Бронте - Ирина Георгиевна Ярич

Мистер Смит хотел их познакомить с писателями и известными людьми, но сёстры протестовали, хотя и желали общения с интересными и умными поэтами и писателями. Скромность и стеснительность, быть может, и чрезмерная уже в их возрасте сковывала. Они по-прежнему хотели остаться неизвестными и отклоняли различные предложения любезного издателя.

Утомлённые дорогой и первыми впечатлениями от столицы они вернулись в гостиницу. Головная боль и усталость сваливала их с ног. Но им не пришлось отдыхать, к вечеру за ними заехала родственница мистера Смита, и настояла, чтобы они присоединились к ней. Шарлотта не могла обидеть людей отказом, которые считали их своими гостями, живо интересовались ими, и пытались их развлечь. Она захватила с собой нюхательную соль, которая обычно ей помогала хоть немного взбодриться. Оказалось, они должны были ехать в оперу, а у них не только с собой, но и вообще не было вечерних нарядов. Что же пришлось идти в их простых платьях.

В холле оперного театра собрались прекрасно одетые леди и господа, которые с некоторым удивлением взирали на двух скромных девушек, стоявших у дверей зрительного зала, пока ещё закрытых. Несмотря на усталость, у сестёр на душе было радостно, вокруг их такое великолепие, какого они никогда не видели. Уравновешенный характер Энн не позволял ей проявить свои эмоции, она казалась спокойной и тихой. Шарлотта чувствовала одолевающее её волнение и не жалела, что, несмотря на плохое самочувствие, она посетила этот красивый театр. Давали «Севильский цирюльник» Россини, который прошёл с блеском. Уставшие и довольные они вернулись в гостиницу.

На следующее утро мистер Смит прибыл к ним, чтобы забрать их в церковь, посетить службу, затем, он, вместе с матерью показал сёстрам достопримечательности Лондона, после чего они пригласили Бронте отобедать у них. В понедельник мистер Смит свозил сестёр в Королевскую академию, они посетили Национальную Галерею, отобедали у него дома, а к чаю поехали к мистеру Уильямсу. Во вторник утром гостьи покинули Лондон, нагруженные книгами, которые им дал мистер Смит.

Домой сёстры приехали измотанные круговертью столичной жизни. Даже сам вид их был болезненный. Худенькая Шарлотта казалась отощавшей, её лицо посерело и избороздилось морщинами. Энн тоже была изрядно обессилена. Столько впечатлений за эти несколько дней, да и дорога всё же их утомила.

Впечатление, которое оставили сёстры Бронте на тех с кем они общались, было довольно благожелательное. Все признавали искренность и правдивость их суждений. Когда они высказывались о произведениях искусства в их словах не чувствовалось лицемерия, а уж тем более высокомерия. Если они были с чем-либо не согласны, то не негодовали, а пытались убедить собеседника своими доводами.

Но дома их ждала та же печальная жизнь, которую отравляло поведение Брануэлла. Большую часть дня он спал, а ночью его мучила бессоница. В лучшем случае он лежал с открытыми глазами, погружённый в свои думы. Он не мог долго находиться в трезвом состоянии и не только от изъевшей его тоски и самобичевания, ведь он понимал, что жизнь его бесцветна, пуста и никчёмна, она проходит, а он так и ничего не добился. Стоит ли её ценить? Пусть уж побыстрее закончиться, и прекратятся тогда его мучения, да и сёстры и отец устали от него. Зачем ему такая жизнь? Зачем он им? Да они его ещё любят, ещё жалеют, хотя и стыдятся. Да, кем он был и кем стал! Он сам себе противен. Ему стыдно смотреть сёстрам и отцу в глаза, но, что он может сделать? Ему ничего не хочется, кроме того, чтобы уйти из этой реальности, не помнить о той единственной, которая заполнила его душу и опустошила её, не видеть глаз отца и сестёр. Забыться, забыться… — уже давно его единственное желание. Он не помнит и не хочет знать, что происходит с ним наяву, когда он проваливается в бездну, где кишат уродливые существа или парит среди диковинных сущностей. Этот мир его завораживает, позволяет забыть о всех неприятностях его жизни и он не хочет оттуда возвращаться. Поэтому остаток своих сил он тратит на поиски средств, позволяющих ему уйти от реальности.

— Мы со стариком провели ужасную ночь! — в очередной раз лепетал заплетающимся языком Брануэлл сёстрам.

Патрик Бронте по-прежнему пытался воздействовать уговорами и терпеливо сносил вспышки полубезумия, но разве сможет он, старый и больной совладать с бесами, которые одолевают душу его сына?!

Шарлотту ждало ещё объяснение с Эмили, которая бурным негодованием встретила весть, что издателям старшей сестры, а, следовательно, и всем остальным теперь известно кто скрывается под именем Эллиса Белла.

— Как ты могла?! Ну, как ты могла им открыть наш секрет, — повторяла Эмили с возмущением. — Ведь мы же договорились, ты обещала. Ведь, вы поехали, чтобы удостоверить, что авторов трое, но зачем было докладывать, что мы сёстры!

— Эмили, родная, это выскочило у меня нечаянно и как-то само собой, — пыталась оправдаться Шарлотта, уже мучаясь тем, что невольно огорчила сестру и не было никакой возможности исправить упущенное.

— Теперь Каррел, Эллис и Эктон Беллы не предстанут перед читателями в своём таинственном ореоле. «Они всего лишь женщины», — скажут одни. «Дочери пастора из глухой провинции», — будут говорить другие. «Что эти затворницы могут интересного написать? И стоит ли их читать», — выскажутся третьи. Любопытные обыватели захотят узнать о нас, сёстрах Бронте, будут искать факты и разные истории, копаться в наших семейных делах и выносить своё суждение, которое вряд ли сможет соответствовать действительности, в которой созрели наши души и разум, — говорила Эмили.

— Эмили, дорогая, я сожалею, что дала повод твоей печали. Сделанного не воротишь, а потом, что же в том плохого, что в Лондоне узнают о дочерях пастора, которые способны сделать что-то стоящее не хуже жителей столицы и даже завоевать не только их внимание, но и интерес читателей заокеанских стран, — Шарлотта пыталась переубедить упрямую сестру, но та оставалась при своём мнении.

В сентябре издательство «Смит и Элдер» перекупило право публикации сборника стихов Каррера, Эллиса и Эктона Беллов у мистера Эйлотта. Эта приятная новость была омрачена ухудшающимся состоянием Брануэлла.

Родные понимали, что век Брануэлла не продлиться долго. За лето он сильно сдал, неоднократно к нему вызывали врачей. Но чем они могли помочь? Надеялись, что молодой организм ещё потянет. Но они ошиблись. Ослабленный и отравленный алкоголем и опиумом он не смог побороть инфекции. В его проспиртовавшемся организме она проявилась не сразу. Никто не предполагал его скорой кончины. За два дня до того, как Брануэлл слёг окончательно, он гулял по Хауорту,