Однажды в Октябре – 1 - Александр Михайловский

— Подлецы, — сквозь зубы процедил Пилкин, — обещали нам то, что втайне решили нам не отдавать. Действительно, нет подлее нации, чем эти британцы…

— Но это еще не все, — сказал генерал, — готовится к подписанию документ, согласно которому представители Франции и Великобритании поделили юг России на сферы интересов и районы будущих операций британских и французских войск. В английскую «сферу действий» вошли Кавказ, казачьи области Дона и Кубани, Средняя Азия, а во французскую — Украина, Бессарабия и Крым. Лондон и Париж сошлись на том, что отныне будут рассматривать Россию не в качестве союзника по Антанте.

— А как же наши войска? — изумленно и растерянно спросил Пилкин, — неужели они позволят это сделать?

— А они уже нас всерьез не берут, — с горечью сказал Бонч-Бруевич, — вот, что говорит о нас французский генерал Табуи: «Россию в настоящее время можно сравнить с такими дезорганизованными странами, как Судан и Конго, где нескольких дисциплинированных европейских батальонов вполне достаточно для водворения порядка и прекращения анархии»…

Теперь-то вы понимаете, Владимир Константинович, почему я за большевиков? — спросил генерал Бонч-Бруевич. — Есть два пути — с ними, за могучую и независимую Советскую Россию, и второй — за колонию, где всем будут распоряжаться наши бывшие «союзники», а мы, русские, будем низведены до положения китайских кули или индийских крестьян, снимающих шапку перед британскими «сагибами»…

— Да, Михаил Дмитриевич, — огорошили вы меня, — тихо сказал адмирал Пилкин, — действительно, надо сделать выбор. Или — или… Как русский адмирал я не могу видеть свою Родину чьей-то колонией. Так что я с вами, Михаил Дмитриевич… Ну, и большевиками, соответственно…

12 октября (29 сентября) 1917 года, около 22:00, Петроград. 10-я Рождественская улица дом 17-а. Квартира Сергея Яковлевича Аллилуева

За нашими разговорами мы не заметили, как наступил вечер. Сталин, спохватившись, заторопился на 10-ю Рождественскую. В квартире Сергея Яковлевича Аллилуева его ждал не только хозяин, старый большевик и хороший знакомый по Кавказу, но и его дочка — 16-летняя гимназистка Наденька, с которой у Сталина был роман. В нашей истории через год они поженятся. В текущей истории, поглядев на то, как Иосиф Виссарионович увивается вокруг нашей Ирочки, я засомневался в этом.

Он пригласил нас в гости. Немного подумав, я согласился. Со мной туда отправились Ирина, которую Сталин пригласил персонально, и наш телохранитель сержант Игорь Кукушкин. Время было позднее, а Пески — так назывался район Рождественских улиц, по разгулу уголовной преступности ненамного уступал знаменитой Лиговке.

По Суворовскому мы дошли до Большой Болотной улицы, два года назад переименованной в Скобелевскую. В наше время она называлась улицей Моисеенко. На углу Дегтярного мы свернули на 10-ю Рождественскую. Миновав Мытнинскую улицу, я увидел знакомый мне дом.

— Иосиф Виссарионович, — сказал я, — а ведь я уже был в этом доме, в квартире Сергея Яковлевича. Там сейчас музей. И обстановка сохранилась практически такая же, как сейчас.

— И я там был, — отозвался Игорь Кукушкин, — когда я учился в школе, нас водили туда на экскурсию. Очень интересно было посмотреть — как жили люди в начале века.

Сталин удивленно посмотрел на нас, но, видимо, сообразив, о чем идет речь, только крякнул, и улыбнулся. Забавно конечно, ведешь гостей туда, куда они почти сто лет вперед ходили как экскурсанты, и собираешься знакомить их с людьми, о которых экскурсоводы рассказывали в их времени, как об исторических персонажах.

Дом в стиле модерн был построен совсем недавно — в 1911 году. Мастер-электрик «Общества электрического освещения 1886 года» Сергей Яковлевич Аллилуев считался ценным работником, и получают хорошую зарплату. Он мог позволить снимать три комнаты в четырехкомнатной квартире и отправить в гимназию своих детей. А было у него их четверо.

Мы вошли в парадную облицованную узорчатой плиткой и с большим мраморным камином в холле. Сам хозяин жил на последнем этаже шестиэтажного дома. Поднявшись наверх, мы увидели мощную деревянную дверь и табличкой «20» на ней. Это и была квартира, в которой жил Сталин.

Дернув за медную пупочку механического звонка, мы услышали за дверью звон колокольчика. Не прошло и минуты, как мужской голос спросил: «Сосо, это ты?»

Сталин усмехнулся, и ответил, — Сергей, открывай, я еле стою на ногах от усталости. Только я не один, а с гостями.

— Как говорят на Кавказе, гость в доме — Бог в доме, — ответил Сергей Аллилуев, открывая входную дверь. Из-за его плеча выглядывали три женские головки. Одна принадлежала хозяйке дома, Ольге Евгеньевны, а две — его дочкам — 21-летней Анне и 16-летней Надежде. Они с любопытством смотрели на гостей своего квартиранта.

