Категория трудности - Владимир Шатаев

Нынче, вспоминая тот трудный момент, я с удовлетворением думаю: в самую острую минуту болезни мне ни разу, ни на мгновение не пришла подлая, предательская мысль отвязать веревку – нить, на которой висела жизнь моего партнера. Под натиском хвори дрогнули мои восходительские навыки, но нравственные остались неколебимыми. И это главный и, возможно, единственный по-настоящему веский аргумент, который дает мне право считать себя до конца состоявшимся альпинистом.

Тянется время. Или оно и вовсе остановилось? Для меня? Кажется, я буду находиться в этом подвешенном состоянии до скончания века, потому что нет у меня сил сделать следующий шаг…

Внезапно что-то скрипнуло надо мной. Я поднял голову и вдруг подумал, что, покачиваясь на лесенках, разбалтываю крюк… Он снова спас меня, этот буйный, разносящий нутро страх. Мне показалось, что крюк вот-вот выскочит, что еще несколько секунд и все, что составляет мое «я», уйдет в пропасть и там, на дне, распадется на мелкие части, раскидается по камням бесформенными ошметками. Мгновенно с неожиданной четкостью я осознал ситуацию, вернулось ощущение времени, и стало понятно: Гракович вряд ли успел обеспечить страховку. Значит, он уйдет вместе со мной… Выход нашелся сразу. Он ошарашил меня своей простотой и легкостью. Господи! До чего же он примитивен! Пустяк, раз плюнуть: повесить на следующий крюк третью лесенку, ступить на нее правой ногой, перевесить сюда же одну из двух, на которых держусь теперь, для опоры левой и полностью перенести сюда свое тело.

А дальше: снимается лесенка, оставшаяся сзади, переносится на следующий крюк… Словом, начинается новый такт. А за ним – пресловутый перегиб.

Я одолел его с легкостью, которой мог позавидовать даже Сережа Бершов. И оказавшись на стене, придя в себя, понял вдруг, что под действием страха изобрел «велосипед». Этим способом такие участки проходят альпинисты. Именно так прошел карниз Валя Гракович. Именно так дошел до середины потолка и я. Здесь меня остановила паника. Зато страх, который я осмелюсь назвать «мужским», выдав мне иллюзию отбытия, заставил двигаться дальше.

Ничего не подозревавший Гракович спокойно ожидал моего появления. Он вышел на полку, набросил веревку петлей на каменную тумбу и на всякий случай крепко держал провисший конец. Мои переживания под дном скалы заняли слишком мало времени, чтобы заподозрить о них человеку со стороны. Информацию эту можно было сделать своим, так сказать, личным достоянием. Но я все-таки решил поделиться: и потому, что он все равно догадывался, и потому, что чувствовал его искреннее дружеское отношение. Устроившись рядом на полке для десятиминутного отдыха, я рассказал ему о случившемся.

Валентин ответил не сразу. Он долго потирал лоб, наконец сказал:

– Володя, я тоже должен тебе признаться в одной вещи… – Помолчав немного, он выпалил: – У меня то же самое! После того как спустили тела, девчонки не выходят из головы. Каждый день снятся. Почему так? тебя понятно

– ты потерял Эльвиру. Но я… В конце концов… мы много раз хоронили товарищей. Это всегда трагично. Но ведь не было же такой реакции. Почему теперь? У меня, правда, это проходит полегче, чем у тебя. Я с собой спокойно справляюсь. Но все равно, почему?

– Не знаю. Боюсь об этом думать.

– А я думал. И придумал. Может, неверно, а может, и верно. Нас пожирает комплекс вины. Мы все, мужики, виноваты перед ними. Я это остро почувствовал там, на поляне Эдельвейсов, когда хоронили. Мы все больше и больше втягивали их в эту игрушку. Мы обязаны были вовремя им сказать: стоп! Дальше вам ходу нет. Играйте здесь – в эту дверь не входите. Далось всем это «чисто женское» восхождение! Ходили бы в розницу – с нами. Хоть на Эверест! Это еще так-сяк. В случае чего за них бы подумали, за них бы решили, их бы спасали. Бездумно мы относились к их делам. Забыли, что на высоте все решает поведение людей. Что главное там – умение разумом подавлять чувства. Сколько раз сами-то мы – «зубры» альпинизма! – выползали оттуда чуть живыми?! Спасались, потому что не раскисали, когда с кем-то что-то случалось… Ты извини, но я думаю, главная причина трагедии в том, что они все голову потеряли, когда умерла Любимцева. Начался разброд, паника. Группа тут же вышла из подчинения – дисциплина, которую они так старались наладить, тут же рассыпалась прахом. Элементарная вещь – в нужный момент надо уметь и по мордам надавать. Способны они на это? А мы что ж, не знали этого?! Мы, Володя, не напрягались. Все шло самотеком. Им захотелось сделать женское восхождение! Мало ли кому что захочется! Мне вон захочется завтра к зверю в клетку войти. Пустят меня туда?! Не потому, что зверь моими косточками может подавиться, а ради меня, дурака. Наша вина, Володя! Она засела где-то в подкорке и гложет нас. А человек не может всю жизнь тащиться с виной в душе. Он должен избавиться от нее, иначе она его доконает. Вот и вышел у нас в мозгах перевертыш: если виновны не мы, то кто-то другой или что-то другое. Что? Альпинизм! И тут с ходу, в одно мгновение врубилась в башку коварная штука – неверие в альпинизм. Точнее: вера в его уязвимость! В души наши закралось нездоровое сопоставление – то, на которое восходитель не имеет ни малейшего права: цены собственной жизни и гор! Нельзя эти вещи сопоставлять, нельзя их класть на весы, ибо такое взвешивание означает конец нашей восходительской жизни. Мы усомнились в альпинизме, хотя знаем, что в девяти из десяти случаев происшествий в горах виноваты не горы, а люди. Ты статистику знаешь лучше меня. Там все виновники – черным по белому: беспечность, неподготовленность, переоценка возможностей, петушиная бравада, тактическая слепота, недооценка угрожающей перспективы, которая, кстати, в горах – величина постоянная… О последней иногда забывают даже самые опытные люди. Если б тогда, в 74-м, на пике Ленина не забыли об этом, то согнали б девчонок с вершины самое позднее через два часа после выхода на нее. И никакие траверсы в голову не пошли бы.

Мы усомнились в альпинизме, хотя знаем, что квалификация альпиниста как раз и зависит от того, насколько отягощают его искусство эти виновники. Значит, все дело в квалификации восходителя, а не в самом альпинизме. И нечего в нем сомневаться. В конце концов, есть круг мастеров, которые выходят и всегда выходили победителями в самых острых спорах с горами. Значит, возможно? Между прочим, сдается мне, что мы с тобой находимся внутри этого круга, пусть даже с самого краешка. Это «между прочим» я тебе советую вспомнить.

И другое. Я б к «виновникам» отнес излишнюю готовность нашего начальства санкционировать любую попытку сделать новый шаг в альпинизме. По-моему, сперва надо двадцать раз прокрутить, осмотреть со всех сторон, а потом уже давать добро. Это отчасти и в твой адрес, и в адрес федерации.