Дело, взорвавшее СССР - Федор Раззаков

Звиад Гамсахурдия был представителем знатной династии. Его отец, писатель Контантинэ Гамсахурдия, выпускник Берлинского университета, был живым классиком, титул «грузинского Горького» предоставлял ему немало возможностей. Правда, в молодости он, убежденный сторонник независимости, был чиновником министерства иностранных дел ГДР. Неудивительно, что в 20-е годы К. Гамсахурдия оказался на Соловках, но в более опасные 30-е он смог стать членом республиканской Академии наук и живым классиком. Классиком, сумевшим выжить…

В отцовском особняке Звиада окружала атмосфера оппозиционности, в «большом мире» он чувствовал себя избранным и защищенным. Способный и честолюбивый 15-летний юноша вместе со своим другом и сверстником Мерабом Костава в середине 50-х создал подпольную организацию «Горгаслиани». Молодые люди распространяли нелегальные листовки, пытались преобразовать протест 1956 года (речь идет о волнениях в Грузии после доклада Н. Хрущева на XX съезде КПСС «О культе личности Сталина». — Ф. Р.) в национальноосвободительное движение. В апреле 1957 года члены организации были арестованы, но после 6-месячного заключения вышли на свободу. В 1959 году они были вновь задержаны за сопротивление представителям власти, но приговор был удивительно мягким — три года лишения свободы (условно).

Арест и статья для граждан СССР были черной меткой на всю жизнь, но Звиад в 1958 году стал студентом филологического факультета Тбилисского университета, а Мераб Костава поступил в Тбилисскую консерваторию. Получив диплом, Костава начал преподавать в музыкальной школе, а Гамсахурдия стал научным сотрудником элитного академического Института грузинской литературы. Он много публиковался, был принят в Союз писателей, получил ученую степень. Однако обоих продолжала интересовать политика. В 1973 году они создали Инициативную группу защиты прав человека, в 1976 — Грузинскую Хельсинкскую группу. Их деятельность получила признание международного сообщества правозащитников, в 1975 году они стали членами «Эмнести интернешнл»…»

Удивительно, как по-разному сложились судьбы у двух отпрысков республиканских руководителей — Ильхома Рашидова и Звиада Гамсахурдия. Оба были детьми крупных писателей, представителями советской «золотой молодежи». Но один стал сотрудником органов государственной безопасности и служил своей стране, другой стал видным диссидентом, активно с этой страной боровшимся. Случайность? Нет, закономерность, которая станет понятной чуть позже, когда СССР уже не станет.

Высоцкий, евреи, «Пахтакор» и… индейцы

Тем временем в начале 70-х Узбекистан считался одной из самых стабильных и развитых в экономическом отношении республик СССР. Так, среднемесячная зарплата рабочих и служащих в 1972 году там составила 121,2 руб. (рост за год на 3 %). Выплаты и льготы, полученные населением из общественных фондов потребления, увеличились на 7,6 % и достигли в том году 211 рублей на душу населения. Была повышена заработная плата врачей, учителей, воспитателей детских дошкольных учреждений, преподавателей средних специальных и высших учебных заведений и некоторых других категорий работников. При этом отметим, что это повышение не чета нынешним российским, когда их съедает инфляция — в СССР цены на те же продукты были стабильными на протяжении долгих лет: например, проезд в метро как стоил 5 копеек в начале 60-х, так и остался в 72-м, буханка белого хлеба как стоила 13 копеек, так и осталась таковой. Поэтому даже прибавление в зарплате на 5–10 рублей считалось в Советском Союзе весомой прибавкой, а не бессмысленной подачкой, тут же съедаемой инфляцией. Как пишет историк А. Шубин: «Цены в СССР не стояли на месте, хотя по нынешним меркам их рост был еле заметным. Так, в 1968–1973 годах кило мяса и птицы выросло в цене в среднем с 1,622 до 1,673 рубля, то есть на 5,1 копеек. По копейке в год. Колбасные изделия — с 2,134 до 2,255 — то есть на 12,1 копеек. Рыба — на 4,6 копеек, сыр — на 8. Метр хлопчатобумажной ткани подорожал на 2 копейки. Быстрее дорожали шерстяные ткани (на 1,69 рубля за метр), кожаная обувь (на 1,12 рубля за пару). Но и это — за пять лет. Телевизоры и телерадиолы выросли в цене с 286,72 рубля до 316,48 рубля, то есть на 29,76 рубля, холодильники с 208,26 до 235,27, то есть на 27,01 рубля. Можно вспомнить, что эти товары были дефицитными. Но ведь у большинства советских людей к началу 80-х был и телевизор, и холодильник…»

В 1972 году на средства государства, колхозов и населения в Узбекистане были введены в эксплуатацию около 100 тысяч квартир и индивидуальных жилых домов общей площадью 5217 тысяч квадратных метров. Были улучшены жилищные условия 601 тысячи человек, причем почти все они получили свои квартиры бесплатно. Газифицировано 154,2 тысячи квартир, в том числе в сельской местности — 89,9 тысяч. Были построены десятки общеобразовательных школ, больниц, поликлиник, детских дошкольных учреждений и других объектов культурно-бытового назначения.

