Стыдно не будет (СИ) - Вечная Ольга

— А почему не сложилось?

— Она в антикоррупционной организации ярая активистка. Топит против власти. Меня бы со службы погнали за такое увлечение.

— Оу. Она думала, ты тренер?

— Конечно. Мы недолго встречались, я узнал ее получше и слился. Не мой вариант.

— То есть если я грабану кассу и попытаюсь сбежать из города, ты от меня откажешься? Отречешься?

Он поглядывает на меня хитро:

— Тебя-то я люблю. Будем текать вместе. Денег только надо побольше.

— Ладно, считай, что отмазался.

Некоторое время мы нежно целуемся, он поглаживает мои плечи, спину, тормозит себя изрядно.

— Так, это был пролог-замануха. Теперь глава первая.



Глава 39

— Так, это был пролог-замануха. Теперь глава первая, — он барабанит пальцами по полу, смотрит в потолок, потом на меня. — Вот зачем тебе это нужно? Я же все равно расскажу только свою версию, картина предстанет неполной. Разве можно выносить вердикт, заслушав только одну сторону?

— Конечно можно! — вообще не понимаю, о чем он.

— Предупреждаю, в моем случае вторая сторона может представить совершенно неожиданный взгляд на перечисленные далее факты.

— Кто-то включил юриста, вижу. Мы не будем привлекать оппонентов и свидетелей, — на всякий случай уточняю, а то мало ли, насколько серьезно он отнесется к своей сказке. — Давай сделаем это вместе, — произношу, затаив дыхание, и беру его за руку, он прищуривается, вглядывается в мое лицо: — Разговорим тебя!

— Яна! — отмахивается. — Я думал, мы вдруг о сексе. Каком-нибудь.

— Я просто хочу, чтобы мы больше разговаривали. Ты разговаривал. Я же не утверждаю, что не верю тебе. Но ты даже шанса не даешь! Ну кто так делает: был левак, не нравится, до свидания.

— Хорошо. Проще рапорт написать в двух словах.

— Мы познакомились, — подсказываю.

— Мы познакомились, когда я стоял в ОМОНе в оцеплении на каком-то мероприятии. Не спрашивай, каком именно, — не помню, их столько было, все слились в кашу. Прошло буквально два-три месяца, как я вернулся из армии, и… — он делает многозначительную паузу.

— Страшно хотелось трахаться! — подсказываю.

— Единственное, что меня действительно волновало, — это девушки, — поправляет меня насмешливо. — Но тепло, — смеется. — Ладно тебе, хотела — слушай! Работы сразу дали море — нудной, скучной, но, тем не менее, работы. Поставят — и стоишь часами. Плюс ежедневные серьезные тренировки, так как я планировал переводиться в СОБР, а там вступительный тест Купера. Ну и вот. Лето, жара. Дежурю, скучно, пялюсь на проходящих мимо. Начал украдкой знакомиться с девчонками прямо на месте. Если беседа завязывалась, диктовал свой номер, кто-то перезванивал. Машка тоже перезвонила. Сходили погулять, закрутилось. Она уже работала, снимала комнату в общаге в Роще. То, что надо. После армии я в первую неделю пришел к выводу, что из дома надо съезжать, причем срочно. Самостоятельная жизнь манила нестерпимо. Наверное, поторопился.

Тогда Машка была полностью на моей стороне. Пела, как классно: спецназ и все такое. Я по острову Отдыха бегал, она там гуляла, круги считала, потом засекала время на упражнения, надо было уложиться в норматив. Все было просто, обыкновенно, без драм — мне подходило. Расписались. Потом меня неожиданно взяли в СОБР, сам не ожидал, что так быстро. С первого раза редко кто сдает вступительный тест, я хоть и в десанте служил, но опыта-то мало. Сами пригласили, приняли. И началось.

Они с мамкой обсудили и решили, что мне такая жизнь не подходит. Оказывается, никто не воспринимал всерьез мои стремления, дескать, я пострадаю ерундой в ОМОНе и вспомню о существовании диплома.

— И что? — спрашиваю, потому что он замолчал.

