Бой капитанов - Александр Тамоников

Полухаров почувствовал непреодолимое желание выпить. В холодильнике всегда стояла бутылка водки. Он выпивал по сто граммов, возвращаясь из командировок. Но водку наверняка после похорон или во время них выпили. Так что придется покупать. Да. И побольше! Чтобы нажраться до беспамятства, выбить слезу, заставить себя биться в истерике, чтобы выплеснуть хоть часть жгучей боли наружу. Иначе она сведет его с ума. Да и не сможет он трезвым быть в квартире, которая в одночасье стала для него чужой, даже враждебной, куда вынужден был вернуться. Безо всякого желания. И никуда от этого не деться.

Выбросив окурок в окно, Полухаров рванул машину по улице и тут же попал под радар инспектора ДПС, появившегося здесь, как джинн из кувшина, да еще в такое позднее время. Инспектор сделал отмашку жезлом, приказывая остановиться. Полухаров резко затормозил, приняв вправо, заставив милиционера отскочить к патрульной машине, встал. Наверное, ему следовало бы выйти из салона, извиниться, но Полухаров остался на месте, глядя в зеркало, как из салона патрульной машины появились еще два милиционера и с инспектором, заходя с двух сторон и поправив короткоствольные автоматы, направились к «Фольксвагену» майора. Вскоре прозвучал приказ инспектора:

– Выйти из машины!

Полухаров спросил:

– С какой это радости?

Старшина побагровел:

– Ты что, не понял? Вышел из машины, иначе…

Майор прервал инспектора:

– Что иначе?

– Иначе выбросим тебя из салона.

– Неужели? Смелый ты, однако, в словах, старшина. Один совет, не стоит так вести себя с людьми, кем бы они ни были.

– Ты еще поучи меня!

Инспектор взглянул на напарников:

– Тут урод непонятливый попался. Учим!

Два сержанта подошли вплотную к автомобилю, наставив на Полухарова автоматы, повторив приказ старшины:

– А ну живо из машины!

Владимир сжал зубы:

– Ну, чего встали? Стреляйте, умники! Посмотрим, на что вы способны.

Патруль растерялся. Еще никто в их практике не вел себя столь спокойно и вызывающе.

Майор резко распахнул дверь, вышел из салона, достал из накладного кармана не сданное еще удостоверение, развернув, сунул его под нос старшины:

– Ознакомься, инспектор!

Тот понял, кого остановил. Козырнул:

– Извините, товарищ майор, я же не знал, что вы офицер спецслужбы!

– В чем причина остановки автомобиля?

– Ну, вы, это, скорость превысили!

– А у тебя радар фиксирует марку и номер проверяемой на скорость машины?

– Нет, но вы один были на улице!

– Так какого черта ты вообще торчишь здесь? Обдираешь обывателей, которые свои права защитить не могут?

– Ну, зачем вы так?

Полухаров ответил встречным вопросом:

– Кто отдал вам распоряжение патрулировать эту улицу?

– Как кто? Начальство, естественно!

– И что, начальство инструктировало вас вот так из засады, спрятав патрульный автомобиль, отлавливать нарушителей правил дорожного движения? И именно здесь? Должность, звание и фамилия вашего начальника.

Старшина проговорил:

– Товарищ майор! Может, не стоит усугублять ситуацию?

– А чего ты испугался, инспектор?

– Вы еще спрашиваете! Думаете, начальство будет разбираться, если на него наедет такая структура, как ваша служба? Да меня сразу же уволят. Безо всякого разбирательства.

– Да, наверняка не будет. И уволит! Кстати, правильно сделает. И не потому, что ты остановил офицера спецслужбы, возможно, вполне оправданно, а потому что ставишь себя выше других людей. Посмотрел бы я, как ты посмел бы остановить джип с крутыми номерами. Но ты и не посмел бы. К чему лишние проблемы? Да что с тобой говорить?! Все равно ни хрена не понимаешь, думаешь лишь о том, как отделаться от меня. Считай отделался на этот раз. Мне сейчас не до тебя. А за превышение скорости штраф заплачу. Сколько там с меня?

Старшина воскликнул:

– Да ладно вам, товарищ майор, какой может быть штраф. Будем считать, вы торопились при исполнении служебных обязанностей.

– Мы не будем ничего считать. Сколько я должен заплатить за превышение скорости?

– Семьдесят рублей!

Полухаров достал деньги, передал старшине:

– Пиши квитанцию.

– Да не надо, товарищ…

– У тебя три минуты!

– Понял!

