Десятая заповедь - Валерий Фурса

— Да! Это Скребков стрелял. Тот, которого наши мальчишки Козлобородом зовут.

— Ты только не волнуйся, любимый! Тебе и Петр Федорович операцию отлично сделал, и дед Иосиф трав целебных привез.

— Ну-у, если дед Иосиф здесь, то я могу больше не беспокоиться о своем здоровье. Он и мертвого с того света достанет. А я ведь жив! Потому буду и сам стараться быстрее выздороветь.

— Ты только не говори больше, милый! Самое страшное уже позади. Скоро ты выздоровеешь, и тогда у нас снова все будет хорошо. А сейчас не говори ничего. Тебе еще нельзя разговаривать.

— А кто это тут в наш с Петром Федоровичем процесс лечения вмешивается? Кто это нашему легиню разговаривать запрещает? Неужели это моя внучка в нашем тандеме засомневалась, а, Петр Федорович? А, может, мы ее домой отправим?…

— Дедушка! Ну, разве ж так можно?…

— Уважаемая! — и себе, улыбаясь, вступил в разговор доктор. — А разве можно такими непрофессиональными советами нашего больного дезориентировать? Это мы с Иосифом Степановичем его лечим. А вы нам только помогаете. Но помогаете вы отлично! Вот только тем и занимайтесь. А все остальное — то уж наша забота.

И пальцем на нее помахал. Но улыбки своей даже не пытался скрыть.

— А вам, молодой человек, я скажу, что по-доброму вам завидую. У вас просто замечательная жена. Более трех суток возле вас сидела, глаз не смыкая. Берегите ее! А то, что она вас бережет, она уже всем доказала.

Галина слегка смутилась от таких слов. Но промолчала. Ведь и так понятно, что она сделала только то, что и должна была делать любящая жена.

— Процессом лечения больного мы с Иосифом Степановичем руководим. Пить дедовы настойки и наши лекарства он будет. И разговаривать понемножку тоже будет. Но ровно столько, сколько мы ему позволим. Ты ведь хочешь как можно скорее на ноги встать?

Василий растерянно переводил взгляд, утомленно концентрируя его то на лице доктора, то на крепкой дедовой фигуре.

— Здоров будь, легиню! — дед Иосиф подошел к кровати и накрыл своей рабочей пятерней его руку. — Выпей-ка моего лекарства.

— Дед Иосиф! Какая у вас хорошая рука! Она мне как бы сил прибавила…

— А оно так и должно быть. Достойно ли такому легиню в кровати разлеживаться? А руки наши — карпатские. К любой работе привычные, к людям добрые. А для любимых нами людей — любящие.

— Да разве мне хочется тут разлеживаться?! — тихо прошептал. — Дел-то сколько! А из-за какого-то поганца не то, чтобы встать, даже вздохнуть полной грудью не могу. Будто огонь возле сердца…

— Тот огонь мы с Петром Федоровичем потушим. Правда, на это несколько дней пойдет. Но терпи, казак! Атаманом будешь! Твое дело сейчас — отдыхать и сил набираться. Как тебя на ноги поставить, то уж наша забота. Об этом можешь не беспокоиться. А со всеми делами твой друг Николай хорошо управляется.

— Я-то буду отдыхать. Если это так надо. Хотя и не ко времени это. Но через несколько дней на ноги встану. И даже не спорьте со мной!

— А что я вам говорил, Петр Федорович? — удовлетворенно потер руки дед Иосиф. — Мои лекарства еще никогда не подводили.

— Так я же с вами и не спорю, — тоже искренне улыбнулся доктор. — Если бы не наши бюрократы, то я хоть сегодня вас своим заместителем назначил бы. Или даже над собой начальником поставил бы.

— Э, нет, доктор! Лучше мы с вами друзьями останемся. А то какая дружба между начальником и подчиненным? То уже не дружба, а зависимость. А ты, Вася, теперь быстро на поправку пойдешь. На-ка вот, выпей. Только не кривись, не говори, что горькое. Сладким тебя потом Галя угостит.

— Дед Иосиф! Петр Федорович! Да с такими докторами я тут действительно не задержусь. Дел слишком много. Через неделю на ноги встану.

— Через две недели! Никак не раньше, — попытался возразить ему доктор.

— А таки встанет через неделю! — довольно погладил седые усы дед Иосиф. — Встанет! Потому что он — наш! Он — рода карпатского!

— Спасибо вам, дед Иосиф! Благодарю за то, что настолько своим считаете.

— А наша Галинка за не своего замуж не вышла бы…

Василий быстро выпил горькое лекарство. Выпил, и довольно улыбнулся.

— Да разве оно горькое, дед Иосиф?! Наши травы горькими не бывают. Я будто живой воды попил.

