Пиратские утопии. Мавританские корсары и европейцы-ренегаты - Питер Ламборн Уилсон

Если ренегаты наслаждались радостями жизни, то, пожалуй, так нельзя было сказать про некоторых других обитателей квартала экспатов в Рабате, купцов и посланников различных более или менее дружественных европейских держав. Нелегко понять, почему там год за годом пребывали некоторые консулы типа персонажей Грэма Грина[30], в этом месте, столь очевидно чуждом всем их ценностям. Гаспар де Растен, французский вице-консул, чей дом был в 1637 году разграблен толпой, пока он прозябал в тюрьме (будучи арестован за слишком рьяное участие в судьбе некоторых французских пленников), так никогда и не получил никакой компенсации ни от Сале, ни от Франции, и «поняв, что от двора ему не получить ничего кроме пустых обещаний, он скончался от полнейшего разочарования в 1643 году»18. Нидерландский консул Давид де Врис пострадал куда сильнее, и, тем не менее, продолжал возвращаться на своё место. Впервые он прибыл в Сале из Бразилии как пленник в 1650 году и был выкуплен за сумасшедшую сумму. В 1651 году он снова появился в Рабате в качестве консула и на этот раз был торжественно встречен суфиями тариката Дилаиййа, которые тогда правили городом. Но вскоре де Врис начал входить в свою роль «самого притесняемого из всех европейских консулов»19. Толпа, разгневанная захватом голландцами салийского судна, окружила его дом, крича: «Смерть консулу! Убейте его!» Французский историк Кайе замечает, что такого рода действия толпы можно считать свидетельством «общественной жизни… и роли народа в политике… при демократической и республиканской форме правления»20. В 1654 году на де Вриса вновь напали, спустили его с собственной же лестницы и приволокли в Матаморе, подземную тюрьму, в то время как его дом был разграблен подчистую. Проведя в этой грязной дыре четыре ночи, консул был выпущен, но к нему приставили «охрану» из четырёх мавров, которые к тому же возжелали получить от него «жалованье» в 30 риалов за ночь! «Здесь нет ни порядка, ни справедливости», – жаловался голландец; а в другом своём письме домой он сетовал на трудную жизнь «в этой варварской стране, где невозможно найти ни капли радости»21. И всё же де Врис продолжал здесь работать, и так и скончался на своём посту в 1662 году.

Большинство европейцев, посещавших Сале, испытывали к этому городу ненависть: «Прибежище негодяев, логово воров, вместилище пиратов, место сбора ренегатов, бойня варварской жестокости и дикого варварства, проклятие и расстройство для купцов и торговли и жалкое скорбное узилище для несчастных пленённых христиан»22. Нов силу различных странных причин, некоторым европейцам Сале всё-таки нравился.

Одно из лучших описаний корсарской республики было сделано Джоном Харрисоном, своего рода английским «агентом 007» того времени, предшественником позднейших романтических шпионов-исламофобов вроде сэра Ричарда Бёртона, Томаса Эдварда Лоуренса или Гертруды Белл. Благодаря Харрисону Англия стала первой европейской страной, установившей дипломатические отношения с Республикой Бу-Регрег. В 1627 году контакты Харрисона в Сале дали ему немного заманчивой информации – или дезинформации:

Мориски, также теперь правящие в Сале, дали мне знать, что если я приеду договариваться с ними, то они свергнут тираническое правление муллы Сидана, которое было причиной захватов столь многих подданных Вашего Величества и потери их кораблей, товаров и жизней, и всецело перейдут под протекцию Вашего Величества, словно ваши подданные. Посему, дабы исполнить службу Вашего Величества, я предпринял весьма рискованное путешествие по суше из Тетуана в Сале, переоблачившись в мавританские одежды (эта страна так опасна для путешествий иностранцев, она полна мятежниками, не признающими никакого монарха), и насколько мне стало ведомо, испанцы решили подкупить алербийцев, которые и отцов своих готовы продать, чтобы те похитили меня; поэтому я пробирался по высоким горам и холмам неподалёку от Феса, дабы избежать этих опасностей, и в основном шёл пешком, босоногим, подобно паломнику, но, несмотря на это, всё-таки вышел на равнину. Наш путь лежал дальше к Альказеру[31], где, я знал, есть большая опасность для меня быть схваченным (ибо меня оценили в тысячу дукатов) и отвезённым в Мамору или Аллерач[32]. Но Богу было угодно, чтобы я встретил двух честных марабутов, или святых, которые весьма почитаются в этой стране (по этой причине один прибыл сейчас ко мне в Сале, он святой из Мисмуды), и двух честных шейхов, правящих своими кастами или племенами, и они сопровождали меня от одного к другому, частью днём, а частью ночью, вне всякой опасности, пока я не пришёл в Старый Сале к великому святому Сиди Хамету Лниаши, который правит ими всеми: и он предложил быть к услугам Вашего Величества ради взятия Маморы, Аллерача или любого другого места, которым ныне владеют [испанцы] на побережье Б арбарии, желая, чтобы они скорее оказались в руках Вашего Величества, во имя старинной дружбы, торговли и коммерции, которые давно уже велись между англичанами и маврами23.

Чезаре Вечеллио. Мавр из Барбарии. Ок. 1590 После этого приключения Харрисон встретился с Яном Янсом (Мурат-реисом), отдавшим ему в качестве жеста доброй воли нескольких английских пленников.

Затем Харрисон возвращается в Англию, чтобы вызволить некоторое число мавританских пленников из рабства в Европе (напоминая в своём секретном докладе королю о том, что рабство осуждено по божьим законам, цитируя Его Величеству 21 стих из книги Исход!) и снова едет в Сале с восемью освобождёнными. Когда он прибыл,

…капитаны из крепости выслали одну из самых крупных своих лодок для моей высадки, которую я и предпринял, хотя прибрежная полоса изобиловала камнями. После того как андалусийцы выказали нам должное почтение, для меня и моих спутников выделили дом, провиант и все прочие необходимые вещи, всё за их счёт. И аль-каид[33] с пятью другими андалусийцами были приставлены оберегать меня из страха любых козней или заговоров муллы Сидана, который до этого уже послал туда одного из своих главных аль-каидов – испанского ренегата по имени Агиб, под предлогом взимания долгов старого аль-каида, но на самом же деле, как потом выяснилось, вести переговоры с маврами и лербийцами[34], чтобы те внезапно захватили крепость, что им не удалось; после того же, как я высадился и получил надлежащее обращение и провизию не без риска и сложностей по причине опасной отмели, мулла Сидан написал письмо с требованиями к капитанам крепости, поручая им и уповая на их преданность, отослать меня к нему. Они же отвечали, что я прибыл с миром и почётными условиями от Вашего