Телец для Венеры - Нора Лофтс

– Но подумайте, дорогая! Неужели вам не хочется жить в собственном доме, ни от кого не завися? Я позабочусь, чтобы вы ни в чем не нуждались. Уверен, что здесь вы будете счастливы.

Взгляд девушки стал загнанным, как у человека, внезапно очутившегося в крайне неловкой ситуации и не видевшего выхода из нее.

– Вы имеете в виду… что я должна жить здесь… одна?

– Первое время – да. Позже, когда я сдам экзамены, если вы согласитесь… мы могли бы пожениться. Но до этого еще далеко, и вам незачем об этом думать. Только послушайтесь меня и скажите, что вы останетесь здесь. Я приготовлю вам чашку чаю и схожу в кафе забрать ваши вещи и сообщить миссис Роуэн.

Внезапно ее глаза наполнились слезами, которые покатились по щекам.

– Вы плачете, дорогая! – воскликнул Хамфри.

– Почему? Я хочу, чтобы вы были счастливы. Ни за что на свете я бы не заставил вас плакать.

– Знаю, – всхлипывала Летти.

– Потому я и плачу. Вы все для меня сделали, а я не могу остаться здесь.

– Почему?

– Я боюсь…

– Миссис Роуэн?

– Нет-нет! Боюсь оставаться здесь одна. Я еще никогда не ложилась спать в доме, где больше никого нет. Я не осмелилась бы погасить свечу и оказаться в темноте.

– Но вы можете запереть дверь. А с двух сторон у вас есть соседи, так что вам нечего бояться.

Теперь Летти плакала навзрыд, как испуганный ребенок.

– Не заставляйте меня. Я не могу. Мне страшно подниматься наверх, когда остальные в кухне. Я не осталась бы ночью в доме одна даже за сотню фунтов.

– Но чего вы опасаетесь?

– Не знаю. Просто боюсь. Это славный домик, и я понимаю, что вы хотели как лучше, но не могу жить одна.

– Конечно, я не собираюсь вас принуждать. Но если я найду завтра девочку, которая будет здесь жить, помогать вам по хозяйству и ходить с поручениями, вы согласитесь?

Летти с трудом сдержала слезы.

– Я подумаю.

Хамфри предпочел игнорировать неопределенность ответа.

– Тогда я провожу вас назад. Вы не станете никому рассказывать о доме, не так ли? А завтра я зайду за вами в то же время и приведу вас сюда… навсегда.

– Хорошо. Вы на меня не сердитесь? Вы были так добры ко мне, и очень не хотелось бы вас рассердить.

– Я никогда не стану на вас сердиться. Конечно, я немного разочарован, но полагаю, одна ночь не имеет значения. А завтра к этому времени все уже будет устроено.

Хамфри встал и задул все свечи, кроме той, которой собирался освещать дорогу в коридоре. Маленькая комната погрузилась в полумрак, розоватый от огня в камине; ваза с подснежниками была единственным бледным пятном на темной поверхности стола. Чувство неудачи угнетало Хамфри, и он снова произнес, на сей раз про себя, что завтра все будет в порядке.

Летти двинулась вперед по коридору и задержалась в дверях. Хамфри задул свечу и уже собирался нащупать дверную ручку, когда его рука, протянутая к двери, казалось, сама собой согнулась и привлекла Летти ближе. Ее тепло и близость, словно хмель, ударили ему в голову. Зло, которое планировала миссис Роуэн, настоятельно заявляло о себе.

Тело Хамфри устремилось к Летти, подчиняясь силе притяжения, которую он никогда прежде не испытывал и которая казалась одновременно восхитительной и ужасающей. Романтическое и сентиментальное отношение к Летти развеялось как дым. Его губы прижались к губам девушки; он стиснул ее в объятиях, словно стремясь слиться с ней в одно целое.

