Воскрешение Лазаря - Владимир Шаров

Слова Коли о Феогносте, наверное, были правдой, во всяком случае и Катя часто думала нечто похожее, но Коля ее убедил другим. Тут он, наоборот, работал против себя. Ведь, смотри, Аня: если шансов опроститься у Феогноста нет, чего его держать – пусть лучше уходит в мир. Однажды, отвечая на письмо, Катя, хоть и уклончиво, написала, что, судя по всему, у Коли с Натой ничего хорошего не получилось, вряд ли получится и дальше; оба они неплохо знают Нату: решения, подобные сызранскому, не обдумав, она не принимает, а если решилась, ее не остановишь. Коля ей ответил, что суть не в нем: станет Ната его ждать или не станет, в любом случае он вернется в Москву не раньше, чем через три – четыре года, – как ни посмотри, через вечность. Да и его бывший друг Илья Спирин Нате все равно что муж, они давно живут вместе в их старой квартире на Полянке. Главное же, стоит Спирину пальчиком шевельнуть, и он, Коля, труп. Вряд ли Ната любит Илью, скорее, просто ей стало не на что жить, я, каялся Коля, ей ничего не оставил: «В нынешние времена, с грудной дочкой на руках, а ей ни есть, ни одеться не во что. В общем, – продолжал он, – я Нату ни в чем не виню, и дело не в моей ревности, не в моем, как ты пишешь, собственническом инстинкте, а в Феогносте». Он, Коля, не сомневается, что сейчас, в тысяча девятьсот тридцать первом году, увидев Нату, а она, если судить по фотографии, которую он с собой носит, родив, только похорошела, стала мягче, женственней, прежней угловатости в ней теперь днем с огнем не сыщешь, так вот, он уверен, что Феогност не устоит. Снимет клобук и пойдет туда, куда она позовет. Но они с Катей знают, Ната слабаков не любит.

Сейчас, когда ей некуда податься, когда она мечется между ним и чекистом, Ната вдруг вспомнила про Феогноста, какой он сильный, красивый, уверенный в себе, недаром все говорили, что они замечательная пара, и тут он объявил, что уходит в монастырь. Она вспомнила Феогноста, и ей почудилось, что так она сразу развяжется и с чекистом, которого никогда не любила и живет с которым лишь из-за нужды, и с ним, с Колей, который оставил ее одну с ребенком, в сущности, бросил и погнался за немыслимым фантомом. Но потом она разберется, она быстро во всем разберется и увидит Феогноста другими глазами. Пока по-прежнему он для нее герой, рыцарь без страха и упрека, а тут она поймет, что Феогност обыкновенный неудачник. Судьба играла с ним в поддавки, была настоящей золотой рыбкой – шутка ли, в двадцать девять лет иерарх Русской православной церкви, и вот ничего нет, ушло сквозь пальцы. И не потому он упустил кафедру, что был глуп, а потому, что струсил, испугался. Дальше экзотика – юродство, но и здесь результат не лучше. Теперь он возвращается к Нате. А что он умеет? Что может? Как будет зарабатывать деньги? Кормить семью? На что ее, Нату, с девочкой содержать? Оба очень скоро поймут, что жестоко обмануты, винить же будут друг друга.

С юродством он еще может себе объяснить, что истинное христианство уцелело лишь здесь, лишь сюда власть не успела добраться. И добравшись, выгадает немного, ничего юродивым не надо, за жизнь они не держатся, их и поймать, подцепить не за что.

А тут ты вечное спасение меняешь на Натину постель. Но вожделенная Ната разве та, что была? Прошло столько лет. Прожили они их по-разному и разошлись далеко-далеко. Он молился, думал о Боге, она меняла любовников, рожала, и – он, Коля, руку дает на отсечение – года не пройдет, а они в кровь разругаются.

В общем, он Кате объяснил то, что она и сама понимала, прямо на пальцах показал, что для Феогноста Ната – не выход. Да и с юродством – не конец; что Феогност не может попасть в колею, стать в их мире своим, – это испытание, его проверяют на прочность. Юродство – тяжкий крест, и Тот, Кто на него благословляет, должен убедиться, что Феогност не соскочит с подножки. Так что он, Коля, не исключает, что однажды Феогносту это будет дано. Если же его получит Ната, она прямо за руку приведет его туда, где ничего другого, как наложить на себя руки, ему не останется.

Следующее Колино письмо датировано третьим августа, и оно, очевидно, продолжение предыдущего. Он почувствовал в Катином настроении перелом и пытается развить успех. Явно имея в виду самоубийство Феогноста, Коля пишет: «Именно к этому ты, Катя, его и толкаешь, именно на этот путь его, христианина, направляешь. Помни, отпустишь Феогноста, во всем, что дальше, виновата будешь ты. И не объясняй потом, что ничего не знала, ни о чем не догадывалась. Больше тебе так не оправдаться». Что Коля прав, Катя теперь понимала ясно, ясно ей было и то, что новый грех она брать на себя не согласна.