— Проходите, не стойте на лестнице, — пригласил нас хозяин, и повернувшись к своим дамам, сказал, — а вы, сороки любопытные, не глазейте, а лучше соберите на стол — люди пришли с работы и проголодались.

Повесив нашу одежду на вешалку, мы вошли в гостиную. Сталин по-хозяйски предложил Ирине присесть на большой диван с валиками, обтянутыми белым полотняным чехлом, а мне и Кукушкину предложил стулья, стоявшие вокруг стола в центре комнаты. Игорь не оставил свой АКС на вешалке, а укоротив ремень повесил его на спинке своего стула поверх разгрузки. Если кто-то попробует внезапно ворваться в квартиру, он получит очередь в морду, а не Шарапова.

Потом Иосиф Виссарионович представил нас хозяину, который с любопытством поглядывал то на нас с Ирочкой, то на сержанта Кукушкина, ловко управлявшегося со своими смертоносными «игрушками». По легенде Сталина мы были русскими, приехавшими из эмиграции. Мы долго жили в САСШ, и немного отвыкли от здешних порядков и быта. Так что если мы что-то будем делать не так, то хозяевам не стоит обращать на это особое внимание.

С кухни доносилось звяканье посуды и женские голоса. Я кивнул Игорю Кукушкину, и тот, поняв, вопросительно посмотрел на автомат. Я махнул ему рукой, дескать, если что, так я не забыл, как этой штукой пользоваться. Подхватив вещмешок с продуктами из сухпая, Игорь отправился на помощь дамам, готовившим ужин. А я присоединился к беседе, которую вел Сталин с хозяином дома.

Речь шла о слухах, которые взбудоражили сегодня весь Петроград. Аллилуев рассказывал о том, что весь город сегодня обсуждает известие о блестящей победе русского флота над германским в Рижском заливе. А ведь после сдачи Риги Корниловым все уже считали, что вот-вот немцы возьмут Петроград, и не случайно «временные» завели песню о необходимости переноса столицы в Москву… А тут вот такое.

Я вспомнил, что золотой запас империи еще не эвакуирован Керенским в Казань, и первое, что надо будет завтра сделать, это взять под контроль вокзалы и Госбанк, чтоб ни один слиток, ни один золотой червонец не утек из столицы. О чем, я между делом и поведал товарищу Сталину. Тот только кивнул, Советское правительство с золотым запасом, или оно же без оного — это две совершенно разные вещи…

Хитро посмеиваясь в усы, Сталин подмигнул мне и Ирине и, достав из своего саквояжа экстренный выпуск «Рабочего пути» и плакат-анонс, протянул их Сергею Яковлевичу. Тот с восторгом схватил их и погрузился в чтение. А я, тем временем, оглядел комнату, в которой гостевал Сталин и обратил внимание на полочку с книгами. Там стояло полное собрание сочинения Чехова. Из некоторых томов торчали хвостики закладок. Я вопросительно посмотрел на Сталина.

— Да, Александр Васильевич, — сказал он, — люблю, грешным делом, перечитывать Антона Павловича. Замечательный писатель, настоящий знаток человеческих душ. Читаю его время от времени, если, конечно, это время находится.

В этот самый момент в гостиной появилась хозяйка дома, и потребовала, чтобы мужчины прекратили все свои дела и шли мыть руки. А она с дочерьми тем временем накроет на стол. Мы с Иосифом Виссарионовичем послушно отправились в ванну. Выйдя оттуда, мы увидели, как Игорь Кукушкин, совсем освоившись, с шутками и прибаутками помогает Анне и Надежде расставлять на столе тарелки, раскладывать ложки и вилки. Кажется, наш бравый морпех пришелся по душе сестричкам. Не только Анна, но и Надежда постреливали на него глазками, хихикали над его шуточками в стиле незабвенного поручика Ржевского, и для приличия краснели. Такого лихого кавалера они видели впервые.

Кстати, Сталин, совершенно не обращал внимания на то, что его дама сердца, юная Наденька, сейчас совсем потеряла к нему интерес. Он подсел поближе к Ирине, и начал активно ее охмурять, рассказывая то, что обычно рассказывают завзятые сердцееды объектам своих увлечений. Ну это, как говорил известный всем Карлсон, «дело житейское»…

Ну а я тем временем беседовал с четой Аллилуевых. Ольга Евгеньевна попыталась пококетничать со мной, но заметив, что ее старания мной не замечены, быстро остыла. Вот откуда в Наденьке все то легкомыслие, в конце концов, ее и сгубившее. А вот с Сергеем Яковлевичем было о чем поговорить. Это был настоящий работяга, мастер золотые руки. Даже став родственником Вождя, он, по рассказам современников, ни дня не сидел без дела. Он был прекрасным электриком, мог починить в доме сантехнику, водопровод. Насколько я помню, умер он уже в 1945 году от рака.