Вожди в законе - Ю Фельштинский

"У нас состоялось постановление о необходимости убить германского посла графа Мирбаха, в осуществление принятого нами плана расторгнуть Брестский мирный договор. ЦК партии выделил из себя очень небольшую группу лиц с диктаторскими полномочиями, которые занялись осуществлением этого плана при условии строгой конспирации. Остальные члены ЦК никакого касательства к этой группе не имели. Я организовала дело убийства Мирбаха с начала и до конца [...] С постановлением ЦК партии об убийстве Мирбаха связаны только постановившие и выполнявшие это постановление [...] ЦК партии выделил для приведения в исполнение решения ЦК "тройку", фактически же из этой тройки этим делом ведала я одна. Блюмкин действовал по поручению моему. Во всей исценировке приема у Мирбаха я принимала участие, совместно обсуждая весь план покушения с т.т. террористами и принимая решения,обязательные для всех. Блюмкин должен был говорить с Мирбахом о деле племянника Мирбаха"(11).

Разумеется, этих показаний достаточно для того, чтобы свалить на Спиридонову всю ответственность за убийство Мирбаха, забыв о Прошьяне. Однако есть все основания полагать, что Спиридонова наговаривала на себя лишнее и уж по крайней мере не была тем "одним членом ЦК", на которого ссылался Блюмкин. Прежде всего, постановления ЦК ПЛСР об убийстве Мирбаха, на которое ссылается Спиридонова, не существовало. На это указывает историк Спирин: "никакого заседания ЦК левых эсеров в ночь на 5 июля 1918 г. не было"(12). Значит, не было именно того заседания, на которое ссылался в разговоре с Блюмкиным "один член ЦК" и о котором, в свою очередь, сообщил Блюмкин на допросе. Блюмкин кроме того указал, что Александрович узнал о предстоящем покушении от самого Блюмкина(13). Между тем, если постановление об убийстве Мирбаха, как утверждала Спиридонова, действительно было вынесено ЦК ПЛСР до 6 июля, Александрович, как член ЦК, не знать об этом не мог. Штейнберг, бывший нарком юстиции, эмигрировавший из советской России и оставивший мемуары, также не упоминает о заседании ЦК и решении убить Мирбаха(14).

Многочисленные указания на непричастность тех или иных активистов ПЛСР к убийству и событиям 6-7 июля имеются даже в советской литературе. Так, по мнению коменданта Кремля Малькова, к ним не имели отношения Устинов и Колегаев(15). Академик Минц пишет, что "решение о выступлении" ЦК ПЛСР принял "далеко не в полном составе". Гусев, рассказывая о Третьем съезде ПЛСР, открывшемся через четыре дня после заседания ЦК 24 июня, отмечает, что "в решениях съезда прямо не говорилось об убийстве Мирбаха и вооруженном мятеже"(16). Получается, что ни на заседании ЦК ПЛСР 24 июня, ни на съезде ПЛСР, проходившем с 28 июня по 1 июля, ЦК ПЛСР не указал ни сроков террористического акта, ни будущую жертву его, хотя посла убили через несколько дней после заседания ЦК и закрытия съезда. Ни слова не говорилось в постановлении и о планируемом "восстании" против большевистского правительства. Гусев в связи с этим указывает, что "подготовка к мятежу тщательно скрывалась не только от органов советской власти, но и от рядовых членов левоэсеровской партии"(17). Однако, приняв на себя вину по организации убийства, Спиридонова в показаниях 10 июля наотрез отказалась взять на себя ответственность за "восстание", указав, что в "постановлениях ЦК партии" левых эсеров "свержение большевистского правительства ни разу не намечалось"(18).

Спирин указывает, что в те дни "состоялось лишь совещание небольшой группы членов ЦК, созданной еще 24 июня 1918 г. с целью организации убийства представителей германского империализма"(19). Он имеет в виду упомянутое в показаниях Спиридоновой и в постановлении ЦК ПЛСР Бюро из трех человек: Спиридонову, Голубовского и Майорова. Но Майоров, связанный с Украиной и работавший именно там, равно как и Голубовский, своего участия в июльских событиях в Москве никак не проявили. Да и Спиридонова показала, что делом убийства Мирбаха ведала она одна, а Майоров с Голубовским никакого отношения к покушению не имели(20). Тогда по-иному читаются показания Спиридоновой. Если ЦК ПЛСР "сначала выделил очень небольшую группу с диктаторскими полномочиями", если потом из этой группы в три человека двое к событиям отношения не имели, то вся ответственность за организацию убийства Мирбаха действительно падает не на ЦК ПЛСР, повинный лишь в теоретическом одобрении террора в постановлении от 24 июня, а на Спиридонову.