Уплатив штраф, Полухаров немного успокоился. После остановки повел машину, не нарушая скоростного режима. Заехал в супермаркет. Купил два литра водки, хлеба, колбасы, сосисок. Блок сигарет. Подъехал к дому, где его всегда ждала мама. Она ложилась спать поздно, любила в тиши почитать хорошую книгу. А до проклятого 26 сентября свет в окнах не угасал почти всю ночь. Из-за болезни. Кто знал, что она окажется смертельной. Или врачи все-таки знали, но молчали. Молчали, как генерал? Преследуя какие-то иные, собственные цели? Какие? Не хотели говорить правды, чтобы она не обостряла процесс протекания болезни? Но это врачи могли не сказать матери, но ему-то должны были раскрыть правду? Хотя почему должны? Возможно, они и сами не предполагали, что окажутся бессильными перед болезнью. Но что об этом сейчас… Думай не думай, а маму не вернешь. Придется привыкать жить без нее.

Оставив автомобиль у тротуара, выставив на лобовом стекле пропуск Федеральной службы безопасности, дабы ретивые блюстители правопорядка не оттащили эвакуатором «Пассат» на свою стоянку, и, взяв пакет с продуктами, Владимир направился к дому. Вошел в подъезд, поднялся на второй этаж. Достал ключ, попытался вставить в замочную скважину, но тот неожиданно уперся во что-то. А именно в другой ключ, вставленный изнутри квартиры. Это удивило Полухарова. Дома никого не могло быть. И все же этот кто-то в квартире находился. Интересно, кто? Родственников у Владимира не осталось, а посторонний?..

Из прихожей раздался немного испуганный, но приятный, такой же, как и у покойной матери, грудной женский голос:

– Кто там?

– Я-то Полухаров, а вот вы кто?

Дверь распахнулась.

Владимир увидел перед собой невысокую, миловидную, лет тридцати женщину в стареньком домашнем халате. Полухаров не знал этой женщины. Она спросила, придерживая на груди отворот халата:

– Владимир Степанович?

– Да, вроде того, но кто вы?

– Я все объясню, вы проходите, проходите, ведь это ваша квартира.

– А я уж подумал, что перепутал этажи.

Майор вошел в прихожую, разулся. Проследовал на кухню, поставил на стол пакет, выложил из него водку, сигареты и продукты. Тут же открыл одну из бутылок, взял с полки стакан, до краев наполнил его. В три глотка выпил, не поморщившись. Закурил, присев за стол. Женщина стояла в коридорчике.

Полухаров указал на стул напротив:

– Устраивайтесь, кажется, нам есть о чем поговорить!

Женщина согласилась:

– Да. Только, если позволите, приберусь на столе немного? А может, вы сначала поужинаете?

– Благодарю. Я сыт!

Женщина положила блок сигарет на подоконник, начатую бутылку оставила на столе, взяв в руки колбасу, спросила:

– Но хоть бутербродов на закуску сделать?

– Не надо!

Она убрала продукты в холодильник. По-прежнему смущаясь и чувствуя себя неуютно, присела на краешек стула, положив руки на стол, сцепив пальцы, которые слегка по-драгивали.

Владимир спросил:

– Так кто вы, очаровательная незнакомка?

– Вам фамилия Строевых о чем-нибудь говорит?

– Строевых? По-моему, в Сосновке, откуда родом была мама, полдеревни Строевых, или я не прав?

– Абсолютно правы! Наши мамы были дружны, а Клавдия Николаевна всегда относилась ко мне, извините, как к дочери. Жалела, иногда даже баловала покупками. Она часто приезжала в Сосновку. Помню, и вы как-то заезжали с ней. Но пробыли в деревне недолго.

Полухаров кивнул:

– Было такое!

Женщина достала платок, ей некуда было девать руки, и она стала теребить его:

– Понимаете, я поздно вышла замуж. Так уж вышло. В девятнадцать лет серьезно заболела, долго лечилась, ну а потом и стара вроде для невесты стала. Ведь в деревне – не в городе. Думала, так и придется одной жить. Но все же посватался один. Мы с ним раньше вместе в одном классе учились, вы постарше были, но я помню вас. Так вот, мы учились в одном классе. И не дружили, и не кадрились, как это тогда называлось. В общем, никаких чувств друг к другу не питали. Он ушел служить в армию. Там натворил что-то, и его посадили в тюрьму. Семь лет отсидел. А как вышел, так ко мне и пришел. Вернее, в наш с родителями дом. И с ходу свататься. Я отказала. А потом родители уговорили. Мол, не сохнуть же одной. А любовь? Стерпится – слюбится. Вышла я за Валеру замуж. Стала Маниной, а через год родила двойню. Валера после родов запил. По-черному, неделями не просыхал…

Слушая монолог женщины, Владимир налил себе еще полстакана. Выпил и тут же закурил очередную сигарету.

Женщина спросила:

– Вам, наверное, не интересно? Да и действительно, зачем вам моя история? Но она объясняет, почему я оказалась сегодня здесь, в вашей квартире.