Покоя больше нет. Стрела бога - Чинуа Ачебе

– Это мои, – наконец сказал он. – У меня на них виды.

Скоро стали собираться умуофийцы. Некоторые брали такси, но не в одиночку, как Джозеф, а втроем или вчетвером, в складчину. Кто-то приехал на велосипеде. Всего собралось больше двадцати пяти человек.

Президент Прогрессивного союза Умуофии спросил, можно ли в Айкойи петь гимны. Он задал этот вопрос, поскольку Айкойи был европейской резервацией. Оби ответил, что, наверно, не стоит, но был глубоко тронут тем, что, несмотря ни на что, выразить ему соболезнования явилось столько земляков. Джозеф отозвал его в сторонку и прошептал, что принес пиво, чтобы помочь развлечь гостей.

– Спасибо тебе, – сказал Оби, глотая слезы.

– Дай им бутылок восемь, а остальное оставь для тех, кто придет завтра.

Все подходили к Оби и говорили ндо. Некоторым он что-то отвечал, другим просто кивал. Никто попусту не топтался на его горе. Земляки просто велели мужаться и скоро заговорили о житейских делах. Сегодня всех занимала фигура министра землепользования, который, вообще-то, был одним из самых популярных политиков, пока не стал корчить из себя народного героя.

– Во дурак-то, – заметил кто-то по-английски.

– Он похож на маленькую птичку нза, после сытной еды она настолько забылась, что вызвала на бой своего чи, – подхватил кто-то на ибо.

– То, что министр увидел в Ободо, научит его уму-разуму, – заявил третий. – Он поехал туда обратиться с речью к землякам, но все в толпе закрывали носы носовыми платками, потому что его слова воняли.

– Это не там его побили? – спросил Джозеф.

– Нет, побили в Абаме. Он отправился туда с грузовиками, заполненными женщинами – группой поддержки. Но вы же знаете народ в Абаме, там времени даром не теряют. Они хорошенько ему надавали и похватали платки его женщин. Сказали, бить женщин нехорошо, поэтому отняли у них платки.

Группа в дальнем углу вела другой разговор. Неожиданно возникла пауза, и все услышали голос Натаниэля, который рассказывал притчу.

– Черепаха собралась в дальнюю дорогу к далекому клану. Но, отправляясь в путь, велела своим не посылать за ней, если только не случится чего-нибудь нового под солнцем. Когда черепаха уползла, умерла ее мать. Все мучились вопросом, как заставить черепаху вернуться на похороны матери. Если сообщить, что умерла мать, она возразит, что тут нет ничего нового. И черепахе передали, что пальмовое дерево ее отца принесло плод на кончике листа. Услышав это, черепаха сказала, что должна вернуться и увидеть это чудо. Так провалилась ее попытка избежать хлопот, связанных с похоронами матери.

Когда Натаниэль закончил, воцарилось долгое смущенное молчание. Было ясно, что притча предназначалась лишь для нескольких ушей, для тех, кто был рядом. Но рассказчик неожиданно обнаружил, что обращается ко всем находившимся в комнате. А он был не тот человек, чтобы прерывать историю на самом интересном месте.

Оби опять проспал всю ночь и опять проснулся утром с чувством вины. Но оно было уже не таким острым, как вчера. А скоро и вовсе исчезло, оставив странное ощущение покоя. «Непонятная штука смерть, – думал он. – Не прошло и трех дней, как не стало матери, и вот она уже далеко». Когда минувшей ночью Оби пытался представить ее, картинка получалась мутноватой по краям.

– Бедная мама! – произнес он, стараясь голосовыми модуляциями вызвать нужное чувство.

Тщетно. Все перекрывал покой.

Ко времени завтрака у Оби разыгрался острый, просто неприличный аппетит, но он сознательно решил поесть чуть-чуть. Однако в одиннадцать не смог удержаться и отведал немного гарри, замоченного в холодной воде с сахаром. Поднося ко рту ложку за ложкой, поймал себя на том, что напевает танцевальную мелодию.

– Кошмар! – воскликнул Оби.

Затем он вспомнил историю царя Давида, который отказывался от еды, пока был болен его возлюбленный сын, но когда тот умер, омылся и поел. Тоже, наверное, испытывал это своеобразное чувство покоя, превосходящее человеческое разумение.

Когда чувство вины исчезло, Оби ощутил себя прошедшим сквозь огонь металлом. Или, как он записал в дневнике, который вел нерегулярно: «Странно, почему мне кажется, что я заново родившаяся змея, только что сбросившая кожу». Образ бедной матери, которая, не достирав одежду, возвращается с ручья, а рука кровоточит в том месте, где она порезалась его ржавым лезвием, поблек. Точнее, отодвинулся на второй план. Теперь она была для него женщиной, доводившей все до конца.

Отец, хотя и бескомпромиссный в конфликтах между церковью и кланом, не был человеком действия, скорее – человеком мысли. Да, порой он сгоряча принимал поспешные решения, но это случалось редко. В обычной ситуации, сталкиваясь с проблемой, отец взвешивал ее, оценивал, рассматривал со всех сторон, откладывая действие на потом. Тут он неизменно полагался на жену. Отец любил шутить, что все началось в день их свадьбы. И рассказывал историю, как Ханна первая разрезала торт.

Вместе с новыми свадебными традициями миссионеры принесли и свадебный торт. Но он скоро подстроился под местное понимание происходящего. Нож давали и мужу, и жене. Распорядитель считал: «Раз, два, три, начали!» И тот, кто первым разрезал торт, становился старшим супругом. На свадьбе Исаака Оконкво первой торт разрезала жена.

Однако еще больше Оби любил историю про священного козла. Через год после свадьбы отец Оби начал преподавать Закон Божий в местечке под названием Анинта. Одним из величайших богов Анинты был Удо, имевший посвященного ему козла. Этот козел не давал миссии покоя. Он забредал в церковь и гадил там, разорял посевы ямса и маиса самого учителя. Мистер Оконкво не раз жаловался жрецу Удо, но тот (несомненно, старик с юмором) отвечал, что козел Удо волен ходить, где ему угодно, и делать, что пожелает. И если он решил отдохнуть в алтаре Оконкво, возможно, это свидетельствует о том, что оба их бога приятели. На том все и кончилось бы, если бы однажды козел не появился в кухне миссис Оконкво и не съел ямс, приготовленный ею для готовки, и это в сезон, когда ямс был не менее драгоценен, чем слоновьи бивни. Миссис Оконкво схватила мачете и отхватила козлу голову. От старейшин деревни поступили гневные угрозы. Женщины какое-то время отказывались покупать у нее и продавать ей на рынке. Но усмирение клана религией и правлением белого человека оказалось столь успешным, что дело скоро сошло на нет. За пятнадцать лет до этого происшествия люди Анинты напали на своих соседей и покорили их. Затем явился белый человек и приказал сдать все огнестрельное оружие, что было в селении. Оружие собрали, и солдаты на глазах у всех уничтожили его. В Анинте сегодня есть поколение, которое называют поколением поломанных ружей. Живы и дети, родившиеся в том году.

Эти воспоминания странным образом успокоили Оби. Они, казалось,