Тонкая красная линия - Джеймс Джонс

Во время очередной смены позиций Калп заметил, или ему показалось, что заметил, в кустах какое-то движение. Рота находилась как раз напротив бокового хребта, где вчера был командный пункт шестой роты. У подножия переднего склона круто спускался в главную лощину небольшой, заросший кустарником овраг. Калп остановился, тихо свистнул и показал рукой. Далеко внизу, в котловине, лишь недавно очищенной от противника, повсюду двигались цепочки и группы солдат, но наверху, на переднем скате бокового хребта, не было никого. Тем не менее была устроена некая веселая облава. Со вчерашнего дня семь обладателей новых автоматов, независимо от ранга, стали рассматривать себя как своеобразный закрытый клуб. Уэлш, Сторм, Дейл, Мактей, офицеры Стейн и Бэнд — все, кроме Калпа, так или иначе входили в управление роты, а Калп, как командир взвода оружия, почти всегда был с управлением роты. И теперь «клуб» взял на себя устройство облавы. «Охотники» разомкнулись, чтобы ничто в овражке не могло ускользнуть от их сосредоточенного огня, а остальной состав командного пункта и резервный взвод остановились, наблюдая, как Калп и Мактей спустились в овраг в качестве загонщиков. Они прошли уже полпути, но в кустах по-прежнему не видно было какого-либо движения.

— Смотрите! — закричал Калп, широко улыбаясь. — Сейчас я дам пару очередей. — Он повернул автомат и выстрелил двумя короткими очередями по кустам. Отпустив спусковой крючок, он в удивлении замер. — Чертова штука здорово отдает. Сильнее, чем я думал.

В кустах по-прежнему не слышалось никаких звуков.

— Пойдем посмотрим, — предложил Мактей. Оба скрылись в кустах, но вскоре вышли оттуда со смущенным видом.

— Не беда, — сказал Кали. — Но никогда нельзя поручиться, что не ошибся. Всякое бывает, знаете, от японцев можно всего ждать.

Он был совершенно прав. Прошлой ночью в район расположения второго батальона просачивались японцы, но так или иначе, когда Калп и Мактей вернулись к позициям роты, их встретили веселым смехом. Только что пережитое крайнее нервное напряжение спало и вылилось в насмешки над Калпом. Солдаты с удивлением обнаружили, что они не так уж свободно владеют оружием. Их так старательно и так долго обучали на стрельбище мерам предосторожности при стрельбе, что они не могли спокойно стрелять через головы своих войск.

Вскоре после полудня рота выдержала «контратаку». После того как стрельба прекратилась и начали сравнивать свои наблюдения, выяснилось, что никто не может честно признаться, что во время стрельбы видел хоть одного японца. Впоследствии оказалось, что соседи справа — четвертая рота — действительно вступили в бой с усиленным дозором японцев и убили нескольких из них. Но когда четвертая рота открыла огонь, пошла стрельба по всей линии, пока все, включая батальон из полкового резерва на крайнем левом фланге, не стали бросать гранаты и стрелять через гребень в джунгли, не видя, есть там японцы или нет. И даже потом, когда стрельба прекратилась, по крайней мере половина стрелков все еще верила, что им удалось отбить важную атаку японцев. Те, кто лучше разбирался в обстановке, почувствовали неловкость от своей горячности, но и они не смогли удержаться от участия во всеобщем ликовании. Интересно, что мог подумать японский дозор, увидев, как на протяжении тысячи метров по всей линии вдруг вспыхнул огонь по пустому месту; наверное, японцы от души посмеялись.

Как ни странно, одним из скептиков оказался Файф. Когда началась стрельба, он вместе со всем управлением роты бросился в цепь. Файф выпустил всю обойму из восьми патронов и перезарядил винтовку, намереваясь продолжать стрельбу, но здравый смысл подсказал ему бесполезность всей этой затеи. Вокруг все радостно кричали, бросали гранаты и стреляли. В нескольких метрах левее Уэлш, весело ругаясь и судорожно оскалившись, поливал огнем из автомата все, что видел. А впереди, в пустых джунглях, качались и шелестели кусты, словно под проливным дождем, и взлетали куски коры и щепки от деревьев. Унылый Файф отполз на несколько метров назад, поставил винтовку на предохранитель и уселся в одиночестве, зажав винтовку между коленями и опершись на нее. Он чувствовал, что не может принимать участие в этой исступленной бесполезной стрельбе. Но больше всего угнетало ожидание новой обстановки, которую он не в состоянии был ни оценить, ни понять. Он чувствовал себя слепым.

