Синяя дорога - Жанна Браун

Бабушка Сафронова жила почти что в подвале: нижняя часть комнаты — до окна — была фактически под землей, а окно висело прямо над газоном. Мама говорила, что это называется "цокольный этаж" и что прежде так жили многие. Сейчас в наших дворах так жила только одна бабушка Сафронова, да и то потому, что не соглашалась никуда переезжать: у нее были тут дорогие воспоминания. Говорят, прежде у нее был муж и дети. А сейчас — одни только воспоминания. И никто не ходил к ней, кроме почтальонши тети Симы, что приносит пенсию, да соседок по дому, для которых бабушка латала простыни и выжимала соки… Летом бабушка подставляла к своему окну изнутри белую табуретку, тогда табуретка становилась как бы ступенькой, а окошко — дверью. Бабушка Сафронова садилась снаружи перед «дверью» на другую табуретку и шила. Она была сухонькая и почти глухая.

Теперь у бабушки Сафроновой жила Лиза.

Каждое утро, направляясь на взморье, мы с Нильсом и Эдиком встречали Лизу у молочного магазина.

— Здравствуй, Лиза! — говорил я.

— Здрасти! — Деловито помахивая бидоном для молока, она проходила мимо,

— Воображает, — комментировал Нильс.

А Эдик делал за девчушкой шаг-другой: ему бы познакомиться да попробовать молочка. Но он был кот совестливый и не мог нарушить компанию.

Когда я вечером проходил мимо бабушкиного окна, Лиза на меня не смотрела. Но она, конечно, вовсе не воображала, а просто побаивалась других девчушек с нашего двора: Динки, Нинки и Иринки — могли ведь поднять на смех: "жених и невеста!". Впрочем, в женихи Лизе подходил не я, а Нильс.

В этот вечер Лиза сидела за столом и что-то рисовала. А в моей голове уже шевелилась мысль, что она не из этого другого, а из моего измерения. Чем-то она была похожа на девочку именно из моего измерения… Кроме того, мне стало теперь известно, что Лизина мама испытывала луч, причем испытывала на себе. И небось догадывалась, что он перемещает… И наверняка она не оставила бы свою дочку в ином измерении одну…

Я наклонился и постучал в оконное стекло к бабушке Сафроновой:

— Можно к вам?

…У бабушки пили чай не из чашек, а из тонких стаканов. Сперва я, конечно, от чая отказался, но бабушка была глуховата и все равно накрыла на три прибора. На самом деле пить мне хотелось: я съел возле больницы пирожок с соленой сосиской. Лидию же так и не увидел. Не мог я прийти в палату к незнакомой женщине. Тем более что там должны были появиться тетя Нина со своим спутником. А в больничном саду Лидии не было.

Лиза с бабушкой потащили меня к столу и уселись сами напротив, а посредине в полосатой тарелке лежали мои любимые ванильные сухарики… И можно было кое о чем расспросить:

— Лиза, а где вы жили с мамой раньше?

Лиза как раз откусила кусок сухаря.

— У тети Нины, — с полным ртом сказала она.

— А до этого?

— На даче у маминых друзей.

— А еще раньше?

— Еще до весны?.. До весны мы жили в Петропавловске-на-Камчатке.

Вот оно что! Разматывается ниточка Лидьиных тайн! Петропавловск-на-Камчатке — как раз то место, куда ездит в командировки папа…

— А где твоя мама там работала? Не помнишь?

— Помню. Институт анти… анти… Трудное такое слово… Ленинградский филиал…

ПРОСТО НОВЫЙ ЭТАП

Удивительно, как эта девчушка Лиза умела отвечать на вопросы — выпалила сразу самое главное!.. Филиал — это часть завода или института, которая находится в другом городе. Значит, в Петропавловске-на-Камчатке есть часть папиного института, а Лидия — его сотрудница, вот почему у папы все ее знают. В филиале тоже, наверное, есть испытательная база, Лидия работала на ней и направила на себя лучик. Потом Лидия заболела. Случилось это скорее всего потому, что лучик у них там в филиале получился какой-то не очень хороший. Не такой хороший, как тут у папы. Вот почему папу вызвали в Петропавловск на помощь, а Лидия приехала лечиться хорошим папиным лучом.

Наконец-то все уразумев, я радостно обмакнул кусочек сахару в чай — у бабушки Сафроновой пили чай вприкуску… И подумал, что о любви папы и Лидии — это, безусловно, тети Нинины враки. Просто один человек лечит другого больного человека…

Но тут в окошко стукнули, и в его проеме проявилась тень.

— Ты, значит, у Лизки, Валет? — произнесла тень задорным голосом Динки из сорокового подъезда. — А что моя мама про тебя ска-за-а-ла!.. Я такое теперь знаю про твоего папку. Про твоего папку и про Лизкину мамку… Эх вы!..

Было совсем темно, и другая мама могла уже начать волноваться, а я считал, что волнений у нее достаточно и так из-за этой папиной тайной базы. Поэтому я пустился бегом.

Возле низенькой ограды, поставив на нее туфлю, спиной к прохожим стояла Ника. Мне было совсем не до нее, хотелось проскочить мимо, но вдруг из-за ее ноги выкатился лохматый шар и запищал-заскулил тонюсеньким голоском. Ника обернулась:

— Это ты, Валет? Не бойся, он не кусит. Кузя, ко мне!

Но Кузя и не думал слушаться. Он подпрыгивал, толкался мне в ноги, облизывал мои руки шершавым язычком. Лаять он, наверное, еще не умел.

— Сколько ему? — спросил я.

— Четыре месяца.

— Твой?

— А чей же? — И она взяла щенка на руки. — Ах ты хороший песик, мой единственный дружок!

Ника терлась щекой, носом и лбом о мохнатую мордочку. Но и в темноте было видно, что лицо у нее грустное.

— Ника! — спросил вдруг я. — Что бы ты сделала, если б узнала, что твой папа влюблялся много раз?

Она быстро спустила Кузю на траву.

— Много раз?.. Ну… не знаю… А сколько?

— Два.

— Всего два раза, да?.. То есть один раз — в твою маму, а другой раз в…

— Ага. В кого-то другого…

— А когда в кого-то другого? Теперь или давно?

— Ну, например, давно.

Ника вздохнула:

— Тогда… Тогда я думала бы о той женщине, с которой он расстался. И мне было бы за нее грустно.

Она снова взяла Кузю, и он уткнулся ей в шею.

И тут мимо нас с обычным своим холщовым мешочком в руке прошествовал, помахивая джинсовым клешем, Коля-студент. Он кивнул нам чуть-чуть. А Ника уткнулась носом в Кузю и зарылась лицом в его шерсть.

— Мамуль! Ты когда с папой познакомилась, то уже в больнице работала?

— Да.

— А папа… он уже был немолодой?

— Ну, как тебе сказать? Двадцать восемь лет и два месяца.

— А вы в каком году поженились?

— Ты разве не знаешь? Ровно за два года до твоего рождения.

— Мам, я еще хотел спросить… Вы с ним, когда я уже был… вы не разводились?.. Ну, на время?