Хльюи. Северный ветер (СИ) - Вариун Юлия

Глава 37 - 38

Ильиз Де Ронго

Девочки… такие девочки… я знаю, какие страхи мучают мою юную и пока еще невинную жену. Она боится этого постоянно. С того дня, как я перенес ее через порог нашего дома, с того момента, как я впервые ввел ее в нашу спальню… она постоянно ждет от меня подвоха, боится, что я не сдержусь и наброшусь на ее беззащитное тело. Правильно, надо заметить боится. Я обязательно наброшусь. Только не сейчас. Не так.

Хоть по мне и не скажешь, но каждая ее перевязка для меня, как серп взмахнувший около стратегически важной для размножения части тела. Шутка ли, «играть в целомудренного лекаря» со своей же законной женой, которую не можешь коснуться с иным смыслом. Я каждый вечер собственноручно оголяю ее потрясающую грудь. Юную, высокую, упругую. Я представляю, как она идеально ляжет в чашу моих ладоней. А сам усердно перевязываю бинты, даже блеском голодных глаз не показав своего естественного мужского интереса.

Сегодня Хльюи в панике. Я же говорил, что она сообразительная! Она знает, что меня сейчас сдерживает лишь ее ранение. Сдерживало…

- Ну, вот и все! — несколько слов, что звучат для нее похоронным маршем. Какая же она забавная. И милая в своей наивности. Трогательная в своих страхах и тревогах. Нет, я не буду ей ничего объяснять. Хльюи слишком… импульсивна. Я все ей просто покажу. Говорить — только воздух сотрясать. Пусть почувствует все, что я хочу ей сказать.

Я сам весь день, как на иголках, словно мальчишка нецелованный. Не знаю, кому из нас двоих нужнее арестрон. И все же, вино оказалось, как нельзя кстати. Я чувствовал ее напряжение. Между нами буквально повисла недосказанность. А сама девочка была укутана плотным коконом страха и тревоги. Я не лез в ее голову. Побоялся, если откровенно. Побоялся увидеть в ее мыслях то, что отобьет у меня все желание. Но и без чтения мыслей, я видел, насколько напряжена и взволнованна Хльюи. Пришлось нам обоим успокаиваться, делая вид, что ничего такого не намечается, коротая время просто за разговорами и бокалом арестрона.

Хльюи уже потеплела от выпитого. Несколько расслабилась, увлекшись обсуждением расследования. Удивительно, но не смотря на отсутствие необходимых навыков и знаний, девочка вполне сносно поддерживала диалог и отлично воспринимала новую информацию. Это хорошо, что она обучаема. Нам ведь еще с ее даром разбираться.

- Пойдем в дом, - улыбнулся я, глядя, как она отбивается от комаров. Потянул ее за руку, увлекая за собой. И надеясь, что коварный арестрон не срубит мою жену до состояния не стояния. А то как-то со спящим телом брачная ночь выйдет не ахти.

- Спокойной ночи, - с надеждой желает мне трусишка и прячется под покрывало. Забавная такая. Девочки… такие девочки…

Хльюи Де Ронго

Меня неприятно удивило, что за всё время, что я живу в доме дознавателя, никто из моей семьи не наведался ко мне. Я высказала свои мысли Лису, но он поспешил меня успокоить. Из всех, кто мог с чистым сердцем меня навестить, только отец, а он вынужден был отбыть на границу с Япиранной, где было замечено тревожное скопление войск соседнего государства. А братья и сестры, с которыми у меня более теплые отношения, чем с Кадди, разбросаны по всей стране, и даже за пределами оной. Например, мой самый старший брат Иллайз, еще год назад отбыл с посольством в ту самую Япираннию. А следующая сестрица на выданье, после которой очередь должна была дойти и до нас с Кадди, это святая простота Леоль, мечтающая о монашеской стезе и живущая в закрытой школе для юных леди. Так что навестить меня было некому. А маменьке, слав богам, не пришла в голову такая светлая мысль. Ее я видеть точно не горю желанием.

