Один шаг в Зазеркалье. Мистический андеграунд (сборник) - Константин Серебров

Возвращаясь, мы снова шли по той же пыльной улице, где росли сливы. Вдруг Норман остановил нас и, как-то заговорщицки оглянувшись, сказал:

– Пожалуйста, посмотрите назад и вперед. Никого нет?

– Никого, – ответил Джи, хотя вдали виднелись какие-то фигуры.

Не обращая внимания на свой костюм, Норман подпрыгнул, пригнул ветку и стал с наслаждением поедать сливы, как мальчишка, срывая их с ветки, и лицо его стало вдруг веселым и простодушным.

По дороге мы зашли в булочную, и Джи вдруг обратился к усталой немолодой продавщице, удивленно указывая на булку:

– Что это такое?

– Даже если бы я и сказала вам, что это свекла, вы все равно бы не поверили, – ответила она слегка раздраженно.

– Я охотно не верю своим глазам, но вашим бы сразу поверил, – с подкупающей галантностью ответил Джи.

На лице женщины вспыхнул яркий румянец, и она мгновенно расцвела и как будто помолодела.

Джи произнес с легкой улыбкой:

– Нам пора идти дальше.

– Заходите еще разок, – произнесла продавщица, кокетливо поправляя белую кружевную наколку на волосах.

– Ну, разве что в следующей инкарнации, – вздохнул Джи.

Выйдя из магазина, он пояснил:

– Она сначала пришла в замешательство от моего ответа, но вдруг – нечаянная радость, душа Дульсинеи выскользнула, как бабочка из тела гусеницы, сбросив остатки цензуры. То, что мы сейчас сделали, называется в Традиции «танцем странствующего монаха». Это значит – протанцевать танец на тонком плане: в магазине с продавщицей, в пивбаре с симпатичной официанткой, со старушкой, просящей милостыню. Главное – согреть их души своим вниманием. Ведь в глазах пролетающего Ангела мы такие же потерянные, безнадежно занятые своими будничными неинтересными делами.

Пусть на час, на минуту, на секунду – но все-таки был полет, была радостная свобода! Пусть бессознательно, но де-факто, реально! В Традиции это называется еще «построением дворца за одну минуту», «вхождением в пространство нечаянной радости». Именно нечаянной, незапланированной, и потому сумевшей бабочкой пропорхнуть мимо Сциллы и Харибды собственной цензуры.

Это и есть практика донкихотства: излучение из себя благодати, красоты, силы, творческого отношения к любой секунде своей жизни. Это – прыжок к желтой сливе, к нашей солнечной орбите.

Вдохновленный его речью, я, как истинный последователь Санчо Пансы, тут же заскочил в ближайший магазин и купил вина и две отменных жареных курицы. После концерта мы упаковали и погрузили в машину аппаратуру, а потом, вместе с Шеу, устроили ужин в эту последнюю ночь в Гомеле.

Ужин затянулся почти до утра. Когда музыканты наконец разбрелись по своим номерам, а я устраивался на матраце в углу, надеясь поспать часок-другой, раздался настойчивый стук в дверь.

– Войдите, – отозвался Джи.

На пороге появился Норман. Мы никогда не видели его таким взволнованным.

– Как вам это удалось?! – спросил он, оглядывая нас. – Мне приснился сон! Первый раз в жизни! Яркий, цветной, а не черно-белый! Я летал! Представьте, я летал!

– Сам? – равнодушно спросил Шеу.

– Нет, конечно, не сам – на очень странном самолете, похожем на велосипед с крыльями. Там были рычаги, клапаны; я маневрировал, я землю видел, я летал! Я мог, крутя педали, подниматься высоко в небо! Не знаю, что об этом и думать… – Норман помолчал и добавил:

Застыли палочки в руке,И вдруг подумал я:«Ужель к порядкам,Заведенным в мире,Я исподволь привык?»

В город Слоним нас довез маленький филармонический автобус. Как только Джи расположился в гостинице, он тут же пригласил меня прогуляться в местный универмаг.

– Сегодня, дорогой Гурий, я продемонстрирую тебе твои подсознательные зажимы, – пообещал он, и я почувствовал легкое беспокойство.

Зайдя в канцтовары, он купил, тщательно отобрав, две пригоршни значков и десятка два карманных календарей с видами разных городов.

– Вы коллекционируете их? – удивился я.

– Это небольшие подарки туземцам различных городов, которые мы еще посетим, – загадочно ответил Джи, и я не стал его расспрашивать.

Перейдя в отдел мужской одежды, он вдруг стал примерять все имеющиеся шляпы, разглядывая себя в зеркало. Подражая ему, я примерил более двадцати плащей и почувствовал, что устал. Две продавщицы, хихикая, косились в мою сторону; я расслышал слово «дурак».

