда. — Хозяйка решила во что бы то ни стало задержать сегодня клиента и, увлеченная этой целью, выдумывала, что могла. — Вы хотите кофе?

Флегонт посматривал на дверь.

— Ничего не хочу, спасибо. Не дождусь я его, пожалуй. Уж я потом, а? — Он комкал в руках картуз.

— Нет, нет! Вы должны сидеть. Вы должны пробовать наш эстонский кофе. Он все сделает для вас, мой гениальни адвокатс. Он наилутши адвокатс на целый мир. Вашу шляпу, вашу шляпу! — Хозяйка вырвала у Флегонта картуз и ушла на свою половину.

«Эх, занесло меня! — с досадой подумал Флегонт. — О черт, до чего мне надоела эта музыка!» — Открыв форточку, он окликнул шарманщика и бросил ему медную монетку.

В эту минуту в комнату вошел Ленин — он только что вернулся из судебного присутствия и был, соответственно этому случаю, во фраке. Флегонт обернулся и удивленно уставился на столь необычно одетого руководителя кружка.

— Да это, никак, вы, Николай Петрович?

— Я и есть… Гм… как вас?

— Флегонт Лукич, — последовал поспешный ответ.

— Стало быть, это я и есть, Флегонт Лукич. — Ленин, усмехаясь, смотрел на Флегонта.