Все оттенки черного - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сидоров, ты должен сняться в моем новом видео, — влез в его мысли и в поле зрения еще кто-то. Кажется, известный блогер Никодимов. — Врачи, бессильные помочь несчастному, и я… — Он произнес название нового ролика, после чего его выперли объединенными врачебными усилиями.
— Сидоров, не умирай, — возгласил еще кто-то. — Ты ж мой избиратель. Через три дня выборы, как же без твоего голоса. Борись. Хотя бы ради меня. А уж я с коррупцией, мздоимством… только бы до всего этого добраться…
— Сидоров, подумай о родных, — влез еще кто-то. — На тебе ипотека на двадцать лет. Как же ты можешь на них повесить долги?
Хорошо, что у меня родных-то нет, подумалось умирающему.
И вторая мысль неожиданно пришла в голову: а что если попросить у собравшихся воды? Дадут?
— Сидоров, я представляю областное министерство по налогам и сборам. Мы только что выслали тебе уведомление об уплате пошлины. Ты что же, решил вот так вот просто…
— Городское телевидение! Разойдитесь, дайте место, у нас прямой эфир. Уберите кровь только, нас дети смотрят.
Сидоров понял, что даже если будет кричать, никто не услышит. Он вздохнул и увидел рядом с собой приятного молодого человека в белом с курчавыми пшеничными волосами. Пытался что-то сказать, но улыбчивый незнакомец, наклонившись, закрыл ему рот пальцем.
— Всё в порядке, Сидоров. Я твой ангел-спаситель.
— Хранитель… — поправил Сидоров, но молодой человек покачал головой.
— От этих и всего этого — спаситель. — Он обвел тонкой рукой людей окрест. — Всевышний послал меня к тебе как к самому кроткому, доброму нравом и великодушному представителю человеческой натуры. Чтобы переправить тебя в лучшее место. В Лихтенштейн, в семью Гроссшартнеров. У них через минуту родится мальчик. Им и будешь ты, Сидоров.
— А почему не в рай? — не шевеля губами, спросил тот.
Ангел покачал головой.
— Просто… — ангел помолчал, а затем добавил: — … Просто там лучше.
— Мадам, — произнесла акушерка, улыбаясь, — у вас мальчик. Да какой, пять кило, богатырь!
— Рихард, — произнесли бескровные губы молодой мамы. Она устало выдыхала, приходя в себя. — Милый добрый Рихард. Пожалуйста, дайте его, Эльза, я обниму свою кроху.
— Руди, у тебя мальчик! — воскликнул свежеиспеченный дядя Ади. — Да не стой столбом, перережь пуповину, я тебя снимаю. Отклейся уже от стенки-то.
— Тише, ребенок разволнуется, — тут же укорила его акушерка. Адольф, извиняясь, вышел в соседнюю комнату шале, где переживало за исход дела все семейство Гроссшартнеров.
— Мальчик, — только и произнес он.
— Слава богу. Как Магда, как ребенок? Ади, прекрати снимать, скажи толком, — произнес глава семейства. И неожиданно добавил: — Вот и еще один миноритарий компании «Майкрософт» появился на свет.
— Милый, — попрекнула его супруга, — ну не сейчас же.
— А здесь все такие. «Амазон», «Ланком», «Нестле», «Пфайзер»… да и от янки не убудет лишних тридцать тысяч евро в год… Но что же мы встали, идемте поздравлять новоиспеченных отца и мать. Боже, я стал дедушкой, подумать только. Эльза, можно? Ади, а тебе уже хватит.
Они вернулись к завернутому в полотенце Сидорову, бережно обнимали его, передавая из рук в руки, шептали ласковые слова, целовали и пожимали крохотные пальчики. Сидоров озирался, не веря, что все эти люди родные и близкие, просто любят его безо всякой задней мысли, таким, каков он есть. На какой-то миг показалось, что он беженец в этой далекой стране. А потом Сидорова волной накрыло теплое всепоглощающее счастье, и он, не выдержав, разревелся.
Татьяна Нестерова. Жалко аистов
Ночь. Морг. Посредине пустой темной комнаты на двух стоящих рядом каталках лежат трупы двух голых мужчин. Один — седой, в шрамах, татуировках, без пальца на правой руке и с серебряным кольцом на левой. Второй — гладкий, чистый, с прической и тонкими пальцами.
Холодно. Фонарь за окном бросает квадрат света на кафельный пол. Тихо. За стеной нежно похрапывает дежурный патологоанатом.
