Мама на фоне измены (СИ) - Евгения Мэйз

Он едва заметно улыбается во вновь пробившуюся поросль над верхней губой. Усы думает отрастить. Этакий Пуаро с Кеннетом Брана. Но ему идёт. Хоть он и не сыщик, а его основной клиент.

— Я не хочу никуда уходить, посижу за соседним столиком.

— Ты будешь меня отвлекать. Он тоже станет пялиться на тебя, особенно после того, что вытворил — приехал не сразу ко мне, а сюда.

Он прав. Только неспокойно как-то. Но тревога общая и не качается только Паши.

— Я обязательно дам ему в морду. Ещё раз. Ты переживать начнёшь. Не хочу, чтобы ты вмешивалась. Девчонок предупреди и попроси чтобы не предпринимали ничего.

Хочу остаться, но иду к такси, попутно строча девчонкам в чат, извиняясь и предлагая присмотреть новую мебель. Буров заплатит. Он такой и не потому что боится ментов-судов, а просто потому что привык.

— Лучше бы прятался в кустах и ждал, когда я уйду самостоятельно, Буров.

— Я и был в кустах, а ты меня нашла, — отвечает тот, целуя мою бровь. — Хорошо успел портки натянуть.

— Дурак.

Наведаюсь к Прохорцевой и спрошу, что ей неймётся. Какого черта она лезет? Ждёт, когда Буров попросит Кирю поискать другой дом для своей немаленькой семьи? Талантливых менеджеров и управленцев — половина побережья. Незаменимых нет.

— Вы ещё не спите? — спрашиваю я через пятнадцать минут, стукнув в двери, что ведут на хозяйскую половину.

— Нет. Кать, случилось что-то?

Кирюха открывает мне дверь, сонно потирая глаза, но судя по одежде, а также по громким звукам, он просто задремал у телевизора.

— Позови мне, пожалуйста, Тому.

— Что-то случилось? Она опять что-то выкинула?

Я качаю головой. Ненавижу, когда так говорят. Попахивает каким-то извращённым эйджизмом. Пусть отвечает за себя сама и спрашивай только с нее.

— Хочу обсудить с ней аренду домика на ближайшие месяцы. Кирь, я просто не хочу обсуждать с тобой это.

Я жду на кухне, устроившись за кухонным островом. Тут так красиво и уютно, а я совсем-совсем не скучаю по этому месту. Здесь всегда чувствуется радушие на время.

— Привет.

— Зачем ты помогаешь, Смородиной? — спрашиваю я без лишних предисловий. — Тебе плевать на меня и Бурова, а на свою семью?

— У Кирилла тут много знакомых, — говорит девушка с равнодушием в голосе. — Буров не сделает нам ничего.

Тома плохо знает Бурова. Он начал строить бизнес в другие времена. Я видела, как он меняет людей, пытающихся ставить ему условия только потому что он якобы не интересуется делами. Это обманчивое впечатление. Все то время, что мы здесь он возится с бумагами, общается с Кирей и ездит куда-то. Кроме вечеров, ведь тогда я дома.

— Не сделает — вы просто пойдете жить к своим знакомым — говорю я, глядя на то как та складывает полотенце. — Скорее всего уже завтра.

Это не обещание и не угроза. Просто знаю, что так будет и не потому что я попрошу об этом. У Пашки нет

— Кирилл мой друг. Мне нравятся ваши дети. Но не то, что делаешь ты. Объясни мне, что за дружба такая, что ценнее собственного благополучия? Тамара?

Она никак не реагирует. Только складывает свое полотенце. Да смотрит на темный двор за дверью.

— Ты не знаешь ее, — говорит она, когда я тянусь к двери. — Какая она.

— Кое-что я всё-таки знаю, — замечаю я, остановившись. — Она портит все к чему прикасается.

Что-то кроется за отстранённостью Томки и этим ее вызывающим высокомерием. Только я не могу понять что.

— Я не могу отказать ей. То о чем она попросила в этот раз пустяк. Понимаешь? Это пустяк. Она просто знает, чем вы занимаетесь каждый день

— Но не для меня. Смородина дрянь. Мне не нравится чувствовать ее рядом с собой, особенно, если буду стоять у обрыва.

— У нее есть серьезный компромат на меня, — выдыхает Томка, повернувшись ко мне. — Я не хочу, чтобы это увидел Кирилл или ещё кто-то.

Да блин!

Неужели и она была том кино?

И что мне делать с этой информацией теперь? Что сказать этой девушке? Чтобы продолжала в том же духе?

— Я очень люблю его и детей, а ещё я сожалею о прошлом. Ты не представляешь, как я сожалею об этом.

Как все мы.

— Придумай что-нибудь пока мы не уехали, — говорю я, всё-таки вынырнув в теплую ночь.

Всю дорогу до дома я размышляю, как бы поступила в ее случае. Наверное, я бы призналась во всем мужу, а если бы он не принял, то жутко бы расстраивалась тому факту, что его любовь была недостаточно сильна

Настроение у меня препоганное к тому времени, когда я захожу в дом. Вдобавок Пашка ещё не вернулся.

Филиппинка поет какую-то песню, постукивая при этом тапком об пол. Она говорит, что потом девочка сможет засыпать под этот такт, даже если не услышит знакомую песню.

— Я посижу с ней пока.

— Не бери ее на руки. Иначе, она привыкнет засыпать только так. Нельзя, чтобы ей было слишком тепло и тесно. Нельзя шептать или говорить вполголоса. Понимаешь?

Я киваю, сердясь и смущенно улыбаясь этим наставлениям.

Кто бы ещё мне сказал это?

Сестра, наверное, если бы только я решилась пожаловаться ей на это.

— Ветрова, если бы я не знал тебя, то решила бы, что ты готовилась к моему приходу, — шепчет Пашка, присаживаясь как и я перед кроваткой.

Я опустила один из бортиков, чтобы не смотреть на девочку сквозь прутики и иногда дотрагиваться до нее.

— Картинка такая, что можно ставить холст.

— Перестань — говорю я, улыбаясь ему. — Твои комплименты все лучше и лучше, но этот уже…

— Комплимент — это какая же у тебя красивая жопа, а то, что я вижу сейчас это прекрасно — приглушённый свет, младенец в люльке, женщина, которая тянется к нему и не может отвести глаз.

— Ты становишься творцом — замечаешь прекрасное в мелочах, — отвечаю, а сама рассматриваю его. — Только давай без матерных рифм?

— Я никогда не матерюсь при ребенке, Ветрова, — отвечает тот упрямо.

— А при мне зачем делаешь это? — интересуюсь я, взяв его за подбородок, но перед этим конечно же получив поцелуй в губы.

Таков уж Буров — хитрит и вымогает нежность и ласку взамен на то, что хочу я.

— Потому что ты считаешь меня сексуальным и иногда ржешь над моими рифмами, — отвечает Пашук, беспрекословно поворачивая голову вправо и влево. — Не боись, драки не было.

— А что было?

— Разговор мужчины и хлюпика, — отвечает тот, взяв меня за