Ближневосточная новелла - Салих ат-Тайиб

— Вконец несчастными!

— Да нет, вы станете репатриантами. А репатриантов правительство обеспечивает работой и жильем. Видите, как все просто?

Пошли бог здоровья этому человеку. Он дал нам полезный совет, мы начали действовать. А вы говорите, что не выделяют квартир неимущим в муниципальных домах. А ну вас, маловеры! Дайте мне только собрать деньги на дорогу, получить восемь туристических паспортов, а потом еще право убежища в чужой стране. Вернусь обратно репатриантом и сразу въеду в новую квартиру.

Помощь пришла

Перевод Г. Александрова и К. Глазуновой

Отгремели гимны, отзвучали приветственные речи, и на склады министерства сельского хозяйства стали поступать мешки с минеральными удобрениями.

Заместитель министра вызвал своего помощника и передал приказ господина министра:

— Принять меры против расхищения удобрений. Немедленно распределить груз по вилайетам[46] согласно списку, утвержденному министром.

— Слушаюсь, — ответил помощник и тут же по внутреннему телефону вызвал своего заместителя: — Нихат-бей, я намерен поручить вам важное дело.

— Благодарю, мой эфенди, ваш покорный слуга весьма признателен за доверие.

— Я поручаю вам организовать охрану поступивших в распоряжение министерства удобрений и отправку их по этому списку. В каждую деревню не менее пятидесяти мешков. Проследите, чтобы при транспортировке удобрения не попали в руки дельцов.

— Слушаюсь, мой эфенди…

— Да, минуточку… Когда пойдете на склад, посмотрите, нет ли там разорванных мешков. Если есть, наберите ведерко удобрений и пошлите моему садовнику. Прекрасные цветы пропадают, хорошо бы их подкормить. Но только если на складе будет разорванный мешок…

— Не будет — так целый разорвем, мой эфенди! И не один — раз нужно!

— Благодарю вас. Можете сразу приступать к отправке.

Заместитель помощника заместителя министра вернулся к себе и вызвал своего помощника.

— Вы несете ответственность за распределение удобрений. Придерживайтесь вот этого списка.

— Слушаюсь, эфенди.

— Ни один грамм не должен попасть в чужие руки, понятно?

— Есть!

— Да, вот что… Пошлите Муртаза-бею один мешок для сада перед зданием министерства и заодно полмешка ко мне домой.

У заведующего краевым сельскохозяйственным отделом Хильми-бея зазвонил телефон. Он поднял трубку и почтительно произнес:

— Да, эфенди. Разумеется, и говорить не о чем! Какие-то жалкие пять килограммов удобрений! Не беспокойтесь, не забуду. Кстати, я сам хотел для вас оставить… Полагаю, не сегодня-завтра прибудут. Взаимно, эфенди, всего хорошего.

Он положил трубку. Тут же раздался новый звонок. С другого конца провода сообщали о прибытии груза.

Хильми-бей вызвал своего помощника.

— Послушай, брат, проследи сам, чтобы грузчики поосторожней обращались с мешками. Если из каждого мешка высыпется хоть полкило, крестьянам меньше достанется…

— Все будет в порядке.

— Да, чуть не забыл. Оставь несколько килограммов для нашей машинистки Неджлы-ханум. У нее огородик или что-то в этом роде.

— Ладно, после работы я сам ей занесу. Поскорей бы избавиться от этой напасти!

На деревенской площади заиграла зурна, ударили барабаны. Староста взобрался на помост и, потрясая кулаком, начал речь:

— Я счастлив, односельчане, что в результате упорной четырехлетней борьбы мы получили этот кулек. Теперь многие наши беды отойдут в прошлое, коровы будут давать много молока, дети перестанут болеть.

Он разорвал пакет и вынул из кармана столовую ложку.

— Подходите, подходите… Становитесь друг за другом.

На каждую крестьянскую семью пришлось по столовой ложке порошка. Староста никого не обделил.

— А что с этим делать? — спросил кто-то из толпы.

Староста задумчиво потянул себя за ус.

— Забыли приложить инструкцию… Поберегите пока порошок, а я вот поеду в город и спрошу у фельдшера, как его употреблять — до или после еды. Тогда и вам скажу.

Музаффер Изгью

Гостеприимная деревня

Перевод Г. Александрова и К. Глазуновой

Мы поехали в деревню. Мы — это каймакам[47], начальник жандармского отделения, уездный писарь, я… — всего восемь человек. Деревня была плохонькая, поэтому к вечеру мы собирались вернуться. Но староста запротестовал:

— Нее, господа, ни за что на свете! Пока не поужинаете, я вас не отпущу!