Летти ощутила знакомый ей ужас. Тот же ищущий горячий рот, те же жадные крепкие руки, то же мрачное упорство… Кричать было бесполезно – пронзительный детский крик, прозвучавший много лет назад, не смолкал в ее ушах до сих пор. Бороться также не имело смысла. Только терпеть, пытаясь ничего не чувствовать и думать о другом. Все равно наступит конец. И ведь это был не отвратительный грязный незнакомец, а Хамфри, всегда такой добрый и ласковый…

Момент безумия миновал, и Хамфри ощутил стыд и отвращение к самому себе. Плотно сжатые губы Летти, пытающиеся избежать поцелуя, ее оцепеневшее, хотя и не сопротивляющееся тело превращали его поступок в обычное насилие. Он опустил руки и тяжело вздохнул:

– Ради бога, Летти, простите меня. Сам не знаю, что на меня нашло. Должно быть, я спятил. Клянусь вам, это никогда не повторится. Постарайтесь простить меня. Всему виной моя безумная любовь к вам.

Летти ничего не сказала, но Хамфри услышал щелчок дверной ручки, которую она нащупала в темноте. Он помог ей открыть дверь, она выскользнула на улицу и быстро пошла вперед. Хамфри запер дверь и поспешил следом.

– Умоляю вас, не сердитесь на меня и не позволяйте случившемуся расстроить наш план. Наверное, вы думаете, что я не лучше других, но я люблю вас и обещаю ничего подобного никогда больше себе не позволять. Я не знал, что могу быть такой скотиной, но теперь буду настороже. Завтра я найду для вас служанку, а вечером провожу вас до двери и не войду в этот дом, пока вы сами меня не пригласите. Я сойду с ума, Летти, если буду думать, что вы остались в кафе из-за недоверия ко мне. Я не смогу этого вынести. Пожалуйста, обещайте, что выполните наш уговор и будете готовы к вечеру, когда я за вами зайду.

– Хорошо, – повторила Летти и ускорила шаг.

– И вы прощаете меня?

– Да.

Летти не хотела говорить о происшедшем, не хотела, чтобы ей об этом напоминали. Кладбище она пересекла почти бегом. Ей хотелось поскорее оказаться в кафе и почувствовать себя в безопасности. Когда они добрались до задних ворот, она открыла их и вошла, прежде чем Хамфри смог ее остановить. Он не осмеливался удержать ее за руку, а только окликнул: «Летти!» – и в его голосе звучало такое отчаяние, что девушка против воли остановилась.

– Вы ведь знаете, что я не хотел вас обидеть. Завтра все будет в порядке – служанка окажется на месте. Это ведь ничего не изменит, правда, Летти?

– Да, – поспешно ответила она.

– И вы простили меня?

– Да, конечно.

– Ну, тогда доброй ночи.

– Доброй ночи…

Наконец-то! Она промчалась по мощеному дворику, ворвалась в кухню и разразилась истерическими рыданиями.

– В чем дело, Летти? – осведомилась миссис Роуэн.

– Что произошло? – Она подставила Летти плечо и над ее склоненной головой обменялась с Сузи многозначительным довольным взглядом.

Хамфри вернулся домой в состоянии крайнего отвращения к самому себе, которое мучило его всю ночь – самую скверную из всех, что он мог припомнить. Здравый смысл окончательно его покинул, и он принялся обвинять себя чуть ли не в том, что затащил Летти в пустой дом и попытался ее изнасиловать. Ниже этого пасть было невозможно, и постепенно поток чувств хлынул в обратную сторону. В конце концов, он не причинил вреда Летти, а она простила его и сказала, что снова придет в дом. Значит, она не очень испугалась. На следующий день Хамфри стал думать, что ему следует помнить о случившемся и впредь воздержаться от нетерпимости к поведению других – чем он, как теперь сознавал, частенько грешил в прошлом. Порыв чувств может завладеть человеком непроизвольно, и если бы Летти хоть как-то откликнулась на его порыв… Хамфри подумал, что благодаря сдержанности Летти ему удалось избежать самого худшего, однако мысль о Летти, отвечающей на его страсть, дарила невыносимое блаженство.