— И все. Если с мамой я могу договориться, она такой человек, прямая как шпала: сама может ляпнуть резковато, но и с ней можно откровенно и по сути. Не обидчивая. С Машкой такое не прокатило. Когда я по первости приходил с разбитым лицом или вымотанный до тошноты — а тренировки были очень жесткие, никто в город просто так новичка не выпустит, — она начинала плакать. Вот просто захожу в комнату, она смотрит на меня и шмыгает носом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Поначалу это было прикольно: утром собираюсь на смену, она обнимает, как в последний раз. Потом напрягать начало.

После разговора с моим начальством — это стандартная процедура, родственников вводят в курс дела, — она со мной неделю не разговаривала. «Увольняйся и все».

Раз уж мы откровенно: мне в этот период тоже нелегко приходилось. Первая серьезная тренировка по штурму здания. Посвящение. Такое, знаешь, отрезвляющее. Отрабатывали ситуацию: здание, террористы, якобы заложник. Все шло по плану: работа снайпера, граната, сигнал штурмовой группе — мы пошли. Я забежал в задымленное помещение и услышал, не поверишь, младенческий плач. Надрывный, громкий. Следом сковал ступор. Разумом-то понимаю, что здание на территории тренировочного лагеря, здесь не может быть настоящих заложников, тем более детей. А все равно паника. Теория мгновенно вылетает из головы, мы переглядываемся, застыли, как бараны. Тогда из-за угла выходит инструктор и с травмата стреляет каждому в грудь, как по удобнейшей мишени. Следом наводит оружие на дальний угол, где стоял магнитофон, стреляет туда, и сухо произносит: «Бойцы убиты, заложник убит. Операция провалена».

Расстояние маленькое, мы хоть и в жилетах, но больно адски. И какой-то шок. Начинает доходить, что не в сказку попал. Трудно сохранить голову холодной, а мысли четкими, когда сталкиваешься с чужой бедой, особенно если дети, просто не дай Бог — дети. Этому тоже приходится учиться, привыкать.

Мне было сложно переваривать эту ситуацию и побороть страх, а Машка меня в тот период не поддержала, я сам справился. Наверное, тогда и треснуло. Но я честно пытался еще долго.

Она вроде привыкла к новой жизни, подружилась с женами моих сослуживцев, вместе они как-то эту тему мусолили, попустило. Но чем увереннее у меня шли дела, тем чаще мы ссорились дома. «Тебя вечно нет. Телефон недоступен». У нее беда, а позвонить некому. «Тебя убьют. Ты меня не любишь, любил бы — давно уволился».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ром, почему ты и правда не уволился? Если дома стало так плохо.

— И кем бы я был тогда? Просто чьим-то мужем?

— Ты спортсмен, у тебя образование. Можно было попытаться найти себя на гражданке.

— Снежинка, что ты придумываешь. Тебе же папа должен был рассказывать. Посмотри на меня, — говорит мягко. — Это так не работает: попытаю-ка удачу в силовой структуре, а там как пойдет? Не-а. Ты вообще хотя бы примерно представляешь, сколько я всего сделал, чтобы попасть в отряд? Сколько потратил сил, времени, нервов, энергии? Я шел к этому с детства — чистая биография, знания, ФИЗО. Да, был еще и вопрос везения, но шансов дается не так много. Мне нравилось абсолютно все. Окружение, темы, что обсуждались внутри отряда, статус, перспективы. Я хотел быть частью всего этого. И вот, достигнув успеха, все бросить из-за бабы?

— Жены, Ром! Любимой женщины, — беспомощно развожу руками.

— Я не видел адекватной причины, — он глушит мои эмоции своим спокойным тоном. — «Я боюсь за тебя» — не причина. Это дешевая манипуляция, с помощью которой можно вытребовать что угодно. Кем она меня хотела видеть? Сидеть в офисе — не мое, я не могу с утра до ночи за столом. Торговым представителем? Просто тренером? Серьезно? Мне вот-вот должны были капитана дать.

— Ты ей это объяснял?

— Да, конечно. Все эти подколки и давление на чувство вины были исподтишка. Потихоньку и постепенно. Они там с матерью сговаривались и капали на мозг. Медленно, день за днем. Не так чтобы сразу грандиозный скандал и разрыв. Я сам не понял, как запутался в паутине вечного чувства вины. Начались бойкоты. Претензии. Домой идти вообще не хотелось. Дважды она подавала заявление на развод, потом клялась, что любит, просила прощения. Погорячилась, дай шанс. Месяц, два — и снова по новой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})