— Вот, Петр Федорович! — поднял руку дед Иосиф. — Вы — доктор от Бога! Но и мы на что-то полезное способны. Самая могущественная сила на свете, сила родной земли нашему Васе теперь помогает. Встанет он через неделю на ноги, встанет! Ведь он уже второй мой напиток живой водой назвал.

— Да я только рад тому буду, Иосиф Степанович! Вы же знаете, что я с вами почти сразу спорить перестал. Немало травознаев я в жизни встречал. Но такого, как вы, впервые вижу. Я перед вами десять раз шляпу свою снять готов.

А маленький Василек удивленно посматривал на обоих дедов, не забывая при этом гладить папину руку.

Глава 27

После той встречи с Галиной Николя себе места не находил. Не скажешь, что влюбился. Таким, как он, это чувство не ведомо. Такие люди только себя любят, и только под себя Богом определенную судьбу подстраивает. Одно-единственное желание тогда пленило все его мысли. «Овладеть! Во что бы то ни стало, овладеть этой строптивой женщиной! А потом — ноги об нее вытереть! Чтобы знала, как мной брезговать!»

Ни укоры совести Скребкова не мучили, ни нормы общечеловеческой морали остановить не могли. О законе и вспоминать не стоило. Ведь для таких людей, как Николя Скребков, законы не писаны. Ибо они сами — закон! По крайней мере, все члены Клуба клинобородых именно так и считали. Так и поступали в жизни.

Николя довольно долго сам вынашивал планы завоевания строптивой горянки. Мечтать о ней? Нет. Этого за ним никогда не водилось. Белены он объелся, что ли? О такой способности человеческой личности он даже не вспоминал никогда. Зачем? Зачем о чем-то мечтать, если любую вещь можно просто купить за деньги. Если не сегодня, то завтра. А если не завтра, то через год. Или через несколько лет…

Например, он хорошо понимал, что должность заместителя министра он реально мог бы купить не раньше, чем через…адцать лет. Так зачем же делать какие-то особенные телодвижения, если можно спокойно дождаться наступления определенного, удачного для него, времени. А пока оно настанет, то время, удовлетворяться тем, что доступно сегодня. То есть, каждый день проживать в свое удовольствие. Так как для него лично доступно было намного больше, чем для простых смертных, то и жизнь, можно сказать, удалась, и все, что ему сегодня нужно, он имеет. Вот если бы только не эта своенравная горянка…

Больше трех лет прошло, а желание его так и не удовлетворилось. А память Николя хорошую имел. Злую память.

Время от времени он наведывался к матери, и тогда каждый раз пытался Гале на глаза попасться. Словом-другим переброситься. Но Галина на контакт не шла. Старалась даже не глядеть в его сторону. Чем еще больше заводила Скребкова. А то, что ему следовало бы извиниться за свое недостойное поведение, ему даже в голову не приходило.

За прошедшие годы другой человек давно забыл бы о своих тогдашних требованиях-пожеланиях. Но не таким был Николя Скребков. Он никогда и никому не прощал обид. А нанесенную ему Галиной обиду он считал самой тяжелой в своей жизни. И чем больше проходило времени, тем тяжелее и горче становилась та обида. Но сам он ничего сделать не мог. Пришлось к своим обращаться…

Не зря Гарик был лидером в их группе. И умом, и хитростью он был на две головы выше любого из других членов Клуба клинобородых. Если бы кто-то когда-то сумел направить его фонтанирующую энергию на какое-то хорошее дело, то и результат того предприятия мог бы быть положительным. Но его воспитанием занимался только папан. Вот и воспитал. Воспитал точно таким же, каким он был сам. Можно сказать — по образу и подобию своему…

На людях Гарик свою группу не собирал никогда.

— Нам не нужно, чтобы хоть кто-то что-то знал о нашей дружбе. Девиз «Больше двух не собираться!» — это именно о нас. Достаточно какому-то постороннему лицу увидеть нас всех вместе и обратить внимание на особенную примету, — погладил свою бородку клинышком, — чтобы догадаться, что мы — одна команда. В случае легализации нашего Клуба всем нам будет куда сложнее достигать наших целей. Потому что мы все, именно все вместе, у всех на виду будем. Потому и противостоять нашим намерениям будут более активно. Трудней нам тогда будет вверх выбираться…

Клуб в полном составе собирался только на празднованиях дней рождений клинобородых. Да и то, в таких местах, где их никто не знал. Обычно — на каких-то базах отдыха в других областях, лишь бы подальше от дома. Иногда даже в столице собирались.

Скребкову как раз тогда тридцатник исполнился. И поздравляли, и желали ему. А выпито было сколько…

Он уже хорошо под градусом был, когда вдруг о своей давней обиде вспомнил.