Я смотрю хоккей - Борис Майоров

— Чем объясняете такой счет?

— Тем, — ответил я, — что сбились на канадскую игру. Пошли на стычки, драки, на силовые столкновения у бортов. По нынешним временам у канадцев это единственный козырь. Так зачем же вам с него ходить?

Но в третьем периоде все встало на свои места, шведы выиграли.

Вечером удалось поговорить с домом. И мне и моему соседу по номеру Сереже Кружкову. Оба пришли в хорошее настроение: дома все в порядке. Потом до позднего вечера разговаривали о семейных своих делах.

Дело в том, что мы с ним в одинаковом положении. И Галя и его жена ждут ребенка. Только мой будет на пару месяцев старше.

Говорят, что журналист и геолог — самые беспокойные в мире профессии. Нынче здесь, завтра там. Об этом пишут повести, поют песни. Ну, а что же тогда говорить о нас, спортсменах? Как бы там ни было, а для людей, избравших себе любое дело, жизнь дома — обычное и привычное состояние, а отъезды из дому, даже частые, — нарушение устоявшегося быта. И только мы чувствовать должны себя в гостинице и на спортивной базе как дома.

Дочь у меня, к счастью, родилась 3 июня, и до полутора месяцев я видел ее ежедневно: помогал купать, гулял с ней в Сокольниках.

Мне повезло. А вот у брата моего дочь родилась, когда мы были в Канаде. Игорь Ромишевский получил весть о прибавлении в семействе во время стокгольмского первенства мира.

Впрочем, такое может случиться со всяким. Но потом отец приезжает домой, и все идет нормально. Но тот же Ромишевский пробыл дома меньше недели — каникулы в чемпионате страны закончились, начались почти ежедневные игры, а значит снова поездки. Потом — месяц дома, и снова в путь. К тому же надо помнить, что Ромишевский человек военный, офицер, заочно учится в аспирантуре…

Мы, спартаковцы, уехали в Алушту 14 июля, возвратились в Москву через две недели, а еще через две отправились в Польшу. По возвращении нас уже ждали финальные игры первого турнира сезона на приз газеты «Советский спорт», и тут же, без всякого перерыва, очередной чемпионат страны.

Что ж, ничего не попишешь — такова спортивная жизнь. Никто не заставлял нас выбирать этот путь, каждый из нас сделал однажды выбор сам, и жалобы тут неуместны. И я не стал бы затрагивать эту тему вовсе, если бы не одно обстоятельство.

…Незадолго до начала первенства мира 1969 года из сборной за серьезный проступок был отчислен шестикратный чемпион мира, основной вратарь нашей национальной команды Виктор Коноваленко. Я уже упоминал об этом прежде, а сейчас должен рассказать историю «грехопадения» Коноваленко подробно.

Мы тренировались в Архангельском, и в субботу днем нас распустили по домам, предупредив, что мы свободны до очередной тренировки, которая состоится в понедельник в десять утра. Что ж, почти два дня и две ночи — это совсем неплохо. Рад был и Коноваленко, хотя для него, единственного в команде немосквича, срок отпуска сокращался вдвое: домой он приедет поздно ночью, а выехать из Горького, чтобы поспеть на тренировку, он должен уже в воскресенье вечерним поездом.

В назначенный час вся команда была на тренировке. Не явился лишь Коноваленко. Не было его ни через час, ни через три. Говорят, что появился он перед очами тренеров к концу дня, но в таком состоянии, что был немедленно отправлен восвояси. На собрании команда приняла суровое, но совершенно справедливое решение об отчислении Коноваленко из сборной: подводить команду накануне чемпионата мира — поступок непростительный, и никаких смягчающих обстоятельств тут быть не может.

Но почему же все-таки опоздал на тренировку Коноваленко? Приехав в Горький, он тут же, на вокзале, купил обратный билет. А когда на другой день собрался на поезд, жена — в который уже раз за эти сутки — сказала:

— Ну неужели ты не можешь остаться еще на несколько часов? Ты поспеешь вовремя. Рано утром в Москву летит самолет. В восемь тридцать он во Внукове, в десять ты на тренировке.

И наш вратарь сдался. И его, как и его жену, легко понять. В ту зиму мы жили напряженной жизнью — чемпионат, международные турниры, турне по Канаде. А он, горьковчанин, был оторван от дома больше, чем мы, москвичи. И он остался, чтобы побыть дома лишнюю ночь…

Утром Москва не принимала, и вылет отложили на один час. Потом еще на один. Потом еще. Коноваленко в Горьком знает каждый человек и каждый второй готов отдать все на свете за возможность дома или на работе, так, будто мимоходом, рассказать приятелям что-нибудь вроде:

— Встретил вчера в аэропорту Витьку Коноваленко. Выпили мы с ним прилично…

А сил отказывать всем этим знакомым и незнакомым, набивающимся на дружбу, у нашего вратаря не хватило. Путь от Горького до Москвы недолог — час. В себя прийти Виктор не успел… Остальное вы знаете.

