Апшерон - Мехти Гусейн

Несколько рабочих сидело в стороне на обрезках бревен. Узнав среди них бригадира, посланного в помощь Рамазану, Лалэ подошла к нему.

- Степан Федорович, а почему вы здесь?

Рабочие прекратили беседу и поднялись на ноги. Один из группы сказал густым басом:

- Добрый вечер, товарищ Исмаил-заде.

Ответив на приветствие, Лалэ при свете, струившемся из буровой, пристально посмотрела на рослого и мускулистого бригадира и повторила свой вопрос:

- Почему не поехали? Или вы считаете для себя не обязательным мое приказание?

Обычно Лалэ со всеми разговаривала мягко и вежливо, но тот, кто позволял себе излишнюю вольность и не выполнял ее распоряжений, скоро раскаивался в этом.

- Нет, товарищ Исмаил-заде, ваше распоряжение я считаю обязательным, торопливо, чтобы доказать, что он никогда иначе и не думал, ответил бригадир. - Но мастер Рамазан не допустил нас к работе.

- Почему?

- Он сказал: как бы ни был тощ верблюд, все же его шкура непосильная ноша для погонщика.

Минаев не понял значения этой пословицы и вопросительно посмотрел на Лалэ:

- Что он хотел этим сказать?

Вначале Лалэ и сама была огорошена неожиданным ответом своенравного.старика, но, подумав немного, рассмеялась:

- Хорошо, что он не сказал по-другому. Эту пословицу говорят и более хлестко.

- Да, да, - подтвердил низенький, обросший щетиной рабочий, стоявший около бригадира. - Говорят и так: "Шкура дохлого верблюда непосильная поклажа для осла".

Рабочие громко расхохотались. Бригадир только теперь понял смысл ответа старого мастера и смущенно опустил голову. Лалэ обернулась к Минаеву:

- Что же, Дмитрий Семенович, раз они отказываются от помощи, значит на что-то надеются. А вот мы, кажется, начали успокаиваться и, не чувствуя этого, стоим на месте. - Она обратилась к бурильщикам: - Будьте начеку, товарищи, успокаиваться нельзя. Мы приняли их вызов за легкое для нас соревнование, но, как видно, они шутить не намерены.

На обратном пути, когда подходили к машине, Минаев сказал:

- Да, мне кажется, мы упустили из виду очень важное обстоятельство...

- Какое? - насторожилась Лалэ.

- Сейчас ведь руководит морским бурением Кудрат Салманович.

- Ну и что же?

- Если это тот Кудрат, которого я знаю, он вряд ли позволит себе отстать в соревновании от своей жены.

- Очень жаль, Дмитрий Семенович, что вы, зная его, до сего времени не узнали меня.

- То есть как?

- Я ведь тоже не соглашусь отставать... Но дело в конце концов не в этом. Мы соревнуемся, а не соперничаем. Меня удивляет только одно: почему они отказываются от нашей помощи?

- Вероятно, есть какая-нибудь веская причина. Наверно, отправили обратно и остальные наши бригады. Надо, впрочем, признаться, что дело все-таки не в нехватке рабочих рук.

- Так или иначе, напрасно они вернули бригады. Мне кажется, что Кудрат не знает об этом.

Они сели в машину.

- Я еду домой. Сегодня, надеюсь, и Кудрат будет ночевать дома, сказала Лалэ.

Она решила поговорить с мужем начистоту, как управляющий с управляющим, чтобы выяснить недоразумение.

- Коля, домой! - приказала она шоферу.

Но стоило ей распрощаться с Минаевым, войти к себе в квартиру и взглянуть на спящую дочь, как было мигом забыто, что она управляющий. Пройдя на цыпочках в столовую, она переменила скатерть на обеденном столе, достала из буфета тарелки, положила возле них сверкающие приборы, свежие салфетки и только после этого взглянула на стенные часы. Было без одной минуты двенадцать.

3

Ко времени прибытия вечерней смены спуск инструмента в скважину был закончен. Васильев, отдохнувший и посвежевший, стоя рядом с Рамазаном, наблюдал за работой. Оба с интересом посматривали на Таира.

Таир уже не чувствовал себя новичком. Помня предупреждение мастера о близости нефтеносного пласта, он все глубже проникался сознанием ответственности момента. И когда до него доходили одобрительные возгласы: "Вот так. Хорошо! Правильно!", он хлопотливо и радостно сновал по буровой, схватывал на лету указания мастера и работал лучше некоторых старших по возрасту и более опытных рабочих.

Говорят, у соперника зоркий глаз. Джамиль пристально следил за каждым шагом товарища и, заметив, что Таир то и дело обращается к мастеру, начал его подзадоривать.

- По чужой указке и моя бабушка справится. Со стороны поглядеть, будто ты и в самом деле что-нибудь смыслишь.

