Хищники - Максим Шаттам

— Убийство — не основное в его затее? — в недоумении сказал Маттерс.

— Нет, убийство — это часть его плана. Но не источник удовольствия. А любит он контроль, надзор. Но главное — это представление. Он убивает не для себя.

Все застыли на своих стульях, догадываясь, но не зная, что последует за этим.

— Он убивает для нас.

— Это бессмысленно! — возмутилась Энн. — У него не было бы никакой…

Крэг Фревен перебил ее:

— Каждое из преступлений совершено различными способами: обезглавливание, удушение, вылившееся в мучение с помощью насекомого, и наконец… кровопотеря. Как будто преступник проводит тестирование своих методов, проверяет, какой из них лучше, — но он даже не захотел присутствовать при завершающей стадии последнего.

— Он мог спрятаться в лесу, чтобы все видеть, — предположил Монро.

— Я думал об этом. Однако умерщвление не происходило в бункере. Он мог бы подождать в помещении, чтобы наблюдать. Нет, там были только мы. Сегодня днем я разговаривал с капитаном Моррисом. Хотел узнать, кто из его людей выходил из лагеря сегодня утром. Никто. И он это гарантировал. К ним приходил их полковник, производивший осмотр подразделения перед отправкой на задание. У них состоялась перекличка, на которой присутствовали все боеспособные мужчины. Подготовка и визит полковника пришлись как раз на то время, когда мы были в лесу. И все это закончилось незадолго до того, как мы вернулись оттуда с жертвой.

Монро согласился. Сказанное лейтенантом было трудно опровергнуть.

— Но если ему не нравилось предание смерти, почему же он убивал? — продолжал Фревен. — У всех трех преступлений есть нечто общее. Театральность. И желание нападать, пока его не остановили.

— Культ зловещих спектаклей. Своего рода художник? Вы об этом говорите?

— Скорее, это человек, которым движет холодная ненависть к обществу. К людям. Он убивает потому, что жизнь в его глазах ничего не стоит, но он знает, как ее ценят другие. Он знает, что для других убийство — это очень серьезно. Он умен. Он выставляет напоказ страдание, которое сам вызывает — знак его неистовой злобы, — и хочет, чтобы это видели. Он хочет шокировать нас. Совершать зло для нас как для общества. А также для ВП, убийство Клаувица и Форрела является знаковым, это доказывает, что он выпал из системы, которую мы представляем. ВП — это продолжение общества, его вооруженная рука.

Фревен прислонился к доске, на которую он переписал список фамилий военнослужащих третьего взвода.

— Следовательно, можно предположить, что речь идет о человеке, который вырос в маргинальной среде, безусловно, его травили, отвергали мальчики, его товарищи. Над ним смеялись девочки. У него так и не развилось чувство причастности к обществу.

— Подождите, я подведу итог: он стал тем, кем стал, потому что не рос таким, как все? — допытывался Донован. — Он был выброшен из среды и после этого развивался в тени?

— Можно сказать, что так.

— Я никак не могу понять — он стал источником зла! Мальчик, отвергаемый всеми, становится асоциальным и даже психопатом, — это курица или яйцо? Его травят потому, что другие ребята чувствуют, что он станет «плохим», или это происходит потому, что он был отвергнут, и поэтому стал таким? Вы понимаете, что я хочу сказать?

Все взглянули на все еще молчащую Энн.

— Думаю, — опередил ее Фревен, — что здесь нет никакой тайны: этот ребенок сам сделал так, что его не принимали другие, сделал своим поведением, своими желаниями и своей реакцией. Он уже был испорчен жизнью. Вся мерзость мира, так или иначе, уже испортила его больше, чем других, и теперь слишком поздно. Он развивался по своей траектории, ошибочной по отношению к критериям нашей цивилизации. Мерзости мира вынудили его предпочесть машинкам игру с мертвой мышкой, это его отличало от других мальчиков. Они спутали ребенку все ориентиры, подсунув ему другие.

— Что вы называете «мерзостью мира»? — наконец вступила в разговор Энн.

— Она может принимать разные формы. Ребенок мог противостоять тирану отцу или жестокой матери, может быть, здесь имел место инцест. Это или что-то подобное может полностью изменить психику ребенка. В какой-то момент своего развития он обнаруживает, что отношение к другому или собственному телу связано с болью, с фрустрацией, с унижением. И он мимикрирует, в нем развивается рефлекс выживания. Личность полностью изменяется. Большинство детей со временем находят выход из подобной ситуации. Но некоторым это не удается. И они замыкаются в спираль саморазрушения. Например, страдание товарища их воодушевляет и даже возбуждает. Эта униженная личность переносит свое унижение на других, чтобы ослабить собственное напряжение. Очень скоро ребенок становится изгоем. И тогда он вырастает в обособленном мире, хранит зло внутри себя, постоянно культивируя и наращивая его. С течением времени он понимает, что он другой, не такой, как все, его ненависть к чужим постоянно нарастает. И все заканчивается уничтожением последних ростков сочувствия к другим.

— Большинство людей выходят из ситуации, некоторые — нет. От чего это зависит? — спросила Энн.

— Я не знаю. Этого никто не знает.

— Тогда убийца, которого мы ищем, — подал голос Бейкер, — человек с нарушенной психикой, и прежде всего он бедный мальчик, который не смог выйти из всего этого, так?

— Да, Бейкер, это так. Он стал холодным по отношению к другим. Все его поиски удовольствия замыкались на нем самом. Он создал себе удовольствия, отличающиеся от наших.

— Значит, мы ищем очень эгоцентричного человека, — заключила Энн. — Солдата, который думает только о себе.

— Да. Но не только. Это может быть тип, который хочет, чтобы его заметили.

Маттерс скрестил руки на груди.

— А я думаю, что, наоборот, надо искать замкнутого, одинокого человека! — заявил он. — И потом, если он настроен против общества и так ненавидит других, зачем же ему нужна какая-то форма признания?

— Театральность, Маттерс, — пояснил Фревен. — Он устраивает постановки, используя свои жертвы, и хочет, чтобы их увидели. Он выражает свою ярость, однако он мог бы действовать тайно, избавиться от трупов, что было бы безопаснее для него! Но вместо этого он предпочитает выставлять их на обозрение! Это сложная личность. Не испытывающая никаких чувств к другим, но исполненная эмоций по отношению к самому себе. Он не просит внимания, все что он хочет — это созерцать собственное отражение в глазах, смотрящих на него. Понимаете?

Маттерс тихим голосом, почти грустно поддержал командира:

— Я думаю, да. Ему не нужно внимание людей, он хочет понимать самого себя среди других. Во внимании, которое ему оказывают, он хочет видеть самого себя. Все сосредоточено вокруг него.

— Правильно. Мальчик, который делает все, чтобы его заметили, но который сам в то же время питается дикой ненавистью к обществу. И нам надо понять, как использовать эти сведения. Что вы скажете насчет того, чтобы лишить его всего этого?

— Как это? — встревожился Маттерс.

— Лишим его всякого внимания, будем пренебрегать всем, что он хочет сказать. И заставим послать сообщение. Он придет в ярость, будет делать все, чтобы его заметили, чтобы потратили свое время на него. И совершит ошибку.

— Но тогда надо опасаться худшего! — протестующе произнесла Энн. — Он сможет быстро перейти к действию. Если следовать по такой схеме, мы не только толкнем его на новое убийство, но и ударит он намного сильнее.

— Это более чем вероятно, — признал Фревен. — И желая ударить намного сильнее и быстрее, чем предусматривал, он выйдет за рамки своего плана и совершит ошибку.

Монро недоверчиво улыбнулся:

— Вы только что сказали, что надо сделать так, чтобы он снова убивал?

— Если у вас есть лучшее средство поставить его в тупик, я готов вас выслушать. Не думайте, что мне доставило удовольствие выбрать подобную стратегию! Но нам нечего ему противопоставить. У нас нет ничего. Абсолютно! Поэтому я хочу вам сказать: этот тип будет убивать снова, что бы мы ни делали. Вопрос состоит в том, чтобы знать, что мы хотим! Новое убийство, которое нам не удастся предупредить, за которым последует другое, затем еще одно и так далее.

— Это стратегия жертвоприношения! — заметила Энн.

Фревен одобрительно кивнул:

— Поверьте, я бы обошелся без этого. Все так, но нам остается или ждать, что убийства последуют одно за другим, или появится большой шанс арестовать его.

— Если шанс появится, — прошептал Бейкер.

Ларссон покачал головой, а затем посмотрел на Фревена:

— Может быть, это жестоко и… цинично, но я за решение лейтенанта. Преступник не прекратит убивать, и когда он снова возьмется за свое, мы сделаем так, чтобы очередное убийство оказалось последним.