Повторяю еще раз: я не оправдываю Коноваленко, он подвел товарищей, он поставил свои интересы выше интересов команды, и его наказание заслуженно. Но не правда ли, эта история наводит на некоторые размышления?

Человек живет в большом спорте в среднем 8— 10 лет от 20 до 30. Он приходит в спорт, почти не отведав еще тех истинных и мнимых радостей жизни, о которых знает по книгам или понаслышке и которые мечтает вкусить. И как много среди этих молодых ребят таких, которые, отправляясь после матча не куда-нибудь в Архангельское или Тарасовку, под неусыпный тренерский надзор, а на все четыре стороны, еще на стадионе готовы воскликнуть: «Ловите миг удачи!» И правда ведь — миг. Другой вопрос, будет ли им сопутствовать удача и что понимается под этим словом.

И они выскакивают на улицу, где дежурят уже стайки поклонников и поклонниц, ждущих только слова, только приказа и готовых следовать за своим кумиром куда угодно. А за воротами стадиона столько соблазнов, вот только успеть бы взять как можно больше у этого короткого мига…

Все кажется в эти вольные часы доступным. Да, пожалуй, и не кажется, а доступно на самом деле. Известный спортсмен, которого часто видят на телевизионных экранах и чье имя не менее часто появляется в газетах, желанный гость повсюду. Рестораны распахивают перед ним свои двери, а девушки — сердца. Даже в переполненном ресторанном зале для него принесут дополнительный столик, а от желающих расплатиться за ужин не будет отбоя.

Пойти в кино или театр? Но это успеется — нас возят на просмотры лучших фильмов и на самые дефицитные спектакли. Почитать книгу? Но что помешает мне заняться этим завтра в Тарасовке или Серебряном бору? А сегодня мой день, в нем 24 часа и ни минутой больше, и надо успеть взять от них все, чего не смогут мне дать две недели пребывания на сборе.

В эти вот вырванные у тренировок короткие часы погони за развлечениями и происходит большинство скверных историй, бросающих тень на весь спорт и спортсменов.

И я опять-таки не оправдываю героев этих происшествий. Никто не обязан оберегать от них совершеннолетних людей, никто не обязан быть им няньками. Сам набедокурил, сам и отвечай — иначе и быть не может. Но одновременно я думаю и об изнанке той неусыпной опеки, которая, в общем-то, имеет благую цель — уберечь спортсмена от мирских соблазнов, помочь ему не отступать от режима сна, отдыха, тренировок, питания. Человек постепенно отвыкает от того естественного состояния, когда он сам должен руководить своими поступками и когда он вообще предоставлен самому себе. Вырвавшись из-под опеки, он уподобляется ребенку, от которого на минуту отвернулась нянька. И он тянется к спичкам, к газовой плите, к фарфоровой вазе и прочим запретным плодам.

Есть такая поговорка: «Береженого бог бережет». Но бдительность даже самых бывалых нянек усыпить не так уж трудно. А ведь контролировать спортсмена можно и тогда, когда он живет дома. Плохо тренируешься, неправильно живешь — это неизбежно скажется на результатах. Не сегодня, так завтра.

Не сомневаюсь, что, привыкнув к самостоятельности, любой спортсмен — мы ведь не дети и не враги себе — сумеет ввести свою жизнь в нормальную колею, распределив время в верных дозах между трудом, спортом, отдыхом и развлечениями. Во всяком случае, отпадет пагубное стремление взять от жизни за день столько, на что остальным его сверстникам не хватило бы и месяца.

День четырнадцатый

STOCKHOLM

Мы опять проиграли. Ребята стоят с понурыми головами и — это я точно знаю — думают об одном: скорее бы проходила вся эта послематчевая процедура — и в раздевалку, подальше от всех, в том числе и от нас, своих зрителей, от нашей жалости и сочувствия. Сейчас их еще не мучит мысль, что золотые медали потеряны почти наверняка. Свою игру выигранную отдали — вот что терзает. Когда в первом круге проиграли, не так было обидно: хуже играли. А сегодня ведь не хуже, а, пожалуй, даже лучше. Они только в первом периоде выглядели сильнее, а во втором и третьем, особенно во втором, мы. По что поделаешь, когда нет счастья? Неужто ушло оно от нашей команды?