– Это знак, – сказал Джи и внезапно направился в отдел женской одежды.

Мне пришлось, смущаясь, последовать за ним, прямо к стеклянному прилавку, где продавалось нижнее белье.

– Я думаю, – сказал он авторитетно, – что ты можешь здесь выбрать красивые трусики для своей девушки.

Мои ноги словно приросли к полу.

– Не могли бы вы помочь моему оруженосцу выбрать для дамы своего сердца ажурные трусики? – обратился Джи к продавщице, кокетливой блондинке с круглым улыбающимся лицом и полной, но привлекательной фигурой, затянутой в элегантную темно-синюю униформу магазина. – Он это делает впервые.

– Какого цвета волосы у вашей девушки? – серьезно спросила продавщица.

– Она блондинка, – ответил я, краснея с головы до ног.

– Она вашего роста? – продолжала допытываться продавщица.

– На двадцать сантиметров выше, – гордо ответил я.

– Ну, вы, однако, лихой кавалер, – улыбнулась она, разглядывая меня сверху вниз, словно ища, за что это меня так любят женщины.

Пожав недоуменно плечами, она стала легкими движениями перекладывать белье на стеллажах.

– Какой размер она носит?

Я попытался скрыться в толпе.

– Нет, братец, – произнес Джи, крепко схватив меня за рукав, – настоящий юнга должен отлично разбираться в модном дамском белье.

– У нас, к сожалению, нет импортных моделей, – мелодично пропела продавщица. – Но вот эти, кремового цвета, «Фантазия», вероятно, подойдут. Они пользуются большим спросом, очень удобны и выглядят элегантно.

– Беру эти, – решительно сказал я, пытаясь побыстрей избавиться от унизительной процедуры.

– А денег у вас достаточно? – подозрительно спросила она, косясь на мою красную физиономию. – Эти трусики стоят 20 рублей 11 копеек.

– Тогда что-нибудь подешевле, – ответил я, покраснев еще гуще.

– Ну, посмотрите еще вот эти, «Нежность», они тоже неплохо сидят, но только белого цвета. И стоят не так дорого… – она вытащила из пакета нечто воздушное, почти невидимое.

– Покупаю, – заявил я, чувствуя, что мое замешательство и раздражение становятся почти неконтролируемыми.

– Тогда заплатите пятнадцать рублей в кассу.

– У меня только один рубль, – порывшись в карманах, ответил я.

– Я могу дать тебе взаймы четырнадцать рублей, – к моему ужасу заявил Джи.

– Я не хочу тратить деньги на женские трусики! – с возмущением прошептал я Джи в самое ухо, но продавщица расслышала.

– Маленький, да еще и жадный! – возмутилась она. – И как только твоя подружка тебя терпит?

– Неужели ты не понял, – спросил Джи, – что это была демонстрация твоего главного комплекса?

– Какого? – поинтересовался я, готовясь услышать самое худшее.

– Инфрасексуальности.

Я не знал смысла этого слова, но меня словно обдало жаром.

– Стихия дамского белья удивительна, – продолжал он. – Это вспенивание, фонтанирование на материальном плане эфирных потоков. Ленты, кружева и духи благоприятно воздействуют на душу, но если взять стадию аурических орденских лент, то это уже очень высокий уровень.

Свою внутреннюю женщину – а она красавица невероятная – надо холить и лелеять, одевать и баловать, выполнять ее капризы и «покупать» то, что ей по сердцу. Я даю тебе задание: каждую неделю посещать отдел женского белья.

После такого урока я долго не мог прийти в себя.

Когда мы после обеда расставляли аппаратуру на сцене, я краем глаза вдруг заметил стоящего у портьеры старца в темно-коричневой рясе. От него излучались доброта и спокойствие. Я направился в его сторону, чтобы предупредить о том, что посторонним запрещено быть на сцене, но он растаял в воздухе.

– Не пугайся, это мой постоянный спутник, – успокоил меня Джи. – Странно, что ты заметил его. Существ из другого мира можно видеть, если не фокусировать на них прямого взгляда.

Весь вечер я старательно скашивал глаза, но больше никого не встретил.

Этот город я покидал с легким сердцем. Меня радовало, что я больше никогда в жизни не встречу продавщиц, которые так посмеялись надо мной.

В город Гродно ансамбль приехал рано утром. По плану филармонии «Кадарсис» должен был дать в городе три концерта. Получив номера в центральной гостинице, мы сразу же отправились разгружать аппаратуру. Когда разгрузка была закончена, я сел и с наслаждением затянулся сигаретой. Джи обратился ко мне:

– Не хотел бы ты, Братец Кролик, прогуляться по городу?

«Ну вот, опять начинается», – подумал я и ответил: