История Рай-авеню - Дороти Уннак

Она закатила глаза и прижала руки ко рту, напуганная собственной смелостью.

— Боже, крошка, никогда никому не говори о том, что я сейчас сказала тебе!

Меган была в восторге. Она преклонялась перед своей красивой, златоволосой, большеглазой, смелой тетей, которая смеялась, хихикала и никого не боялась, в точности как молоденькая девушка.

— Тетя Катерина, откуда вы все это знаете?

— Крошка, я открою тебе секрет. Все женщины узнают об этом раньше или позже. Только не все говорят об этом. Мы стараемся держать язык за зубами. Притворяемся. Пусть мужчины думают, что они умнее нас, выше нас во всех отношениях. Но некоторые не хотят притворяться. Мы живем по нашим собственным правилам и должны платить за это.

Потом она добавила печальным голосом:

— Ты сама обо все узнаешь, Меган. У тебя будут еще настоящие подруги и настоящие друзья.

Меган покачала головой:

— Боже, тетя Катерина. Как все это непросто. Все время узнаешь такие вещи, что…

— Да, это непросто, Меган. Жизнь трудная штука. И не только для девушек и женщин. Она трудна для всех. Но я ставлю на тебя, детка. Ты такая умница. Одаренная, красивая, смелая и честная. Ты можешь смеяться над собой. Если попробуешь изменить себе и стать кем-то еще, то скоро поймешь, что ошибаешься. Будь же сама собой, и когда-нибудь встретишь парня, который полюбит тебя просто потому, что ты Меган.

— А что, если не встречу?

Катерина так посмотрела на свою племянницу, — что у той перехватило дыхание.

— Обязательно встретишь, — сказала она.

Меган кивнула. А потом, пользуясь случаем, сказала:

— А вы, тетя, встретили такого человека?

Тетя прикусила губу, потом улыбнулась и пожала плечами:

— Но мы сейчас говорим не обо мне, верно? Мы говорим просто о людях вообще, и о тебе в частности. Ложись спать, Меган, я думаю, что на сегодня хватит разговоров. У тебя есть над чем подумать.

А затем тихим и любящим голосом она добавила:

— Ты встретишь свою любовь, Меган. Верь мне. У тебя все будет нормально.

Об этом ей говорил и президент Соединенных Штатов, а вот теперь и ее замечательная тетя говорит то же самое. Меган поверила ей.

Глава 15

Те десять месяцев, которые Меган Маги провела в Варм-Спрингс, оказали большое влияние на ее жизнь. В нью-йоркской больнице она постоянно чувствовала, что медперсонал относится к ней безразлично, а порой и жестоко. Некоторые из сестер даже не пытались скрывать этого.

В Варм-Спрингс она страдала только от своей болезни. Там находилось столько детей с разными увечьями, что Меган поначалу не верила своим глазам. В сравнении с некоторыми Меган еще могла считать, что ей крупно повезло. В конце концов, ее сломанная нога, хоть и медленно, но заживала. Она уже владела руками, а вскоре начала владеть и ногами, одна из них заживала, а вторая находилась в металлическом бандаже. Она стала лучше плавать и чувствовала себя отлично в бассейне, как будто рождалась заново, не переставая удивляться, вылезая из воды, что у нее есть физические недостатки. Но у нее все будет нормально, она ведь не полный инвалид.

В санатории были больные, лежащие в железном корсете, который охватывал все их тело, и только голова высовывалась наружу. Они так лежали все время, глядя в зеркало — единственный мир этих людей. Железный корсет был похож на живое существо: он пульсировал, способствуя действию поврежденных легких. Меган считала, что быть в таком беспомощном состоянии — все равно что находиться в аду.

Медперсонал в Варм-Спрингс полагал, что санаторий находится в привилегированном положении. Их волновало то, что неподалеку располагается «маленький Белый дом», дача ФДР. Президент то ожидался, то находился на отдыхе. Однажды, во время пребывания Меган в санатории, Рузвельт навестил больных. Он неуклюже передвигался на костылях и не притворялся, что его состояние лучше, чем оно было на самом деле. Он зашел в палату, где находилась Меган, которая так разволновалась, что смела на пол со стола все свои книги, тетради и карандаши в попытке встать на ноги.

Когда помощник президента бросился поднимать то, что уронила Меган, Рузвельт удержал его от этого, видя смущение Меган.

— Так это та самая Меган Маги из Бронкса? Я вижу, что ты пошла на поправку и делаешь успехи в учебе. Ты неплохо заканчиваешь свой первый семестр в колледже, Меган, не так ли?

