Одна минута и вся жизнь - Алла Полянская

— Ее надо немедленно в больницу! Нужны рентген, полное обследование, анализы… Она потеряла много крови.

— Но Сима…

— Впрочем, если она была в состоянии идти, говорить, даже переоделась и вот, смотри, пыталась как-то обработать рану йодом, значит, все не так уж плохо… Отнесем ее в Олину комнату.

Почти до утра Сима оперировала гостью. Родька, весь зеленый от ужаса, ассистировал.

— Она выживет?

— Будем надеяться. Древние хирурги оперировали при наличии гораздо меньшего, чем есть у нас. Думаю, она выживет. Вот список, езжай в аптеку и привези все, что здесь указано.

Дана выжила. Рана затягивалась быстро, но осторожная Сима требовала соблюдать постельный режим. Она делала анализы, а через неделю устроила так, что Дану обследовали в больнице во время ее дежурства.

— Ну, я же говорила. Твои ангелы-хранители знают свое дело. Думаю, их там повысили в звании. — Сима дружелюбно смотрит на необычную пациентку. — Ты не хочешь рассказать, что произошло?

— Поверь, тебе этого лучше не знать.

Дана скучала по Леке. Она старалась не думать об Аннушке, но белоголовый Лека постоянно занимал ее мысли. Она пыталась представить, что он делает сейчас, она вспоминала его от минуты рождения и до того времени, когда оставила малыша у родителей. Дана тосковала, но глаза ее смотрели холодно и отстраненно.

— Иногда мне кажется, что она не видит нас. — Родька помогает Симе на кухне. — И мне интересно, что же произошло, кто она такая?

— Думаю, она права. Нам лучше этого не знать, дорогой.

Дана чувствовала тревогу. Где-то там, за стенами этого дома, больной на голову сукин сын спокойно переваривает свой рацион, ничего не вспоминая и не тревожась ни о чем. Где-то в этом городе ходит по земле некий Алекс, убивший Вику и пытавшийся убить ее саму. Где-то в приемной больничного морга есть женщина, которую Дана лишила, возможно, последнего — денег и одежды.

«Время собирать камни». Ей приходит в голову эта фраза, затасканная в последние десятилетия до банальности. Время собирать камни. Дана готова к этому.

«Что такое знала Вика, отчего они даже не потрудились во второй раз инсценировать хотя бы несчастный случай? А что, если это из-за меня? Ведь кто-то совершенно точно знал, что именно у меня находится папка с документами. Диск попал по назначению, а я-то голову ломала, как передать его нужному человеку да еще узнать, кто он такой! Что там Вика сказала? Алекс. Алекс и „Мэрилин“. А не тот ли это Алекс, бывший военный? И двое взломщиков толковали именно о шефе — бывшем военном. Тогда получается, что он подставил меня Костику. Или Костика — мне. Но зачем? И, наверное, Вика сама стащила диск, иначе зачем ее убивать? Но убивать ее по-любому не имело смысла. Она же не сказала им о диске. Или именно так все и задумывалось? Просто инсценировка для меня? А потом планы изменились и нас обеих решили убить? Черт, это просто ребус какой-то».

Дана встает и достает из шкафа чемодан. Сима заперла его там вместе с остальными ее вещами. Сима страшно щепетильна. Дана мысленно усмехается. Ей нравятся эти милые люди, но она понимает, что своим присутствием может навлечь на них беду.

Вот он, диск, который Дана взяла в квартире Вики. К бандитам попала копия. У Симы есть компьютер, она — страстная поклонница Интернета. Дана выходит из комнаты и идет в кабинет Симы. Близнецы переругиваются на кухне, толкуя о перце и количестве желатина. Дана входит в кабинет и включает компьютер, выводит на монитор знакомые колонки цифр.

«Что-то не стыкуется. — Она снова и снова просматривает информацию. — Уж слишком большие суммы. Такое не заработаешь на металле, если только не вывозишь подчистую все закрома. Тут что-то другое: либо наркотики, либо оружие, либо… газ и нефть? Конечно же. Энергоносители».

Дана листает документы. Вот эти счета. Она уже видела когда-то такие формы. Это когда Стас приносил домой сверхурочную работу и Дана разбиралась. Вот распечатки о списанном вооружении. И вот сумма, поступившая на счет.

«Однако! Списывается как лом, акты списания, инвентарные номера, сто пудов, перебиты, а продают технику и прочее — куда? Да куда угодно, хоть в Африку, а по документам все шито-крыто. Но есть и другие документы. Вот они. Как я пропустила их? Теперь я не удивляюсь, отчего за диском гоняются. Это не просто компромат. Это рынки сбыта, каналы поставок, все отлажено и проверено. В аферу вовлечено столько народу по всей стране…

— Это что еще такое?!