И все-таки есть косвеное указание на то, что не Спиридонова была "одним членом ЦК", с которым встречались Блюмкин и Андреев. Блюмкин упоминает в своих показаниях письмо, написанное им к "одному члену ЦК" в сентябре 1918 г. Но в это время Спиридонова находилась под следствием (и была освобождена только 29 ноября). Поэтому письмо Блюмкина никак не могло быть адресовано ей. А вот в апреле-мае 1919 г., когда давал свои показания явившийся с повинной в киевскую ЧК Блюмкин, Спиридонова находилась на свободе: в ночь на 2 апреля по подложному пропуску она бежала из Кремля, где содержалась под арестом(21). Очевидно, что именно в апреле-мае большевики очень нуждались в свежих обвинениях против Спиридоновой, которую разыскивали по всей стране. И если б "одним членом ЦК" действительно была Спиридонова, большевики, безусловно, заставили бы Блюмкина произнести это имя вслух.

Именами Прошьяна и Спиридоновой не ограничивается список подозреваемых в организации убийства Мирбаха. Искать их нужно не только среди членов ПЛСР, но и среди левых коммунистов. В этой связи обращает на себя внимание поведение левого коммуниста и председателя ВЧК Дзержинского. Именно в стенах его Комиссии, с ведома и согласия самого Дзержинского, в начале июня сотрудником ВЧК Блюмкиным, было заведено дело на "племянника германского посла" -- Роберта Мирбаха. Это было первое "дело" Блюмкина, введенного в ЧК в начале июня на должность "заведующего немецким шпионажем" -- отдела контрразведки "по наблюдению за охраной посольства и за возможной преступной деятельностью посольства". Как показал впоследствии Лацис, "Блюмкин обнаружил большое стремление к расширению отделения" по борьбе со шпионажем "и не раз подавал в комиссию проекты". Однако единственное "дело", которым Блюмкин действительно занимался, было "дело Мирбаха-австрийского", причем Блюмкин "целиком ушел в это дело" и просиживал "над допросами свидетелей целые ночи"(22).

Здесь было где развернуться молодому чекисту. Дело оказалось не банальным прежде всего потому, что Роберт Мирбах, кажется, не был ни только племянником германского посла, но и австрийцем. Насколько позволяют судить источники(23), мирно жил в революционном Петрограде "исполняющий должность члена Совета по хозяйственной части Смольного института" обрусевший барон Р. Р. Мирбах. Увы, почти никаких сведений не просочилось о нем в историю(24). Знать об обрусевшем бароне мог только В. М. Бонч-Бруевич, который в то время имел со Смольным постоянный контакт, в том числе и хозяйственного характера. Можно предположить, что от Бонч-Бруевича через Дзержинского пришли к Блюмкину сведения о русском Мирбахе. Исчез обрусевший барон, член Совета по хозяйственной части Смольного института, и появился вместо него племянник германского посла, военнопленный австрийский офицер, дальний родственник графа-посла Мирбаха, с которым, посол никогда не встречался. По данным чекистов, Роберт Мирбах служил в 37-м пехотном полку австрийской армии, был пленен, попал в лагерь, но освободился из заключения после ратификации Брест-Литовского мирного договора. В ожидании отъезда на родину он снял комнату в одной из московских гостиниц, где жил до начала июня, когда остановившаяся в той же гостинице шведская актриса Ландстрем неожиданно наложила на себя руки. Было ли это самоубийство подстроено чекистами или нет, судить трудно. ВЧК, тем временем, заявила, что Ландстрем покончила с собой в связи с ее контрреволюционной деятельностью, и арестовала всех обитателей гостиницы. Среди них, дескать, оказался "племянник германского посла" Р. Мирбах.

Дальнейшие действия чекистов, в первую очередь Блюмкина, следует признать находчивыми. Об аресте Роберта Мирбаха ВЧК незамедлительно сообщила датскому консульству, представлявшему в России интересы Австро-Венгрии. 15 июня датское консульство начало с ВЧК переговоры "по делу арестованного офицера австрийской армии графа Мирбаха". Во время этих переговоров чекисты подсказали представителю консульства Евгению Янейке версию о родственности Роберта Мирбаха и германского посла. 17 июня, через день после начала переговоров, датское консульство вручило чекистам документ, которого те так ждали:

"Настоящим королевское датское генеральное консульство доводит до сведения Всероссийской Чрезвычайной Комиссии, что арестованный офицер Австро-Венгерской армии граф Роберт Мирбах, согласно письменному сообщению германского дипломатического представительства в Москве, адресованному на имя датского генерального консульства, в действительности состоит членом семьи, родственной германскому послу графу Мирбаху, поселившейся в Австрии"(25).