Ната последние два месяца только и писала, что приедет в Сызрань и они впервые за многие годы увидятся, вволю наговорятся. Она писала, что с отцом Феогностом ей надо посоветоваться насчет своей жизни, с Колей у них не ладно, да и разве могло быть по-другому, когда он, едва женившись, ее, беременную, фактически бросил. Она соломенная вдова, и ей нужен совет или даже разрешение, которое один отец Феогност и может дать. Обычно Ната звала Феогноста, как и раньше, Федей, и Катя поняла, что перемена не случайна.

В первых числах августа Катя получила очередное письмо, из него следовало, что Ната собирается приехать в Сызрань недели через три – в конце месяца. В письме Ната впервые спросила об их с Феогностом почтовом адресе, раньше они переписывались только через знакомых. У Феогноста в Сызрани жили две старые, еще с Нижнего, прихожанки, простые женщины, которые ничьего внимания привлечь не могли, на их имена и писала Ната. На письмо сестры Катя дипломатично ответила, что они сидят на чемоданах, со дня на день должны переехать, но куда, точно неизвестно, есть несколько вариантов, и какой лучше, они не решили, так что в их нынешнем адресе проку мало. И тут же, чтобы Ната ничего не заподозрила, приписала, что если сестра телеграммой сообщит день приезда и номер поезда, она, Катя, встретит ее на вокзале.

В тот же день она отправила открытку Коле, где было, что, во-первых, он во всем прав, а во-вторых, что Ната в конце августа приезжает в Сызрань. Она, Катя, обещала ее встретить на вокзале и очень надеется, что встретит не одна, а вместе с Колей. Еще она написала, что хочет отвезти Нату в одну из городских гостиниц и там постарается объяснить то, что ей, Кате, успел объяснить Коля. Точной даты Натиного приезда она, к сожалению, не знает, выяснит – сразу пошлет телеграмму. В связи с этим ей хотя бы примерно надо знать его маршрут, в частности, где он в ближайшее время собирается останавливаться. На Катину открытку Коля ответил, что почта работает плохо, и он, чтобы не опоздать, безо всякой телеграммы через десять дней выезжает в Сызрань. В итоге в город он попал за три дня до Наты и поселился в дешевой и донельзя грязной гостинице, которая называлась «Ахтуба». Туда же Катя прямо с вокзала потом привезла и Нату.

На приезд Коли Катя очень ставила. Увидеть его Ната могла ожидать меньше всего, встреча с Колей должна была сбить ее, лишить уверенности. Двадцать третьего августа так и получилось. Едва Ната с девочкой вышла из поезда, к ней бросилась Катя, а следом, чуть поотстав, Коля. Фигурой Коля походил на Феогноста, и близорукая Ната обозналась, оставив корзинку, она, радостная, что-то крича, к ним побежала и только, уже обнявшись с Катей, узнала мужа. К этому она была не готова. В Москве она не сомневалась в своем праве на Феогноста, в том, что как бы ни сопротивлялась Катя, его увезет, но встреча с Колей разбила ее в пух и прах.

На вокзале Катя ей сказала, что они живут в крохотной комнатушке. Хозяева относятся к ним с подозрением, и появление молодой, красивой женщины окончательно разрушит репутацию Феогноста; дальше Ната, не сопротивляясь, дала увести себя в гостиницу. Правда, пока они ехали на извозчике в «Ахтубу», где для нее с девочкой был снят номер, у Наты достало выдержки улыбаться, шутить, делать вид, что она всему поверила.

Она знала свою силу; еще когда Феогност в первый раз всерьез заговорил о монашестве, Ната, которая давно колебалась, но на людях поддакивала, видела, что если она не захочет, ни в какой монастырь Феогност не уйдет. Однако церковь ее пугала, она никого ни с кем не хотела делить, а еще больше не желала упреков, что вот она, помешав, погубила ему жизнь. Ната была сильнее церкви, но понимала ее плохо и оттого соперничать не хотела. Увидев, как прочно Феогност привязан к Богу, она легко его отпустила. Она вообще была плоть от плоти жизни, и идеи, учреждения, от жизни далекие, ее раздражали. Выйдя из детства, она, как могла, их сторонилась. Поэтому и с Колей, едва увидев, что братья больны чем-то схожим, она рассталась без колебаний.

Бог, как и коммунизм, казались Нате странным смешением детских болезней и детских же игр. Феогност с Колей заигрались и отстали; теперь, узнав из Катиных писем, что Феогност к церкви поостыл и, значит, выздоравливает, она решила, что пришло время его забрать.

В «Ахтубе» то Катя и Коля вдвоем, когда Натина дочка спала, то Коля в одиночку – девочка, ни разу в жизни его не видя, опасалась чужого, незнакомого мужчину, и стоило ему подойти, кидалась в рев – пять дней подряд непрерывно обрабатывали Нату. Они и на минуту не оставляли ее одну. Катя боялась, что если Коля сумел разыскать ее с Феогностом, сумеет это сделать и Ната. Или того проще, их почтовым адресом ее легко мог снабдить Спирин. Пару раз Ната и вправду пыталась выйти из номера, но они заперли изнутри дверь и демонстративно выкинули ключ в окно.