Так тихо и мирно продолжалась моя жизнь в новом доме, но уже на правах жены. Положа руку на сердце, скажу - ничего не изменилось. Кроме того, правда, что каждую ночь, Лис провожал меня до своей кровати и после очередной процедуры лечения и перевязки оставлял там усыпать в одиночестве.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

У меня мелькнула мысль, что он просто приучает меня к новому месту сна, словно я его домашний питомец. Я, конечно, понимала, что, как только у меня заживет ранение, меня ничто не спасет от брачной ночи. Но, глупые мысли все равно посещали мою подветренную голову.

На самом деле, мне нравилось делить кровать с этим мужчиной. Я делала вид, что крепко сплю, когда слышала открывающуюся дверь ванной. Кровать была достаточно широкой, чтобы вдвоем на ней заблудиться. Но каждый раз, Лис безошибочно находил меня на самом краешке постели и по-хозяйски подтягивал ближе к себе, обнимая, как я в детстве обнимала тряпичную куклу. Каждую ночь он целовал меня в макушку, думая, что я сплю и не чувствую этого.

Просыпаться в его руках было еще приятнее. Иногда я просыпалась раньше, от случайного шума за окном, и тогда лежала, боясь пошевелиться, чтобы не разбудить Ильиза, раньше времени. Просто лежала, неудобно зажатая его руками, прижатая к обнаженной мужской груди. Мне нравилось чувствовать тепло его тела совсем рядом, но больше мне нравился его запах — уютный и родной.

Я гнала все эти мысли, стыдясь и краснея, каждый раз, когда он смотрел на меня. Мне казалось, дознаватель читает меня насквозь, знает каждую мою мысль. И от этого становилось еще более стыдно.

В таком напряженном состоянии, я жила, до тех пор, пока однажды утром, проверяя мою рану, Лис не заулыбался, радостно воскликнув:

- Ну, вот и всё! Пошевели рукой, Хльюи, - попросил он, и я была вынуждена подчиниться.

Рука не болела, в плече не тянуло, в спине не стреляло, только в голове звучало похоронным маршем: «Ну, вот и всё!»

В это утро, я была особенно задумчива, что не укрылось от Тании, но она так и не смогла добиться от меня признания, что меня беспокоит.

После обеда, гуляя в своем пока еще только зарождающемся саду, я вдруг не выдержала и попросила Танию рассказать подробно о том, что с ней делал прошлый хозяин. Девушка пристыжено уточнила, «зачем мне это?». Пришлось скупо ответить:

- Хочу знать, что меня ждет и быть готовой.

Тания не поняла, почему меня ждет то же самое, что и ее. Но вняла моей просьбе и нехотя начала рассказ. Я потеряла дар речи, уже на первых фразах. Мне было настолько жутко, что я не сдержалась и открыто плакала, прикрывая дрожащие в зарождающейся истерике губы ладошкой. Собственно, как плакала и Тания, вспоминая события тех месяцев. Она не могла все рассказать открыто, стыдясь. Поэтому иногда переходила на шепот, что придавало ее рассказу еще более трагичный вид.

К тому моменту, как няня нашла нас в саду, шепчущихся и ревущих в беседке, мы обе были уже на грани истерики. Признаться няне, что нас так расстроило, мы не смогли. Поэтому, Тильба осталась в недоуменном неведение.

Я думала даже убежать. Но решив, что пора взрослеть и уметь принимать все тяготы семейной жизни, какими бы страшными они не были, отринула мысли о побеге. Тем более проку от побега не будет. Ильиз все равно меня найдет. И будет очень зол. В конце концов, как-то же занимаются этим многочисленные супружеские пары?! И ничего, вроде никто еще не умер. Правда сразу на ум пришла мысль, что никто из них не был под властью Ильиза. А ведь он, как бы я не оправдывала его профессию государственной необходимостью, все равно палач. Пусть и звучит его должность, как дознаватель. Но то, что у рыжего Лиса из допросной выносят трупы… шепчется вся столица. Правда ли? Кто знает, правду?! Но ведь дыма без огня не бывает, верно? И вот с этим человеком… мне предстоит разделить интимный аспект супружества.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

И хотя за последние недели, что он лечил меня, я не знала от мужа ничего кроме заботы, в голову уперто лезли угрозы, прозвучавшие еще там… в загородном доме моего папеньки, когда Ильиз впервые посмел меня поцеловать. Как он говорил? И кричать я буду? И стонать, и плакать? Пытки могут быть разными?