Таир вспыхнул от обиды и, чтобы доказать свою самостоятельность, решил больше не спрашивать указаний мастера. А Рамазан и Васильев, надеясь, что в затруднительном случае парень подойдет и спросит, что делать, уселись в стороне на штабель буровых труб и завели разговор о международных делах, об окончании войны, об атомной бомбе, о Трумэне, который так быстро отступил от политики Рузвельта. Время от времени оба мастера прислушивались к шуму ротора и, не замечая ничего подозрительного, продолжали беседу.

Таир вдруг заметил, что циркуляция глинистого раствора прекратилась. Это было так страшно, что он совсем растерялся и вытаращил глаза на Джамиля:

- Что такое? Отчего это?

Джамиль не удержался от ехидной усмешки:

- У самозванных мастеров всегда так получается. Понадеются на себя - и все испортят. Иди, зови скорее уста Рамазана!

Таир побежал за мастером. Когда Рамазан и Васильев подошли к скважине, им стало все ясно.

- Гиблое дело... - промолвил Рамазан.

Он оглянулся, ища что-то, недовольно покачал головой и быстро зашагал к культбудке.

Лятифа, склонившись над книгой, сидела у маленького столика. Она была так поглощена чтением, что даже не заметила, как вошел мастер.

- Дочка! - окликнул ее Рамазан.

Девушка вздрогнула от неожиданности, подняла голову и, взглянув в тревожные глаза старика, спросила его, что случилось. Рамазан попросил ее немедленно позвонить в контору бурения. Там никого не оказалось. Тогда мастер предложил звонить самому управляющему и, опустившись на табурет у стола, отер рукавом вспотевший лоб.

Лятифа соединилась с трестом:

- Тамара, Тамара, дай быстро кабинет управляющего!.. Не слышишь? Дай, говорю, Исмаил-заде!.. Нет в кабинете? Так ты узнай у секретарши, где он?.. Нужен, раз спрашиваю... Домой уехал? Не может быть!..

Мастер разочарованно хлопнул рукой по коленям:

- Вот незадача!

- Да что же случилось, уста? - встревожилась Лятифа.

- Опять напортили.

- Кто?

- Таир, Джамиль. Утечка глинистого раствора, будь она проклята! Нужны материалы. Будешь полагаться на Бадирли - за неделю не дождешься.

Лятифа мысленно выругала Таира: "Опять размечтался, ротозей несчастный!" - и снова взялась за трубку телефона.

- Позвонить управляющему домой?

- Нет, не стоит, дочка. И так он почти не бывает дома. Пусть отдыхает. Звони лучше главному инженеру.

Кудрат Исмаил-заде в это время обходил вместе с Бадирли общежитие молодых рабочих. Когда они вошли в душевую, Кудрат указал на заржавленные душевые зонты и строго сказал:

- Что это такое? Сколько месяцев вы не заглядывали сюда? Откройте-ка кран!

Бадирли удивляло вмешательство управляющего трестом в такие мелочи. Он пожал плечами:

- Товарищ Исмаил-заде, завтра я сам все обследую, приму все необходимые меры. Кажется, комендант общежития запустил хозяйство, ни за чем не следит. Но к чему вам утруждать себя такими пустяками?

- Как? Пустяками? - чуть не крикнул Кудрат. - С каких это пор здоровье рабочего стало пустяком? Вы это откуда - от подрядчиков Манташевых, Тагиевых усвоили себе подобные взгляды? Смотрите, что это? Ну, откройте же кран!

Боясь опять сказать что-нибудь невпопад, Бадирли промолчал и открыл один из кранов. Вода из душевого крана хлынула широкой струей, как из шланга.

- Что это, по-вашему, душ или фонтан? - спросил Кудрат. - Завтра же начать ремонт и сообщить мне, когда будет готово! Ясно или объяснить еще раз?

Бадирли угодливо кивнул головой:

- Да, да, ясно...

Исмаил-заде вошел в комнату, где жили Джамиль и Таир с товарищами. Кроме Самандара, здесь никого не было. Растянувшись на койке, он читал газету "Коммунист", которую выписывал Таир.

Самандар все еще не любил тратиться на газеты и книги. Тем не менее он уже успел прочесть "Гурбан Али-бека" и рассказать содержание Джамилю.

- Какой, оказывается, забавный этот Молла Насреддин! - сказал он при этом. - Вот его я обязательно буду читать.

И в самом деле Самандар записался в библиотеку. А после того, как увидел там приглянувшуюся ему Зивар, еще более разохотился и чуть не ежедневно ходил туда менять книги для себя и товарищей. Теперь он нередко даже вступал в спор с Джамилем по поводу содержания и значения той или иной книги. Джамиль больше не называл его "Пузаном" и, слушая высказываемые им правильные и дельные замечания, удивлялся его сообразительности. Когда Самандар находил на страницах газет подтверждения своих рассуждений, он подчеркивал соответствующие места статей и, показывая их Джамилю, хвалился: