Тайны «Фрау Марии». Мнимый барон Рефицюль - Артем Тарасов

– Блестяще, Анна Белль! Теперь не требуются и подписи под этими портретами. Ваше исследование войдет в историю! Все будут отличать работы Рубенса и Ван Дейка.

Они спустились по винтовой лестнице в главный зал библиотеки. Анна Белль разложила перед графом свои тетрадки с классификацией произведений коллекции и поставила коробку с карточками, заведенными на каждую из картин.

– Вот моя основная работа, Андрей Петрович. Картины висят без всякого порядка, но картотека позволяет сразу найти любую из них. Можно искать по имени художника, по сюжету картины, по дате, по жанру…

Шувалов с любопытством листал каталоги Анны Белль.

– Сколько же у вас всего экспонатов? – спросил он.

– Если учитывать эскизы, наброски и зарисовки, получится две тысячи восемьсот пятьдесят шесть. Но оформленных картин – в рамах, готовых быть вывешенными в любой момент, – всего триста шестьдесят семь.

– А вы никогда не хотели перевесить полотна по вашей системе?

– Дедушка предлагал этим заняться, но мы решили оставить как есть. Когда их развешивали, тоже сортировали, если не по смыслу, то по декоративным свойствам или по времени приобретения. Они только иногда меняются местами…

Последняя фраза, сказанная Анной Белль вскользь, не произвела на графа Шувалова особенного впечатления. Она осталась незамеченной, или он просто не придал ей значения.

– Пойдемте теперь к работам второго учителя Ван Дейка, господина Хендрика ван Балена, а по дороге я о нем расскажу, хорошо?

– С удовольствием выслушаю, – согласился граф. – Только вот насчет каталогов… Вы дадите мне их для копирования, чтобы затем показать в Санкт-Петербурге?

– Берите, Андрей Петрович, конечно. Пусть они побудут здесь, а когда вы станете уходить, заберете их с собой.

Они направились на экскурсию по комнатам дома.

– Так вот, господин ван Бален Старший родился в тысяча пятьсот семьдесят пятом и умер в возрасте пятидесяти семи лет. При жизни мастер очень многих научил рисовать. Насколько мне известно, среди его учеников были двадцать шесть выдающихся живописцев. Он сам был деканом гильдии художников Антверпена, носившей имя Святого Луки. В тридцать лет ван Бален женился на Маргарете Бриес, и у них родились одиннадцать детей! Представляете?

– Интересно, и сколько же из них стали художниками?

– Только двое: Хендрик ван Бален Младший и Ян ван Бален. У нас тоже есть их картины.

Граф и Анна Белль шли по анфиладе комнат к залу, в котором висели картины Хендрика ван Балена, Яна Брейгеля, Петера Пауля Рубенса и Йоссе де Момпера.

– Господин Хендрик ван Бален Старший был очень общительным человеком. Ему удалось сплотить художников в гильдии настолько, что многие стали писать картины вместе. У самого ван Балена есть работы, созданные в соавторстве с Яном Брейгелем, с Йоссе де Момпером и даже с Петером Паулем Рубенсом. Вот эта, например!

Они остановились напротив очень яркой картины ван Балена и Брейгеля под названием «Четыре элемента».

Фигуры обнаженных женщин олицетворяли воздух, воду, огонь и землю. Аллегории стихий существовали на картине в полной гармонии среди бурной растительности, окруженные цветущим миром, где играли дети, расхаживали птицы, паслись домашние животные и пастухи безмятежно сидели вдалеке.

– Вот таким прекрасным и должен быть наш мир! – воскликнул граф Шувалов. – Не должно быть в нем места ни войнам, ни насилию!

– Хорошие картины вызывают у людей разные эмоции. Вы только что высказались о своих чувствах, Андрей Петрович.

– Так что же, ван Бален нарисовал эту картину не один?

– Да, вместе с Яном Брейгелем!

– Хендрик ван Бален Старший с Яном Брейгелем… каким? С Младшим или Старшим?

– С Яном Брейгелем Старшим… А вот тут, рядом, картина Яна Брейгеля Младшего.

– Он написал ее самостоятельно?

– Эту – да!

– Сразу чувствуется преемственность поколений – Брейгель Старший передал ему свое мастерство. Но, правда, птицы изображены по-другому и дикие животные тоже. Наверное, это уголок какой-то экзотической страны…

– Это же райский сад! – засмеялась Анна Белль.

– А! Теперь вижу! Яблоки! Они так высоко – понятно, почему понадобился змей-искуситель, чтобы сорвать яблоко для Евы. – Она бы сама не достала! – продолжала смеяться Анна Белль. Граф Шувалов невольно залюбовался ею… Ах! Как хороша была эта девушка, когда ее живые глаза вспыхивали яркими отблесками смеха, алые губы приоткрывались в улыбке и две ямочки на щеках создавали последние мазки портрета ее прекрасного лица. Шувалов наслаждался обществом Анны Белль гораздо больше, чем картинами. Он все дальше уплывал к горизонту по морю своего увлечения, без мыслей о возвращении назад и об опасностях, поджидающих впереди… – Здесь у нас картина Петера Пауля Рубенса, написанная совместно с Яном Брейгелем Младшим, – продолжала экскурсию девушка. – Рубенс даже предложил Брейгелю расписаться на полотне рядом с ним как соавтору – значит, воспользовался его помощью не только в прорисовке деталей, но и в разработке сюжета. Это библейская история. Иисус Христос в своих странствиях однажды остановился в доме Марфы и Марии. Марфа засуетилась, бросилась кормить путника, а ее сестра Мария ничего не делала, просто слушала слова Иисуса… Вы знаете эту притчу?

– Нет, не припоминаю, продолжайте, – слукавил граф.

– Марфа возмутилась и сказала Иисусу: «Почему это я одна хлопочу, скажи моей сестре, чтобы она помогла мне накрыть на стол». А Иисус ответил: «Марфа! Марфа! Ты заботишься и суетишься о многом, а нужно только одно. Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у нее».

– Тогда Марфа, наверное, та, которая стоит… Точно, на ней фартук, а Мария в золотистом платье сидит рядом с Иисусом.

– Хотите узнать их дальнейшую судьбу?

– Да.

– Они поверили Иисусу. Он воскресил их родного брата Лазаря, а потом, по одной из католических легенд, Лазарь с сестрами отправился проповедовать христианство в Галлию. Марию нарекли Магдалиной, она прожила там тридцать лет и скончалась в отшельничестве… Ой! У нас есть еще одна потрясающая картина на эту тему! Идемте, я вам покажу!

Анна Белль заспешила в соседнюю комнату, граф последовал за ней. Там висела картина с тем же библейским сюжетом, но совсем не похожая на предыдущую.

– Прекрасная живопись! Кто ее автор? – восторженно спросил Андрей Петрович.

– Это картина Яна Вермеера. Я очень люблю его работы. И дедушка Геррит называет господина Вермеера одним из трех самых загадочных и великих голландских живописцев всех времен.

– Действительно, какая-то удивительная манера, ее ни с чем не спутаешь… Вы мне расскажете о нем, Анна Белль? – Совсем немногое. Господин Вермеер жил очень скромно, о нем почти ничего не известно. Сторонился публики, был хозяином постоялого двора в городе Делфт. Его уговорили вступить в гильдию Святого Луки, но только в качестве торговца предметами искусства, а не как художника. Дедушка Геррит рассказывал, что он практически не общался с другими членами гильдии. Есть непроверенные сведения, что Вермеер учился у Герарда Борха и Карела Фабрициуса – ученика самого Рембрандта. Но, безусловно, на его творчество сильно повлиял художник Питер де Хох, тоже из Делфта. Известно также, что семья у Вермеера была еще больше, чем у Балена. Представляете – пятнадцать детей! Однако никто из них не стал художником.

Граф внимательно выслушал девушку и спросил:

– У вас есть еще его работы?

– Есть еще одна, слава богу! Только она в другой части дома. Пойдемте туда!.. Знаете, почему я так сказала: «слава богу»?

– Почему?

– Потому что господин Вермеер писал только по две картины в год! За всю жизнь он создал не больше сорока. Живопись не была для него источником заработка, поэтому свои картины он продавал очень редко – в основном украшал ими свой постоялый двор или дарил родственникам. Дедушка Геррит был счастлив, когда мы купили еще одну картину, совсем недавно. Мы вместе ездили за ней в Делфт и еле-еле уговорили хозяина трактира продать ее нам.

– Трактирщик был ценителем искусства?

– Если бы! Ему нравилось то, что на картине была видна крыша его дома, рядом с каменным мостом, слева от церкви. Это, видите ли, тешило его самолюбие. Он долго не соглашался, и я уже просто не знала, что делать. Однако дедушка Геррит предвидел такое поведение трактирщика и взял в дорогу несколько современных натюрмортов, которые специально купил накануне на воскресной распродаже. Когда он предложил хозяину повесить на место одной картины целых три – с изображением вкусной пищи, вина и фруктов, трактирщик тут же сдался. А через минуту уже был полностью со мной согласен в том, что картина Вермеера никак не сочетается с интерьером его закусочного и питейного залов, а натюрморты гораздо больше для этого подходят.