Не тяни леопарда за хвост - Элизабет Питерс

— Угу, — помрачнел мой дорогой супруг. — Объяснил бы, если в меня допустили к мумии.

— То есть? Бадж отверг твой план?

— О нет! План-то он как раз одобрил! Твои слова повторил, Пибоди. Блестяще, говорит...

— Так почему...

— Потому, дорогая моя Пибоди, что чертов... э-э... отъявленный сукин... э-э... негодяй решил нагреть ручонки на моей идее!

— Ах ты бедный мой, бедный... Так старался... Послушай! Какой смысл в этой процедуре, если ее будет проводить Бадж? Он не способен сделать выводы — определить возраст, пол... и все такое.

— Сказал, что пригласит какого-то профессоришку из соседнего медицинского колледжа. — Эмерсон скрипнул зубами.

— Может, еще передумает.

Мрачная морщинка между бровей разгладилась, и любимый раскатистый смех согрел мне душу.

— Знаю я тебя, Пибоди! Не смей даже думать! Я запрещаю... слышишь?... запрещаю ходить на поклон к Баджу и просить его передумать.

— Но я всего лишь...

— ...хотела как лучше для меня. Знаю, дорогая моя Пибоди! И ценю твою заботу. Бадж, по-моему, уже передумал. Перед самым моим уходом произошло... ха-ха-ха! Странная штука...

— А именно?

Эмерсон поерзал в кресле, откинул голову на спинку.

— Настоящее представление, ей-богу! Вообрази... Бадж сидит за столом и, как обычно, несет ахинею. Твой покорный слуга меряет шагами кабинет...

— ...поливая директора...

— ...пытаясь поддерживать светскую беседу. Стук в дверь. Входит охранник с пакетом. Бадж хватается за свой дурацкий нож — тот самый, который он якобы добыл на раскопках гробницы в Асьюте, — и перерезает бечевки. Бледнеет. Зеленеет... Потеряв дар речи, в ужасе таращится на...

Драматическое повествование меня захватило.

— Отрезанное человеческое ухо? Мумифицированный член?

— Ч-что? — Эмерсон и сам потерял дар речи. — Пардон, Пибоди... И какой же именно, позволь поинтересоваться, орган человеческого тела ты имеешь в виду?

— Ступню или кисть — какой же еще?

— А-а! Не угадала. Баджу преподнесли всего лишь древнюю статуэтку. Однако напутала-то его не сама ушебти, а приложенная к ней записка.

— Вот как? И что же там...

— Понятия не имею. Бадж не дал мне ни на послание взглянуть, ни на ушебти. Я, конечно, преувеличил... гм... самую малость. Но он был напуган, Пибоди! Ха-ха-ха! Еще как напуган!

Мне было не до веселья.

— Послушай-ка, Эмерсон...

— Да, Пибоди?

— Тот пакет, что принес Гаргори...

— Дьявольщина! — Профессор подпрыгнул в кресле. — Где он?!! Что ты с ним сделала, Пибоди?!! Вот черт! Мне эта штуковина сразу показалась знакомой!

— Оглянись, дорогой. Пакет на столике.

— Ага! — Вместо того чтобы по обыкновению рвануть за бечевки и разодрать бумагу, Эмерсон принялся вертеть пакет в руках. — Точно такой же... — бормотал он. — Коричневая оберточная бумага, адрес написан черной тушью... печатными буквами... плохо очищенным пером... писал мужчина... не без некоторого образования...

Это уж чересчур. Век бы мне не видеть, что там в пакете, но и выслушивать необоснованные домыслы...

— Не сочиняй, Эмерсон! С чего вдруг ты решил, что писал мужчина? Да еще и образованный?!

— Почерк определенно мужской — размашистый и резкий. Насчет образования... слишком долго объяснять, Пибоди. Есть способы, есть.

— Что за чушь! — возмутилась я.

— Ладно... Из упаковки мы больше ничего не узнаем, — задумчиво протянул новоявленный сыщик. — Развернем осторожненько... вот так... Ха! Так я и думал!

— Что там?! Эмерсон, что?!!

— Картонная коробочка.

— О-ох... Оставь свои шуточки, дорогой! За тебя же волнуюсь!

— Извини, Пибоди. Не подумал. Так... Коробочка как коробочка. Никаких особых примет. Разве что... — Он принюхался. — Чуть заметный запах табака. Хорошего табака. Эх, Пибоди... Были же денечки, когда и я...

— Если ты сию же секунду не откроешь эту чертову коробку, Эмерсон, я завизжу!

— Трубка здорово подстегивает мыслительный процесс. Нехорошо, Пибоди. Тем, кто мнит себя великим детективом, визжать не положено. Терпение, Пибоди, терпение. Здесь могут скрываться самые неожиданные ключи к разгад...

Выхватив коробку из рук мужа, я сдернула крышку, швырнула на пол приличный ком ваты, утрамбованной сверху, и уставилась на...

— Шавабти!!!

— Не верещи, Пибоди, — ледяным тоном посоветовал Эмерсон. — И нечего махать руками. Это фаянс. Уронишь — разлетится вдребезги.

Фигурки «шавабти» (или «ушебти», как произносит Уолтер и многие другие ученые) являют собой пример сугубо практичного отношения древних египтян к жизни после смерти. В загробном мире ушебти должны были исполнять все желания умершего и делать за него всю тяжелую работу — пахать, сеять, рыть каналы в пустыне и т.д. Изготовленные из чего угодно — фаянса, камня, позолоченного дерева, — статуэтки не различались лишь формой, всегда изображая мумифицированное тело человека. В богатой гробнице археологи находили десятки, а то и сотни этих крошечных загробных слуг.

Ушебти, присланная неведомым «благожелателем», оказалась исключением из правил. Мне еще не приходилось видеть статуэтки в царственном одеянии и со скипетрами в руках. Вязь миниатюрных иероглифов, по-видимому, означала имя владельца, но я не стала тратить время на расшифровку.

— Бадж такую же получил?

— Похожую. Точнее сказать не могу: он же мне рассмотреть не дал. — Эмерсон вытащил из коробка узкую, мелко исписанную бумажную полоску. — Так-так... А ты говоришь, Пибоди, что древнеегипетских проклятий не существует. Взгляни-ка!

Взглянуть-то несложно. Прочитать — вот проблема. От недоброго предчувствия у меня тряслись руки.

— "На любого, кто проникнет в мою гробницу, я обрушусь как на цыпленка..."

— Обрушусь? Для такого текста, Пибоди, ты выбрала слишком игривый тон. Позволю себе предложить более точный перевод... Скажем, «нападу». Или хотя бы «наброшусь», но никак не...

— Ради бога, помолчи! Ты еще не слышал самого страшного: «... а Эмерсон, Отец Проклятий... УМРЕТ!»

Отзвуки жуткого пророчества еще звенели в ушах, когда грянул металлический гром, словно кто-то рядом ударил в цимбалы. Я так и подпрыгнула; Эмерсон весело фыркнул. Горничная с пустым тазом в руках, звякая плохо пригнанной крышкой, бочком просеменила вдоль стенки и юркнула за дверь.

— Читать нужно было потише, Пибоди! До смерти девочку напугала.

— Совсем о ней забыла. Но ты-то, Эмерсон! Откуда такое хладнокровие?! Это же откровенная угроза... предсказание смерти... или... хуже того...

— Хуже ничего быть не может, — небрежно бросил профессор. Он заблуждался, но не в моих интересах было напоминать, ему недавнюю встречу с Гением Преступлений, когда смерть казалась мне счастливым исходом.

— Прошу прощения, мамочка. Прошу прощения, папочка...

Нашел время!

— Как ты посмел выйти из своей комнаты! — возмутилась я. — Немедленно...

— Знаю, мамочка. Теоретически я нарушил твой приказ. Однако, учитывая, что мы с папочкой не виделись с самого утра, я посчитал возможным спуститься и случайно услышал донесшееся из-за двери вашей комнаты предсказание...

— Не мог ты его услышать, если только не подслушивал у замочной скважины!

— Будет тебе, Пибоди. В кои-то веки можно и послабление дать. — Эмерсон улыбнулся. Рамсес, не спуская с папочки глаз, осторожненько ступил через порог. В белоснежной ночной сорочке, босоногий, он выглядел такой невинной милой крохой...

— Ну что ж... — протянула я. А милая кроха только этого и дожидалась. Вмиг перелетев через комнату, Рамсес устроился на ковре у папочкиных ног на манер индийских йогов. Стоит ли добавлять, что болтал он при этом без умолку:

— Полагаю, мамочка, что беспокойство за папочку извиняет мое пренебрежение к твоему приказу. В иных обстоятельствах я, разумеется, не позволил бы себе...

— Не о чем беспокоиться, мальчик мой. Вздор и ерунда. — Эмерсон любовно потрепал черные кудри сыночка. — Очередная шутка нашего безумца — только и всего.

— Не будет ли с моей стороны бесцеремонностью попросить тебя, папочка...

— Чего уж там, Эмерсон! Пусть посмотрит. Не отстанет же, пока не увидит собственными глазами.

Папочка вручил Рамсесу коробку. Ушебти особого интереса не вызвала.

— Неплохой экземпляр, — отметил юный египтолог и сосредоточился на записке. Ненадолго. — Итак... — протянул он, наморщив гладкий лобик, — думаю, не ошибусь, если выскажу версию, что мы имеем дело с двумя текстами различного происхождения, первый из которых, если мне не изменяет память, найден в фиванской гробнице времен Девятнадцатой династии. Второй же, как вам, разумеется, известно, является выдержкой из так называемого «проклятия мертвых», примеры которого встречаются...

— Нам это, разумеется, известно, — вставил Эмерсон.