В том году вошла в строй и дала первый ток 1-я турбина на Сырдарьинской ГРЭС мощностью 300 тысяч киловатт, была введена в эксплуатацию 4-я турбина на Чарвакской ГЭС мощностью 150 тысяч киловатт. Вступили в строй новые хлопкозаводы в Сырдарьинской, Андижанской областях и Каракалпакской АССР, Ташкентская обувная фабрика.

В 1973 году был введен в строй завод по выпуску домашних холодильников в Самарканде, а в Ташкенте построен автоцентр Волжского автомобильного завода. В легкой промышленности были введены в эксплуатацию 1-я очередь Бухарского хлопчатобумажного комбината, обувная фабрика в Ташкенте, Кокандский завод хромовых кож, Навоийский, Тахтакупырский и Чартакский хлопкоочистительные заводы, в пищевой промышленности — 2-я очередь парфюмерной фабрики в Ташкенте.

Среднемесячная зарплата в Узбекистане выросла по сравнению с прошлым годом на 5,5 % и составила уже 127 рублей (опять же при наличии стабильных цен). Было построено еще 80 тысяч новых квартир и индивидуальных жилых домов общей площадью 4583 тысяч квадратных метров. 518 тысяч человек улучшили свои жилищные условия за счет государства, то бишь, даром.

Конечно, за этими цифрами не все выглядело столь безоблачно, как хотелось бы. Например, качество многих отечественных изделий часто оставляло желать лучшего, из-за чего эта продукция пользовалась куда меньшим спросом, чем импортная (к примеру, та же парфюмерия или обувь). Многие новые дома, которые вводились в строй, после их сдачи в эксплуатацию требовали дополнительного ремонта, поскольку сдавались в спешке. Фактически не росла цена на узбекский хлопок, который государство покупало у республики. Например, цена на хлопок, выращенный в Азербайджане, была на 4 копейки больше, чем на хлопок, выращенный в Узбекистане, хотя их качество было одинаковым. В итоге большая часть азербайджанского хлопка была на самом деле узбекского происхождения, а искомые 4 копейки оседали в карманах махинаторов из высоких московских и республиканских кабинетов.

Зарплаты по стране тоже росли непропорционально: так, бюрократия получала почти в два раза больше, чем рядовые граждане. А у парт- и госэлиты к основной зарплате в 300–400 рублей имелись еще разного рода спецраспределители, где можно было «отовариться» продуктами, которые в обычных магазинах входили в категорию дефицитных. По этому поводу приведу воспоминания М. Барбакадзе, который аккурат в начале 70-х побывал в Узбекистане и видел номенклатурную жизнь воочию (он приехал туда на свадьбу своего однокурсника по МГУ, который был сыном высокопоставленного узбекистанского чиновника):

«Когда мы приехали на дачу его отца, Наби взял телефонную трубку, небось вертушку, и сказал по-русски две фразы:

— Для «девятого», на шесть человек. И побыстрее, пожалуйста.

«Девятый» на их номенклатурной фене означал номер в государственной иерархии, где первым был, конечно, Шараф Рашидов.

Не успел Наби провести экскурсию по отцовской даче с коврами, громадными китайскими вазами и прочими атрибутами байской роскоши, как трое мужчин подъехали на микроавтобусе и стали вытаскивать пакеты с зеленью, фруктами, ящики с водкой, вином и минералкой, горы закуски и полбарана, из которого тут же на улице начали готовить плов, разведя костер и поставив на него огромный казан, больше которого я видел только на одной из узбекских свадеб…»

Между тем описанные выше нравы были типичными для всей тогдашней советской номенклатуры, которая уже мало чего боялась под сенью брежневской стабильности. Однако особую гостеприимность Узбекистана, где любой гость — всегда желанный, отмечали тогда практически все советские граждане, начиная от номенклатурных и заканчивая рядовыми. Я сам могу утверждать это как очевидец, поскольку каждый год ездил в эту республику с родителями и видел все собственными глазами. Кроме этого, я беседовал с русскими, которые жили в Узбекистане долгие годы, и все они отзывались о тамошней жизни исключительно положительно. Правда, в начале 70-х определенные проблемы у властей республики возникли с гражданами еврейской национальности, которые вдруг стали уезжать оттуда в Израиль. Впрочем, и эта проблема имела общесоюзный характер.