— Помилуй, староста, мы нагрянули к тебе неожиданно, да и дома нас ждут.

— Все будет в порядке, ужин уже готов. Прошу в деревенскую комнату, мы принимаем гостей в деревенской комнате, — приглашал староста, не слушая наших отговорок.

Никто из нас не знал, что это такое «деревенская комната». Из маленькой прихожей мы попали в довольно большое помещение. Столы и стулья здесь были обычными, но при виде скатерти мы разинули рты от удивления. Пока рассаживались, я незаметно отвернул краешек скатерти и увидел: «Made in England».

— Устраивайтесь поудобнее, гости дорогие, — приговаривал староста, — мы так вам рады…

Гостям из уезда придавали, видимо, большое значение в этой бедной деревне — недаром скатерть из Англии…

— Эй, Кязим! Где пепельницы? — крикнул староста сторожу.

Кязим принес пепельницы. Бог мой, что это были за пепельницы. Какие красочные, каких причудливых форм! Одна непохожа на другую. Я заглянул под донышко той, которую поставили передо мной, и чуть не икнул. Там значилось: «Made in Czechoslovakia». Я показал ее каймакаму, а каймакам — мне большую, изогнутую пепельницу, на донышке ее было выбито мелкими буквами: «Made in Italy».

— Браво, староста, пепельницы у вас одна лучше другой, — не вытерпел я.

— Мы любим гостей, — вымолвил он, поглаживая усы, — хотим, чтобы все для них было красивое…

Мы полезли в карманы за сигаретами.

— Нет, — остановил нас староста, — в этой комнате будете курить гостевые.

— Эй, Кязим, — крикнул он, — почему нет сигарет на столе?

Кязим куда-то убежал, но вскоре вернулся с картонной коробкой в руках и стал вытаскивать из нее сигареты — пачку за пачкой. «Salem», «Kent», «Pall Mall»[48] — все что ни пожелаете!

— Помилуй, староста, откуда это? — спросили мы.

— Угощайтесь, гости дорогие, выбирайте, что кому по вкусу… мы рады угодить гостям…

— Но ведь сигареты стоят денег, — сказал я.

— Боже мой, что вы говорите, сударь мой, ради гостей мы готовы и душу отдать.

Не успели мы выбрать по сигарете, а староста уже снова кричит Кязиму:

— Где зажигалки?

Кязим выложил на стол зажигалки. Каких только здесь не было — и газовые, и на батарейках!

— Чему вы удивляетесь? — недоумевал староста. — Гости приезжают к нам раз в сто лет, не прикуривать же им от спички?.. Вот газовая, вот электрическая. А эта — самовоспламеняющаяся…

Самовоспламеняющаяся пошла по рукам…

— Все это наше общее, деревенское, всюду инвентарные номера… — пояснил староста.

На столе появились стаканы… Что это были за стаканы! И бокалы из генуэзского хрусталя. Рюмочки совсем маленькие и чуть побольше, фужеры низкие, высокие, с ножками и без ножек, с рисунком и без рисунка… Целая коллекция хрусталя… Мы уже устали поражаться и быстро расхватали кто что успел…

— У меня тунисского производства, — выкрикнул писарь.

— А у меня японского, — отозвался я.

— А это чехословацкий, — сказал каймакам.

Мы смотрим в глаза старосте и ждем разъяснений.

— Что поделаешь? Очень уж мы гостей любим, — отвечает он.

За стаканами последовали тарелки — мелкие, глубокие, расписанные и гладкие — одна красивей другой… Да, староста решил сразить нас.

Подали на подносах цыплят, плов. На еду никто и не смотрит — подносы разглядывают…

— Это турецкая работа, — пояснил староста, — чеканка по меди, не стоит внимания, господа… Подносы принадлежит мне, а все остальное — общее, деревенское.

Когда Кязим принес столовые приборы, мы просто потеряли дар речи. Ложки — столовые, десертные, чайные. Ножи из чистого серебра… Все сверкает, блестит.

— Ложки тоже общие? — спросил я.

— Да, сударь мой. Дома мы едим деревянными… — ответил староста и крикнул: — Кязим, а салфетки гостям!

— Да не надо салфеток…

— Нее, господа, как же без салфеток?

Принесли салфетки — разнообразные по размеру, форме, рисунку…

— Это, вероятно, изделия деревенских девушек? — осведомились мы.

— Да нет, вот две греческие, та — французская, эти — египетские, а остальные я и сам не знаю откуда.

— Вы их купили на деревенские средства? — поинтересовался каймакам.