— Привет. Эй! Ку-ку! Ау! Привет, говорю! — Седой сел, свесив волосатые ноги с каталки, и пихнул беспалой ладонью дебелое плечо сотоварища. Тот медленно приподнял редкие ровные ресницы:
— Что Вам надо?
— Мне?! — беспалый задумался. И правда, что же ему надо? А хрен его знает, чего-то надо. Есть-пить не хочет, странно. Обратный процесс тоже молчит. Может, секса?
Седой печально посмотрел на поблескивающее в фонарном свете обручальное колечко. «Было бы золотое, поди бы уже без второго пальца был», — эта мысль так развеселила седого, что он захихикал и снова толкнул соседа.
— Эй, ты как сюда попал? Сам загнулся, или помог кто?
— Сам.
— Обидно, наверное?
— Да, не ожидал, — второй, кряхтя, присел напротив первого, привычно поправил ладонью прическу. — Рак легких вовремя не зафиксировали.
— Курил, небось?
— Что Вы?! Никогда!
— Тогда вдвойне обидно.
— Да.
Повисла мертвая тишина. Другой в морге не бывает. Два трупа сидели на высоких каталках друг напротив друга, чуть покачивая босыми ногами с бирочками.
— А меня током шарахнуло. Смотри! — беспалый наклонился и показал собеседнику обугленный затылок и белесые кости шейных позвонков в черном месиве. Второй брезгливо отстранился.
— Где это Вас так?
— Да там. У нас в поселке аисты живут. Гнездо себе на церкви разрушенной каждый год складывали. У нее еще с войны луковички не было, вот они и использовали этот высокий плацдарм. Да… Тебя как зовут-то?
— Леонидом звали.
— Так вот, Лёня. Церковь эту отреставрировали за зиму. Аисты весной прилетели, а места и нет уже. Надо другое искать. А поскольку у нас как раз ЛЭП стали вести к новым дачам, то самым удобным местом для птиц показался столб. Меня Вася зовут. Звали.
— Очень приятно.
Василий, улыбнулся и поскреб затылок, от чего на белую простыню посыпался черный пепел.
— Ну вот. Мы-то думали, что эта стройка, как всегда, надолго, успеют птички отстреляться. А оно, вишь как, обернулось. Сейчас всё быстро делают. Короче, у птичек яйца в гнезде, а тут ток уже решили пустить. Пока я место на крыше обустраивал, чтоб туда яйца перенести, все уже и подключили. Полез я на столб за яйцами, уже вынул, слезать хотел…
Голос Василия задрожал, подбородок горестно уперся в татуировку на груди:
— Представляешь, Лёня, я одно яйцо в карман положил, а второе уже проклюнутое было. Куда ж его совать-то? Вот в руке и держал. Качнулся неловко и головой в провода. Разбились аистята. Эх, если бы двумя руками держался, не качнулся б, хоть одного бы спас.
Василий замолчал, и в морге снова повисла тишина.
— Даааа, — выдохнул Леонид. Ему захотелось рассказать тоже что-нибудь этакое, яркое и героическое, но на память приходили только Зоя Космодемьянская, Гагарин и Штирлиц. Самое интересное в его жизни — это была поездка на море с мамой пятьдесят лет назад. Он тогда чуть не утонул в соленой большой воде. Простудился и заболел. С тех пор Леонид боится плавать. А еще он боится летать. Поэтому никогда не покидает свой город. Не покидал. После смерти мамы хотел завести собаку, но боялся, что не сможет за ней ухаживать правильно, и та умрет. Нет, если честно, то не поэтому. Не хотел выгуливать, кормить, пылесосить шерсть с паласа. Любая любовь накладывает обязательства и дополнительные телодвижения.
— А я марки собирал.
— Зачем?
Леонид задумался: и правда, зачем? Просто надо было иметь какое-то хобби. Вот он и имел. Добросовестно заполнив три кляссера купленными на почте марками, он показал их маме и надолго забыл в ящике письменного стола. Зато в разговоре с девушками было о чем говорить.
— Я смотрю, Вы женаты, — показал он пальцем на Васино кольцо. — На левой руке, значит, в разводе?
— Это значит, Лёня, что она была, а я ее помню и люблю. Ты не женатый?
— Нет.
— Почему?
— Н-не знаю. Насмотрелся на других. Не хочу лишних проблем, наверное. Не хотел. Это же поначалу только рай и удовольствие. А потом начинается такое, что хоть вешайся.
— Кхе, если не состоял, откуда знаешь?
— Вижу и слышу. У одного