Она была изумлена, что он так много знает о ней и проявляет к ней такой интерес. Понимала — в конце концов, она же была дочкой Фрэнки Маги, — что его информировали, и он знал, что сказать ей, но она понимала и другое: он хороший человек. Ведь в конечном счете это единственный человек, кого трижды выбирали президентом, а он приходит к какой-то Меган и спрашивает, как она поживает. ФДР сел рядом с ней и стал расспрашивать об учебе и о том, кем она хочет стать. Он слушал ее и говорил с ней, как будто был ровесником. Не было ничего покровительственного или фальшивого в этом человеке. Он искренне проявлял к ней интерес, и Меган ценила те моменты, как сокровище, которое она будет хранить вечно.

Потом он продолжил свой обход, и для всех больных у него находились добрые, ободряющие слова.

Меган навсегда запомнила, как устало выглядел президент. Под глазами у него были черные круги. Рот напряжен, что говорило о страданиях, которые испытывает этот человек. Он передвигался с большим трудом.

Что касается учебы, то Меган и без президента знала, что ей надо хорошо учиться. Меган понимала, что время, которое имеется в ее распоряжении в Варм-Спрингс, предоставляет ей великолепную возможность для того, чтобы пройти всю программу. Преподаватели из Эморского университета были строги, но справедливы. Они требовали многого от способных студентов, а Меган была самая способная из всех. Они посылали получаемые ею оценки в Хантер, чтобы в следующем году она смогла учиться на втором курсе.

Когда Меган прибыла в Варм-Спрингс, ее там считали знаменитостью — в конце концов, не так уж много из больных полиомиелитом детей становятся национальными героями. Меган старалась разуверить их: «Послушайте, я не кинулась за этим ребенком, просто кто-то толкнул меня». Родители научили ее, когда она была еще маленькой, не слишком задаваться.

Но даже несмотря на то, что курс лечения и занятия отнимали много времени, она все же иногда скучала и ходила за сестрами по пятам, объясняя им, что хочет перенять их опыт, потому что собирается посвятить свою жизнь медицине.

Одна из сестер, сварливая пожилая женщина, мисс Мур, решила заставить Меган работать.

— У меня есть одна больная в железном корсете, которая страдает от одиночества. Она твоя ровесница и такая же хорошая девочка, как и ты. Так что вы похожи друг на дружку, — она улыбнулась Меган, затем кивнула: — Мне кажется, вы подружитесь.

Сюзи Гинзбург была единственной дочкой двух знаменитых художников-авангардистов, у которых была студия в Гринич-Виллидже и Париже. Они путешествовали по всему миру и брали с собой Сюзи в такие места, о которых Меган и не слыхала. В результате Сюзи, которой, как и Меган, было семнадцать лет, свободно говорила на трех языках. Она хвасталась, что может также ругаться на иностранных языках и предлагала научить жаргону Меган.

Меган с трудом могла представить себе, что у Сюзи было тело — все, что она видела, это напряженное выражение лица, большие черные глаза с длинными ресницами, густые брови, прямой нос, широкий рот, который никогда не закрывался. Эта маленькая черноволосая голова источала столько энергии, что Меган уставала от разговоров с девушкой, ритм слов которой совпадал с ритмом искусственных легких.

Казалось, Сюзи говорила металлическим голосом и была просто дополнением к этой машине, в которой жила.

— Я решила, что скоро покину эту чертовщину. Ты мне не веришь, Меган Маги? Боже, что за милое имя. Оно так идет тебе. Ты такая вся ирландка — мне это нравится. Господи, вздернутый нос, рыжие волосы, замечательно. А эти веснушки — они похожи на капли краски. Великолепно. Эй, я что, оскорбила тебя? Я люблю веснушки. В них столько… чистоты, невинности.

— Ты говоришь так, потому что у тебя их нет, — сказала Меган. Она не знала, что и думать об этой Сюзи. Ей еще никогда не встречались девушки, которые так откровенно выражали свои мысли.

Сюзи как будто читала мысли Меган. Она сказала:

— Послушай, я всегда говорю то, что думаю, — она улыбнулась горькой улыбкой. — Я слышала о том, что ты спасла ребенка. Класс. Послушай, ты можешь до конца дней использовать этот эпизод в своих целях. И совершенно легально.

— Использовать? Что ты имеешь в виду?

— Черт возьми, твой отец тебе скажет. Он ведь классный политик, верно?

— Что ты знаешь о моем отце?

— Слушай, девочка, я же живу в Нью-Йорке, верно? Мои родители тоже живут в Нью-Йорке. Они, конечно, социалисты. Это тебя пугает?