Сима возникла рядом, как Немезида в гневе.

— Это… это просто так…

— Немедленно в постель.

— Но…

— Считаю до трех.

Дана вынимает диск и плетется в спальню, которая теперь называется „комната Даны“. Она понимает, что пора уходить. Рубец на левой ладони розовый и длинный. Она не хочет думать об этом. Чего там думать, дело решенное.

— Вот, газеты. — Родион садится рядом. — Прочитаешь — скажешь.

— Спасибо.

— Ты чем-то расстроена?

— Нет, я в порядке.

Дана листает газеты. Почти ничего интересного. Америка объявила борьбу с террористами. Президент посетил… кого-то убили… сбили гражданский самолет.

Кошка прижимает уши к голове и выпускает когти. Вот, господин Градский дает интервью. Дана смотрит на нечеткий газетный снимок. Если бы она владела магией вуду, Градский был бы уже покойником. Но теперь Дана понимает, что просто убить его — это очень гуманно, ей нужно другое. Она откладывает газету в сторону.

— Ну, как ты сегодня?

— Спасибо, Сима. Намного лучше.

— Вижу. Но пока не настолько, чтобы бегать по комнатам.

— Сима, ты мне просто скажи, когда я смогу уйти. У меня много дел.

— Я понимаю. — Сима хмурится. — Но пойми и ты меня. Такое ранение, как у тебя, еще долго будет давать о себе знать. Ведь и месяца не прошло, а ты уже навострила лыжи. Твои ткани едва-едва восстановились, и органы только-только начали нормально функционировать, нужен, по крайней мере, еще месяц, чтобы можно было сделать какой-то прогноз. А пока тебе нужны покой, хорошее питание и сон, побольше.

— Сима, у меня нет на это времени, понимаешь?

— Нет. И не желаю понимать.

— Через неделю я уйду.

— Ты сумасшедшая.

Они молчат, думая каждая о своем. Дана думает о Леке, о своем доме и о том, что Виталька, наверное, с ног сбился, разыскивая ее. Серафима смотрит в темное окно и думает о том, что на свете множество странных людей, и Дана — одна из них. Она видит, что ее гостью что-то угнетает, она беспокоится и тоскует, и Симе становится жаль, что она так и не узнает ничего об этой странной женщине с холодным неподвижным взглядом.

— Полторы недели. — Сима поднимается со стула. — Слышишь, что я сказала? Минимум полторы недели. Это мое последнее слово.

— Хорошо.

— Дана, я серьезно. Ну, скажи мне, что тебя тревожит?

— Тебе лучше не знать. Этого никому не стоит знать, и мне самой бы тоже.

— Ладно.

Дана достает новый телефон, принесенный сегодня Родионом. Тот, другой, сгинул в недрах морга вместе с ее сумочкой и одеждой.

— Это я. Привет.

На другом конце провода молчание, потом сдавленный голос:

— Это правда, ты? Откуда?

— С того света, сам знаешь.

— Дана…

— Успокойся, Костик. Все в порядке. Здесь тоже есть телефонная связь. Ты скажи, кто тогда взял меня заложницей? Ведь ты знаешь, не правда ли?

— Нет, не знаю. Мы с шефом выдвигали гипотезы, но так и не пришли к общему знаменателю. А точнее — вариантов масса, но чтоб вот так, сразу — в яблочко, нет, не знаю. Дана, где ты?

— На том свете, Костик. Думаю, это чистилище.

— Ты не доверяешь мне?

— „Ты мне не доверяешь“, — сказала лисица курице и откусила ей голову». Люблю скандинавские пословицы.

Дана отключается и прячет телефон. Она устала, но надо позвонить еще. Она со вздохом набирает домашний телефон родителей.

Константин Подольский никогда не думал, что способен плакать. Но в тот день, когда ему показали протокол вскрытия и фотографии с места происшествия, когда он увидел бледное, забрызганное кровью мертвое лицо Даны, он понял, как мало знает себя. Понадобилась вся его выдержка, чтобы не закричать, не потерять сознание, а с невозмутимым видом отложить снимки в сторону и продолжить разговор.

Благо, через час он оказался дома. Уткнувшись в подушку, он тяжело всхлипывал. Он вспоминал глаза, руки, нежную кожу и неподвижный взгляд хищной кошки. Он вспоминал — запах волос, царственную осанку, тонкие сильные пальцы. Ему больше ничего не оставалось — только вспоминать. Жизнь превратилась в серый кошмар, и Константин медленно сгорал.

В этот вечер Подольский решил, что с него хватит. Он пытался разузнать хоть что-то о смерти Даны, но тела в морге не оказалось, его успели кремировать — якобы по ошибке. И сколько он ни бился, везде была серая стена. Никто ничего не знал. И Костя приготовил пистолет.