Первый к бою готов! - Сергей Самаров

Петров словно бы только сейчас вспомнил, что сегодня у нас последний сеанс, когда мы должны будем дать летчикам координаты для посадки вертолетов. Даже с удивлением на меня посмотрел.

– А контрольный когда?

– Через два часа...

Контрольный сеанс проводится, когда не получено подтверждение о приеме радиограммы. Или отправлена зашифрованная радиограмма большой важности. При сбоях, случается, текст расшифровке не поддается, и, во избежание проблем, обязательно проводится контрольный сеанс с повторением предыдущего...

– Будет работать на одном контрольном... – решил капитан. – В телефонном режиме...

Это было нарушением всех правил. В телефонном режиме разрешалось общаться кодированными фразами и запрещалось давать координаты местонахождения объектов. Разговор в телефонном режиме можно прослушать простым радиоприемником, если только знаешь частоту передачи. Случайно кто-то прослушает, и нас будут ждать на предполагаемом месте посадки вертолетов.

– Надо отрываться... – словно бы оправдываясь, пояснил капитан Петров.

Все два оставшихся часа мы шли в высоком темпе, без отдыха и только чаще меняли носильщиков, которые тащили на себе убитых. Только офицерам и нам с Волком удалось избежать участи носильщиков. Офицерам – понятное дело, а нам и без того все эти пять дней пришлось таскать на себе аппаратуру, которая сама по себе помощи носильщиков требовала.

Теперь о сеансе связи командиру напоминать уже не пришлось.

– При-ивал!.. Радисты, разворачивайте...

И сам рядом с нами устроился, потому что при телефонном сеансе командир сам может говорить, в отличие от телеграфного, когда радист на ключе «стучит» заготовленный текст.

Я быстро вышел на волну штаба бригады. К моему удивлению, на разговор пришел сам командир бригады.

– Почему не вышли на связь в штатное время? – сразу спросил полковник.

– Сейчас, товарищ полковник, капитан Петров объяснит...

Я передал капитану наушники и микрофон. Обычно все одной рукой наушник к уху прижимают, второй микрофон держат. Петров же оба наушника натянул на голову и только после этого взял микрофон.

– Здравия желаю, товарищ полковник... Выйти на связь вовремя возможности не было. Мы отрывались от преследования. С большим трудом вышли из кольца окружения. Потеряли двух человек, выносим тела на себе. В связи с активизацией банд боевиков планируем за счет быстрого марша создать запас времени, чтобы осуществить вывод группы из зоны действия...

Петров говорил, как всегда, быстро, и полковнику, кажется, не все было понятно.

– Подожди, Леонид, не тараторь... Вас, значит, обнаружили...

– Так точно, товарищ полковник. И пытаются уничтожить... Вывели десятикратно превосходящие силы...

– Это все из-за «мальчика с козой»... – откуда-то сбоку громко, так громко, чтобы это до микрофона дошло, сказал лейтенант Угаров.

Петров на подсказку не среагировал, но и не оборвал лейтенанта, которому вообще-то не полагается вмешиваться в разговор старших по званию. Но Угаров словно на рожон лез. И еще что-то хотел сказать, и даже вперед подался, чтобы микрофон его слова уловил, но капитан Дмитриенко положил лейтенанту руку на плечо и достаточно сильно на себя потянул. Лейтенант успокоился...

– А мы планировали продлить ваш рейд и выбросить вам еще одну группу... Группа уже в вертолете сидит, погоды ждет...

– Чеченам в лапы, товарищ полковник... Нельзя никого выбрасывать...

– Нам опять приказ категоричный дали...

– Тогда расстреляйте, товарищ полковник, группу на месте... Хотя бы тела до матерей гарантированно дойдут...

Петров явно переусердствовал.

– Попридержи язык, капитан... – одернул его полковник. – Я сейчас доложу в разведуправление... Когда передашь координаты площадки для «Шмелей»[11]?

– Думаю, на утреннем сеансе, товарищ полковник...

– Даст Бог погоду... – в голосе командира бригады звучала надежда. – Как там у вас небо?

– Пока только тучи... Утром был дождь со снегом... В обед сильное прояснение, потом опять тучи... Товарищ полковник... Хорошо бы, как в Афгане делали... «Шмель» вылетает и держит с нами связь. Мы координируем непосредственно с места...

– Можно попробовать... У тебя все?

– Все, товарищ полковник.

– Конец связи...

Телефонный звонок не дал мне закончить работу. Опять Анжелина. Как ей не терпится меня посадить... Но я попытаюсь ей такую возможность не предоставить...

– Стас... – голос прозвучал требовательно, словно это жена мужа желает отчитать.

– Слушаю... – а мой голос предельно скорбен. Я не только перед зеркалом тренируюсь, я еще иногда с магнитофоном работаю и учусь произносить фразы с соответствующей интонацией. Чтобы впечатляло...

– Ты скоро появишься?

– Думаю, через час дела закончу...

– Мне отъехать по делам надо... Через час у себя буду...

– Я предварительно позвоню. Не переживай...

– Ничего себе, не переживай... Так меня обчистить, и не переживай... Я ни о чем другом думать не могу...

– Тогда не давай ни копейки... Это твое право... Мне это безразлично... – я сказал довольно холодно.

– Нет-нет... – сразу забеспокоилась она. – Приезжай...

– Не раньше чем через час... – я позволил себя уговорить.

2. ВОЛК

Судьба нас всех куда-то разбросала, как пушинки одуванчика по ветру. И не найдешь никого, даже если захочешь встретиться, да и желания, видимо, никто не испытывает. Вместе лучше вспоминать приятное, а неприятное само вспомнится. Не найдешь, да и не надо... Только мы с Онуфрием вместе, да капитан Петров последние несколько лет рядом был. Теперь вот нет Петрова, мы вдвоем остались... Правда, подполковник Угаров откуда-то объявился. Вместо Петрова... Но замена эта явно неравноценная, поскольку Угаров авторитетом у солдат никогда не пользовался. А интересно, что сейчас стало с нашим третьим офицером отряда – с капитаном Дмитриенко? Когда нас обменяли, его чечены оставили у себя. Слышал я, поговаривали, что капитана обменяли потом, отдельно от всех, потому что чечены долго еще продолжали его допрашивать, считая офицером ФСБ, у которого есть среди мирных чеченцев своя агентура, и он якобы именно для встречи с агентурой и прибыл с отрядом в чеченские тылы. У меня у самого на допросах несколько раз спрашивали, что с нами делал офицер ФСБ. Как-то мимоходом, словно бы это был проходной вопрос, который и не интересует никого. Наверное, и у других тоже спрашивали. Но когда мы с Онуфрием из отпуска вернулись – единственные солдаты из всего отряда! – капитана Дмитриенко в бригаде уже не было. Может быть, комиссовали после госпиталя, может быть, в другую часть перевели. После плена подальше от боевых действий, чтобы нервную систему восстановить. Такое тоже случается...

Капитан Петров никогда о Дмитриенко не заговаривал, а нас с Онуфрием этот вопрос вообще не волновал ни тогда, ни потом. Это сейчас, после тетрадки Петрова стало интересно. Наверное, Дмитриенко тоже мешал бы Угарову по службе продвигаться... Не мог капитан не знать о том, как вел себя Угаров в плену. Дмитриенко с Петровым на равных общался, и они друг друга поддерживали. И об Угарове наверняка говорили.

И этого подполковник тоже опасается...

Капитан Петров вообще-то человек был беззлобный. Он всем и все готов был простить. Наверное, простил и Угарову его прегрешения. Только в нескольких словах что-то сказал... Хотя, может быть, в другом месте и другие слова имеются... Из-за такого пустяка подполковник Угаров не будет интересоваться мнением о лейтенанте Угарове. Тем более что это всего лишь только мнение одного человека. А известна истина – сколько людей, столько и мнений... Нет, обязательно должно быть что-то еще...

Я снова раскрыл тетрадь, сначала в первом попавшемся месте... Все, думал, перечитаю потом, на досуге, когда суета вокруг денег, и вокруг похорон, и вокруг поисков самой тетрадки прекратится... В спокойствии читается легче. Вслух буду читать своему отражению, и мыслями будем с ним делиться... Так у нас продуктивнее получается... Потом решил все же полистать и стал искать глазами фамилию Угарова...

Нашел...

...«Я всю ночь себя ощупывал, проверял, насколько сломаны ребра и не повредили ли они внутренние органы, что порой случается, и пытался привести в порядок дыхание... Кажется, все обошлось простыми переломами, без осложнений... Легко отделался...

Тот длинный беззубый урод со сплющенным носом, похоже, только и умеет, что бить тех, кто ответить не может. Иначе ему нос бы не сплющили до такой степени. И сплющить наверняка было за что... Таких уродов, по моему соображению, вообще следует раз в день перед ужином бить по носу плашмя совковой лопатой. Просто на будущее, за грядущие прегрешения...

Меня двое под руки держали... Уже после очередного избиения хотели было к охране отвести, а сам я стоять не мог, ноги подгибались. И тогда этот длинный с разбегу через всю комнату ногой меня в грудь ударил. Дыхание перебило сразу, и можно было бы сказать, что я сознание потерял, если бы я до этого уже не был без сознания... Но не убил... Если бы он мне попался, я убил бы его точно таким же ударом... И даже без предварительного избиения, как было со мной...