Все в его поцелуе - Джулия Куин

Гарет довольно грубо потянул девушку за собой. Она споткнулась о какую-то кочку, стараясь попасть в такт его шагам.

– Что это было? – задохнувшись, спросила она. Он шел так быстро, что она едва за ним поспевала.

– Ничего, – отрезал он.

– Нет было.

Она оглянулась, чтобы убедиться, что лорд Сент-Клер не идет за ними. Он стоял на месте, а вот она потеряла равновесие, снова споткнулась и налетела на Гарета, который, видимо, не собирался проявить по отношению к ней особую нежность и сочувствие. Впрочем, он все же остановился, но лишь на мгновение, чтобы дать ей небольшую передышку.

– Ничего не было, – отрывисто повторил он. Гиацинта знала, что ей не следует ничего говорить, но она не всегда была достаточно осторожна, чтобы прислушаться к внутреннему голосу, предупреждавшему ее, что надо промолчать. И поэтому она спросила, хотя он практически тащил ее в сторону дома:

– Что мы будем делать?

Гарет так неожиданно остановился, что она налетела на него.

– Делать? Мы?

– Да, мы, – сказала она, но не так твердо, как ей хотелось бы.

– Мы ничего не будем делать. Мы вернемся к вам домой, где мы оставим вас на пороге дома, а потом мы пойдем в мою маленькую, тесную квартирку и выпьем.

– Почему вы так его ненавидите? – прямо спросила она, но как можно мягче.

Гарет не ответил, и стало ясно, что он и не собирается отвечать. Это ее не касалось.

– Проводить вас до дома или вы пойдете со своей горничной?

Гиацинта оглянулась. Френсис была позади, около высокого тополя. Похоже, ей было совсем не скучно.

Гиацинта вздохнула. На сей раз от нее потребуется очень много мятных леденцов.

Глава 12

Через двадцать минут, которые прошли в полном молчании.

Удивительно, думал Гарет не без доли отвращения к самому себе, как одна встреча с бароном может испортить такой замечательный день. И дело было не столько в бароне. Он не выносил этого человека, это верно, но не это его беспокоило и не давало спать ночью. Он готов был надавать себе оплеух за свою глупость.

Он ненавидел отца за то, что тот сделал с ним. За то, что один разговор мог сделать из него чужого человека. Или если не чужого, то удивительно хорошую копию Гарета Уильяма Сент-Клера... в возрасте пятнадцати лет. Но теперь-то он взрослый человек, ему двадцать восемь. Он должен уметь сдерживать себя, как взрослый, разговаривая с бароном. Он не должен себя так чувствовать. Он вообще не должен был ничего чувствовать. Ничего.

Но это повторялось каждый раз. Гарет злился, становился сварливым и говорил бог знает что лишь для того, чтобы спровоцировать отца. Это было грубо, недостойно зрелого человека, но он не знал, как это изменить.

На этот раз все произошло на глазах у Гиацинты.

Гарет молча проводил девушку домой. Он видел, что ей хочется поговорить. Но она стойко молчала.

Молча пройдя длинный путь от Гайд-парка, они подошли к ее дому. Горничная Френсис все еще шла позади на расстоянии двадцати футов.

– Мне жаль, что вы стали свидетельницей этой сцены в парке, – быстро проговорил Гарет, понимая, что надо извиниться.

– Думаю, что никто ничего не заметил и вряд ли что-то услышал. И вы не были виноваты.

Он почувствовал, что улыбается.

– Вы зайдете?

Он покачал головой:

– Лучше не надо.

– Мне бы хотелось, чтобы вы зашли.

Она была так необычно серьезна, что Гарет не смог отказать. Они вместе поднялись по ступеням. Так как все Бриджертоны уже разошлись, в гостиной никого не было. Гиацинта подождала, пока он сел, а потом плотно закрыла дверь.

Гарет вопросительно поднял брови. В некоторых кругах закрытой двери было вполне достаточно, чтобы отправиться к алтарю.

– Я привыкла думать, что единственное, что могло сделать мою жизнь счастливее, было наличие отца.

Он не ответил.

– Каждый раз, когда я сердилась на мать, – Гиацинта все еще стояла у двери, – или на одного из своих братьев или сестер, я думала – если бы у меня был отец, все было бы замечательно и он наверняка встал бы на мою сторону. Он, конечно бы, не встал, поскольку почти всегда виновата была я, но меня эта мысль утешала.

Гарет все еще ничего не говорил. Он представил себе, что он один из семьи Бриджертонов. Они шутят, смеются. Что он может ей ответить, если ей хочется, чтобы ничего не менялось?

– Я всегда завидовала людям, у которых были отцы. А теперь больше не завидую.

Он резко обернулся, но она выдержала его взгляд.

– Лучше вовсе не иметь отца, чем иметь такого, как ваш, Гарет. Мне очень жаль.

Это его тронуло. Перед ним была девушка, которая имела все – по крайней мере все, о чем он мечтал всю свою жизнь, – и все же она его понимает.

– У меня по крайней мере остались воспоминания, – задумчиво улыбнулась она. – И рассказы тех, кто его знал. Я знаю, кто был мой отец и что он был добрый человек. Если бы он был жив, он любил бы меня. Безоговорочно и без каких-либо условий.

Гарет никогда прежде не видел такого выражения на ее лице. Это было самоуничижение. Это было так не похоже на Гиацинту, что почти завораживало.

– Хотя я знаю, что меня довольно трудно любить.

Гарет вдруг понял, что некоторые вещи и вправду случаются внезапно. Любить Гиацинту Бриджертон будет легко.

Он не знал, откуда, из какого странного уголка его сознания пришла эта мысль, потому что он был абсолютно уверен, что жить с ней будет почти невозможно. Но любить ее будет совсем не трудно!

– Я слишком много говорю, – сказала она.

Он так погрузился в свои мысли, что не расслышал ее.

– И я очень упряма и своенравна. Я могу быть страшной занудой, если что-нибудь не по-моему, хотя хочется думать, что почти всегда я рассуждаю разумно...

Гарет расхохотался. Боже милостивый, она перечисляет все причины, по которым ее трудно любить! Может, она и права, но какое это имеет значение? Во всяком случае сейчас.

– Что? Что такого я сказала?

– Помолчите. – Он встал и подошел к ней.

– Почему?

– Просто помолчите.

– Но...

Он приложил палец к ее губам.

– Сделайте одолжение и не говорите больше ни слова. К его удивлению, она подчинилась.

Какое-то мгновение он просто на нее смотрел. Это было такой редкостью, что она молчала, что на ее лице ничего не двигалось, что она не говорила, не высказывала свое мнение. Гарет смотрел на нее, вспоминая, как взлетали ее брови, а глаза широко открывались, когда ей поневоле приходилось молчать. Он наслаждался ее горячим дыханием на своем пальце.

А потом не выдержал и поцеловал ее.

Он обнял ладонями ее лицо и накрыл своим ртом ее губы. В прошлый раз он был голоден и смотрел на нее, как на запретный плод, как на единственную девушку, которой ему, по мнению отца, никогда не видать. Теперь он все сделает правильно. Этот поцелуй будет их первым поцелуем. Таким, который запомнится.