Искусство любви - Екатерина Савина

– Потому что это опасно, – ответила я, – вполне вероятно, что нас ждут там. То есть – меня ждут там. Отец Никодим говорит, что следы исчадия ада... Светы – ему отчетливо видны. Я теперь уверена, что и я смогла бы отыскать ее следы через астральное измерение, но... времени у нас не так уж много и под рукой есть отец Никодим, которого можно использовать, пока из мозгов у него не выветрился алкоголь и пробудившийся здравый смысл не вытеснил из подсознания мою установку на поиск Светы.

– Хорошо, – сказала Даша, – идите, а то ему на снегу босиком, я думаю, не очень жарко... И все-таки, почему я помню этот дом? И этот двор? Когда я была здесь.

Мы с отцом Никодимом направились к подъезду, но пройдя всего несколько шагов я остановилась и повернулась к Даше.

– Сидите в машине, – снова сказала я, – и ни при каких условиях не ходите за мной. Ясно?

– Ясно, – ответил за себя и за Дашу Васик, – яснее ясного. Чего тут непонятного?

Какая-то случайная старушка, встреченная нами на лестничной клетке, увидев полуголого отца Никодима, испуганно икнула и перекрестилась.

– Так, дочь моя, так, – чинно прогудел священник, останавливаясь перед попятившейся старушкой, – крестное знамение великую силу имеет. Постой-ка... Я тебя знаю. Ты каждый день в мою церковь ходишь. А вот в прошлое воскресение тебя не было... Пошто светлые праздники пропускаешь?

– Батюшка! – прозрела старушка. – И я тебя признала... Болела я тогда, вот и не была... А ты... Почему ты в таком виде и с такой...

Старушка неприязненно покосилась на меня.

– Во грех ударился, батюшка? – осведомилась старушка. – Голый бегаешь по городу со срамными девицами?

– Почему это я срамная? – обиделась я, несмотря на то, что мне не до того совсем было.

Не почтив меня ответом, старушка, сокрушенно помотала закутанной в пуховый платочек головой.

– Дело важное у нас, болезная, – пояснил священник, немного сконфузившись, – ловим беса, православных смущающего. А мое одеяние я страждущему отдал.

Старушка принюхалась к густым алкогольным парам, исходившим из широкой пасти отца Никодима и подозрительно прищурилась.

– Стыдно, батюшка, – сказала она, – я вот отцу настоятелю про тебя расскажу. Не подобает священникам в таком виде находится...

– Я тебе вот стукну отцу настоятелю! – грозно взревел пьяный священнослужитель и бог знает, что еще он наговорил бы несчастной старушке, если бы его взгляд случайно не пал бы на приоткрытую дверь.

– Следы бесовские ведут сюда! – заорал отец Никодим, разом забыв про вредную старушонку. – За мной, дочь моя!

Он снова страшно завращал глазами и, схватив меня за руку, поволок к двери. Распахнул ее и, втолкнув меня в темную прихожую, ввалился туда сам.

Несколько секунд мы стояли в полной темноте. Ничего не было видно, ничего слышно не было, кроме наполняющего все помещением алкогольными миазмами тяжелого дыхания отца Никодима.

Потом я нащупала на стене выключатель и включила свет.

Яркие электрические лучи залили бедно обставленную прихожую и первое, что я увидела, была статуэтка зеленого человечка, стоявшая на полочке, над которым располагалось зеркало.

Какое-то темное облако висело над статуэткой. Мне показалось или... было это на самом деле – но зеленый человечек на полочке пошевелился и, пошевелившись, повернулся к зеркалу, в котором, как я с ужасом заметила только что – отражалась я, отражался голый отец Никодим, но не отражалось никакого зеленого человечка.

– Бесовское наваждение, – прохрипел отец Никодим.

И тут же пол провалился у нас под ногами. Яркий электрический свет пропал после мгновенной вспышки, во время которой я инстинктивно закрыла глаза.

А когда открыла, то увидела, что я нахожусь в какой-то странной местности, по всей видимости, болотной топи – стены квартиры растворились в вонючем зеленоватом воздухе, в котором не было видно ничего не расстоянии двух шагов – такой он был тягучий и плотный. Коренья и сухие ветви неведомых растений стлались у меня подо мной, а когда я опустила взгляд на мои ноги, то увидела, что они почти уже до колена увязли в смрадной черно-зеленой жиже.

– Бесовское наваждение! – снова услышала я позади себя.

И оглянулась.

Отец Никодим барахтался в черно-зеленой луже – он увяз в топкой поверхности уже по пояс – испуганно и беспомощно бал руками по вонючей воде вокруг себя – вода разлеталась грязными брызгами, а болото неудержимо и страшно тянуло отца Никодима на дно.

– Помоги! – захрипел отец Никодим, очевидно, сразу протрезвев от внезапно наступившего ужаса. – Помоги, меня засасывает!

Я рванулась у нему, но не тут-то было – болото крепко держало меня за ноги.

Мне показалось, будто я услышала где-то совсем неподалеку чей-то тоненький издевательский смешок. Я рванулась еще раз, мне удалось высвободить одну ногу, но, упав, я вынуждена была опереться на левую руку и эта рука тут же – по локоть – погрузилась в правую топь.

«Это ловушка! – мелькнуло у меня в голове. – Как же, черт возьми, я сразу не догадалась – как только увидела этого странного человечка-статуэтку и черное облако сгустившейся нечистой энергии, висящее над ним! Вернее, догадалась, что нас ждет здесь ловушка и никакой Светы тут нет, но было уже поздно... Черт, это все потому, что слишком положилась на отца Никодима. Моя интуиция и обостренное экстрасенсорными способностями подсознание – находились в нерабочем состоянии... Конечно, я сберегла свои силы, но в итоге попала в эту ужасную ловушку, из которой теперь не знаю, как и выбираться»...

Опять кто-то мерзко захихикал. В смертельной тоске я огляделась по сторонам, но никакого не увидела.

Зато заметила толстую палку, валяющуюся неподалеку.

Отлично! С помощью этой палки я постараюсь выбраться на более или менее сухое место, а потом как-нибудь помочь отцу Никодиму.

Отец Никодим!

Я посмотрела на него – болото затянуло его мощное и тяжелое тело уже практически полностью – на поверхности торчала только патлатая голова с вытаращенными сумасшедшими глазами.

Видимо, отец Никодим боролся изо всех сил. Лужа вокруг него кипела миллионами брызг и пузырей, лопающихся с отвратительным чмоканьем. Голова несчастного священника то выскакивала так высоко, что была видна крепкая шея, вся измазанная болотной слизью, то погружалась до самых глаз.

– Помоги! – булькал отец Никодим. – Дочь моя, не дай погибнуть... отцу твоему во Христе... Про... буль... протяни руку спасения...

Схватив палку, я положила ее перед собой. Теперь, получив точку опоры, мне удалось вытащить левую руку из болотной топи. Я на секунду перевела дыхание, потом оперлась на палку, не дающая моим рукам увязнуть, упала плашмя в грязь и стала поджимать под себя ноги, понемногу освобождая их из плена чавкающей топи.

Только с огромным трудом мне удалось выбраться на поверхность болота целиком. Изможденная и обессиленная, словно распотрошенная лягушка, я вытянулась посреди грязной лужи.

Но отдыхать было некогда – отец Никодим булькал уже совсем что-то нечленораздельное.

Собравшись с силами, я в два рывка подползла к нему и протянула спасительную палку.

И очень вовремя – потому что на поверхности грязной болотной водицы оставалось только торчащая кверху рука отца Никодима. В эту-то руку я и сунула палку.

Он схватился за нее.

То, что было дальше невозможно описать словами. Я тащила невероятно тяжелое тело священника из болотной пучины, ни за что не желающей отпускать свою добычу. Упираясь локтями в скользкую грязь, то и дело проваливающуюся подо мной, я тянула на себя палку и накрепко прицепившегося к ней священника.

Вот на поверхности показалось его вымазанное грязью лицо, безумные глаза, стремящиеся, казалось бы, выскочить из орбит, перекошенный рот, хватающий гнилой болотный воздух, могучие плечи, дрожащие от чудовищного напряжения, голая грудь, к бледной коже которой сплошь присосались огромные пиявки...

А откуда-то все летел ко мне мерзкий хохоток, отвратительное такое хихиканье, просто сводящее меня с ума. У меня не было ни сил, ни времени оглянуться, но я почему-то была уверена, что – даже если бы я смогла оглядеться по сторонам – все равно не увидела бы этого сукина сына весельчака...

Не знаю, сколько времени продолжался весь этот кошмар, но когда все закончилось, мы с отцом Никодимом – с ног до головы перемазанные гнилой слизью и облепленные настырными пиявками, лежали в черно-зеленой луже и жадно глотали гнилой воздух грязными ртами.

Кровь оглушительно билась о стенки моего черепа и сознание – и способность разумно мыслить – толчками возвращались ко мне.

«Несомненно, это магия, – думала я, – обычная ловушка. Мгновенный перенос жертв... то есть меня со священником... в тот мир, в котором мы должны погибнуть, не справившись с проявлениями неизменно враждебной окружающей действительности. Рычаг переноса – тем, чем открывались двери из одного мира в другой – была, конечно, зеленая статуэтка. Да никакая они не статуэтка... Это представитель того мира, в котором мы оказались – я хорошо подобные штуки знаю, не раз уже сталкивалась. Естественно, в нашем мире он не может существовать в таком виде, в котором он существует в своем мире – и поэтому вся его сущность – и физическая, и духовная – заключены в статуэтке. Но откуда эта статуэтка у Светы? Такие вещи практически невозможно достать. Они слишком опасны. Если не знать, как их хранить, то можешь погибнуть сам, прежде чем будет возможность их использовать по назначению. Я знаю только одного человека, способного управлять такого рода вещами... Его имя... Черт возьми, не хочу я называть имени своего заклятого врага. Даже в уме проговаривать не хочу. Чтоб он сдох! Но как Света и... он могли»?..