Именно во время этой «контратаки» Долл метнул свою первую боевую гранату, и это было большое испытание для него. Долл струсил. Там, где стоял Долл, хребет имел небольшое углубление, образуя глинистый вал высотой по грудь, за которым можно было стоять, как в окопе, хотя сзади он был открыт. Вначале огонь был слабым, выстрелы единичными, распространялся огонь медленно, но, когда все загрохотало вокруг и послышались глухие разрывы гранат, Долл, который уже выпустил обойму, вытащил из бокового кармана одну из своих четырех гранат и потянул чеку. В целях предосторожности он так широко развел ее концы, что теперь ему пришлось сжать их зубами, чтобы вытянуть чеку. При этом конец попал на старый больной зуб, вызвав острую боль. Наверное, это его и расстроило. Он вспомнил фильмы, в которых солдаты вытаскивали зубами чеки из гранат, и понял с чувством неполноценности, что его зубы никогда такого не выдержат. Во всяком случае, он промедлил слишком долго. Теперь чека была вынута, и он стоял, глядя на этот тяжелый оранжевый предмет из рифленого чугуна в своей руке. Пока он сжимал его и держал оловянный рычажок книзу, опасности не было, но от волнения рука его стала потной. Даже если бы Долл не бросил чеку на землю, он все равно не мог вставить ее обратно, он знал, что это очень опасно и поэтому невозможно. Он привел гранату в готовность и сейчас держал ее в руке. Рука медленно слабела, готовая разжаться, и гранату надо было бросать немедленно. Ему захотелось просто швырнуть ее на землю, повернуться и бежать, но он понимал, что это безумие. Если она не убьет его, то обязательно убьет окружающих людей. Зачем, ну зачем он вытащил чеку? Стиснув зубы до боли в челюстях, с величайшей осторожностью расставив ноги, не замечая шума и треска выстрелов вокруг и глядя выпученными глазами на предмет в своей руке, Долл со всей силы метнул гранату в джунгли и дрожа нырнул за вал. Послышался глухой взрыв и тут же еще два — неизвестно, какой был от его гранаты, но это уже не имело значения. Он еще несколько минут просидел за валом, потом, густо покраснев, встал и начал ожесточенно палить из винтовки по пустым джунглям, надеясь, что никто не видел его позора. Он выпустил одну за другой три обоймы, но бросать гранаты больше не пытался. Когда все кончилось, Долл уселся, подтянув колени, прислонился к валу, судорожно, с трудом дыша, и злобно уставился в пустоту.

Во время стрельбы позади третьей роты каким-то образом оказался мертвый человек. В горячке его сначала никто не заметил. Потом вдруг обнаружили — как-то все сразу. Несколько человек одновременно обернулись и уставились на него с испуганными лицами. Никто не знал, как он сюда попал, откуда пришел, кто он такой. Он не мог быть из третьей роты и не мог быть убит сейчас, во время «контратаки», потому что уже совсем окоченел. В десяти метрах позади гребня, на склоне, который здесь был не такой крутой, как в других местах, на небольшом глинистом уступе около двух метров шириной мертвец лежал на боку, почти как плод в утробе, прижав к груди колени и подняв полусжатые руки к обеим сторонам лица, но не касаясь его. На голове была каска; патронная лента опоясывала зеленую рабочую блузу; казалось, он старался спрятаться от какой-то настигшей его опасности. Сразу за этим маленьким глинистым уступом склон круто обрывался, и если бы он мог с него скатиться, то соскользнул бы на самое дно котловины. Многие в третьей роте жалели, что этого не случилось.

Позднее выяснилось, что это солдат второго батальона, которого убили вчера, но до сих пор не нашли, потому что он свалился с гребня на несколько футов в глубину. Его нашли солдаты четвертой роты, когда преследовали японский дозор, и положили на уступ позади позиций третьей роты. И вот он здесь. Оживленные разговоры и смех стихли. Люди сердито хмурились и ворчали, возмущаясь тем, что им подсунули убитого. Вскоре послышались крики: «Санитар! Санитар!», «Куда запропастились эти чертовы санитары?», «Скажите санитарам, чтобы убрали отсюда труп!».

Вскоре санитары пришли. Два усталых солдата взобрались снизу со сложенными носилками. Они выглядели очень уставшими и были очень злы. Ухватив мертвеца за окоченевшую руку и ногу, они уложили его лицом вверх на носилки, но, когда попытались их поднять, он чуть не скатился. Санитары опустили носилки и повернули труп на бок. Но когда они подняли носилки, он все же скатился. Разозлившись, солдаты бросили носилки и постояли немного, успокаиваясь. Потом нагнулись и, ухватив тело за руку и ногу, унесли его таким образом вниз по склону.