Беспокойное наследство - Олег Говда

— Тю, вот еще проблему выискал, — проворчал Степан уже в шкуре медведя. — Я и запамятовал совсем, что люди ночью слепы, как куры. Не унывай, побратим, сейчас подсвечу немного… Яркого солнца не обещаю, но хуже чем в полнолуние не будет. Гляди…

Произнеся это, ученик чародея забормотал что-то, притопнул, хлопнул передними лапами и в метре над головой Тараса завис небольшой, размером с осиное гнездо, светящийся шар.

— Вот… — довольно рявкнул медведь. — Но, позволь заметить, что и тебя будет лучше видно.

— Да наплевать, — отмахнулся сразу повеселевший Тарас. — Ночная тьма волкам и так не помеха, зато я теперь тоже буду видеть, что у меня под ногами и за спиной творится.

Первый волк вымахнул на вершину холма так стремительно, словно был выброшен из окружающей темноты. Огромный сильный зверь, сверкнул глазами, припал на короткое мгновение широкой грудью к земле и тут же взвился в воздух, метя клыками в горло человеку. То ли посчитав его самой лакомой добычей, то ли — самой легкой. Но, казак даже саблей взмахнуть не успел. Куница и пистоль в руке держал, и клинок выставил перед собой, да только серый, прямо в прыжке, был сметен мощным ударом задних копыт Призрака, стоявшего рядом с Тарасом, и которого хищник действительно не заметил.

Взвизгнув, волк кувырком улетел обратно во тьму, а вот уже, занявшего его место, второго хищника — казак сам сбил пулей. Но, тот еще и наземь упасть не успел, как следом выскочило сразу три не менее крупных зверя. Теперь пришла очередь вступить в схватку медведю. Визг боли и яростное рычание смешались воедино…

— Спасибо, атаман… — поспешно произнес Тарас, и в это мгновение еще пара волков бросилась на них. Поспел черед потрудиться острой стали.

Как обычно в бою, когда время останавливает свой бег, а сознание уступает место более древним инстинктам, и все, кроме самого сражения, становиться совершенно не важным и исчезает, вместе с остальными запахами и звуками, описывать происходящее можно только со стороны.

Волки накатывались на вершину холма целыми десятками, и будто попав внутрь взбесившейся ветряной мельницы, изломанными, растерзанными тушами валились с кручи или скатывались вниз по склону кургана. Свирепо рычал разъяренный шатун, сверкала заговоренная сабля, взбрыкивал призрачный конь и очередной убитый зверь молча валился на землю, или жалобно скуля отползал в сторону. Но и защищавшимся товарищам доставалось все чаще.

Убивая мощными ударами передних лап, наседающих на него спереди хищников, медведь подставлял бока под клыки других. И те не теряли шанса впиться в его хоть и толстую, но все ж не железную шкуру. А с каждой раной, с каждой потерянной каплей крови, удары белобрысого исполина становились уже не такими смертоносными и молниеносными.

Устала и рубящая рука казака. Благодаря куче туш, образовавших завал у его ног, Куница не опасался атаки снизу, а остановившись в полушаге от края обрыва — и нападения сзади. Но даже тех волков, что пытались в отчаянном прыжке добраться до его горла, вполне хватало, чтоб умаяться. Все чаще казак не поднимал оружие, а уклонялся от зверя, давая тому улететь в пропасть. Сожалея лишь о том, что обрыв не настолько высок, как хотелось бы, и упавший волк даже не почувствует ушиба от падения. И прибегал к этой уловке с единственной целью — получить временную передышку.

В общей суматохе боя, ошалевшие до бешеной пены звери, даже призрачного коня исхитрилось несколько раз довольно чувствительно цапнуть за круп. Не потому, что почуяли в нем врага или добычу, а — что оказался на их пути. Хорошо, хоть за мякоть, а не за сухожилья. Но зато теперь и Призрак вдвойне усерднее замолотил твердыми, как камень, копытами.

Почему или, вернее, по чьему приказу в одном месте собралось такое несметное количество серых хищников, сбежавшихся сюда со всей округи, можно было только догадываться.

И когда, спустя пару часов, едва не выронив при ударе скользкую от крови саблю, Куница с ослепительной ясностью понял, что приближается конец, что им нипочем не выстоять, в небе раздался яростный орлиный клекот. Тем более неожиданный, что ночью, как правило, все птицы, кроме сов, спят.

Громкое рычание волка-вожака, было ответом орлиному вызову. Да такое свирепое и жуткое, что даже волки на мгновение приникли к земле и жалобно заскулили. Но, когда Тарас, воспользовавшись краткой передышкой, взглянул вверх, то тут же за это поплатился. Тяжелая туша зверя сбила его с ног, и вместе с волком, казак упал с кургана. Падение было столь внезапным, что свалился Куница чрезвычайно неловко — вниз головой, и легко мог бы свернуть себе шею, но, к счастью, под обрывом уже была изрядная куча из убитых волков, так что Тарас даже не ушибся. А мгновенно перекувыркнулся и вскочил на ноги, опять готовый к схватке. Благо, волшебный свет слетел вниз вместе с ним, и казак мог видеть, что твориться вокруг. Но бой почему-то затих. Словно, вдруг закончились все волки.

Зато свирепое рычание вожака и клекот степного орла сошлись в одной точке. Сошлись и поглотили друг друга, заставив замереть в ожидании результата смертельной схватки все живое вокруг. Потому, что никто не смел вмешаться в бой между царственной птицей и повелителем четвероногих охотников. Никто! Кроме человека.

Пинками отбрасывая в сторону подранков, от испуга или бессильной ярости щелкающих клыками, Куница решительно двинулся на звуки беспощадного поединка. И хоть протекал тот в общем молчании, шорох огромных крыльев, шарканье мощных лап, надсадное сопение, все это выдавало место, где происходила непримиримая схватка.

Благодаря волшебному свету, казак видел гораздо дальше и отчетливее, нежели дано человеку, поэтому, вскоре заметил и самих бойцов.

Огромный степной беркут вцепился когтями в морду исполинского зверя и, уже вырвав ему глаза, раз за разом пытался проломить череп заклятого врага своим мощным клювом. Обычный волк давно б издох от полученных ран, но волкодлак — а теперь в этом не оставалось ни малейшего сомнения — и не думал сдаваться. С трудом удерживая равновесие, он продолжал наносить птице своими острыми, как бритва, когтями, не менее смертоносные удары. И при каждом взмахе передних лап оборотня в воздух летели окровавленные перья и пух. Оба крыла беркута, изломанные этими ударами, бессильно свисали вниз, и было видно, что орел продолжает сражаться, удерживаемый одной только ненавистью. Но, вот-вот разожмет когти и упадет замертво.

Поблагодарив милостивые нынче небеса, за то что поспел своевременно, Куница бестрепетно приступил ближе и что было сил, ткнул волкодлака острием сабли под левую лопатку. Здраво рассуждая, что сердце у, превратившейся из человека, твари должно быть где-то там же. И угадал… Не издав ни единого звука, исполинское исчадие ада, взвилось вверх в таком огромном прыжке, что при желании могло б и на курган запрыгнуть, приземлилось на все четыре лапы, мотнуло головой, пытаясь прогнать с глаз застилающую взор смертную пелену, вздрогнуло и бездыханное свалилось наземь.