Вот моя деревня - Светлана Викарий

Раз в пять лет поехать, мама говорит, на могилы родных, и то роскошь. Могилы близких, конечно, они непреходящая ценность. Потому что — Память. Главная память о роде, семье. А семья — ценность несомненная. Ты появляешься в семье, тебя ждут целых девять месяцев, тебе придумывают имя, тебя окружают близкие — тетки, дядьки. Двоюродные родственники. Тебя любят, воспитывают, сказки читают, терпят твои капризы и дурачества, даже самые грубые проступки тебе прощают. На день рождения дарят подарки. Говорят, как ты вырос, как ты на папу похож. Хоть я своего папу и не помню, а приятно.

Да, чтобы поехать куда-то надо отрывать от семейного бюджета, экономить. А тратить хочется всем. Народ любит супермаркеты, развлекательные заведения, хлебом не корми, а хочется вечер провести в боулинг-центре, съесть пиццу, пива выпить или чего покрепче. И я там был, в более хорошие времена. И мне этот сервис понравился. Короче, материальная жизнь для большинства куда важнее духовной и даже нравственной. Заповеди мало кто знает, и если спросить, многие постараются быстренько заткнуть задающего вопрос. Сколько их? Опять не знают. Помнят только, что мало. Может, так устроен человек. Это оправдание. А будешь задавать вопросы, куда подальше пошлют. Скажут, давай поговорим о техническом прогрессе. А сами не знают, кто радио или лампочку изобрел.

У меня тоже много пробелов в знаниях, но есть вещи базовые — наверное, это тоже ценность. Надо знать, кто первым в космос полетел. Хотя, я сейчас вот подумал — а зачем? Для общей эрудиции. А вот когда закончилась Вторая мировая война, и сколько народу погибло там, знать надо. Ведь их были миллионы, даже трудно представить, их жизнь — это ценность. Ведь у каждого были мечты, идеалы, дети. Родители. И они погибли. За что? За какие-то ценности, которые нам сегодня непонятны. Не знаю. Ценность в самой человеческой жизни, и никто отнимать ее не имеет права. Поэтому война — это преступление. И мне непонятно, не только мне, а молодому нашему поколению — почему были Афганистан, Чечня, да и сегодня Кавказ какой-то мутный. Вот и сомнение поэтому. Мужской гражданский долг — служба в армии — ценность или нет? Пока у меня нет ответа на этот вопрос. Так же как и на вопрос о смысле жизни. В чем смысл моей жизни — я не знаю. Наверное, рано задаваться этим вопросом. Жизненный опыт изменит все представления о сегодняшних наших ценностях. А мир во всем мире, и дураку, понятно, есть наивысшая ценность. Чего не скажу о Космосе, и судорожных попытках проникнуть за пределы нашей стратосферы. Зачем? Инопланетяне и так на тарелках своих к нам прилетают. И технические идеи нам подбрасывают. Чтобы нам жилось интересней и веселее на милой планете Земля, уже далеко не зелененькой, хотя и по-прежнему прекрасной.

Хотя, технический прогресс — это да, для нас всех ценность, комп — ценность, телефон тоже. Без них жизнь даже представить невозможно. Только возможность получать услуги через Интернет, уже оправдывает все. Всемирную паутину, в которой запутались малограмотные пенсионеры, бабы Дуси и деды Васи, как только не ругают. Но исключать ценность информации, которую можно получить, не открывая книгу и вообще не записываясь в библиотеку, переоценить нельзя. Все-таки это наиболее яркая ценность нашего поколения.

Кто-то считает, что и дискотека ценность. Но я так не думаю. Шумно, вульгарно, да и опасно. Там где есть опасность, криминальная зона, нет ценностей. Такое у меня убеждение. Хотя, если говорить честно, тянет иногда туда со страшной силой. Мама говорит, что жизнь состоит только из двух эмоций — удовольствие и страдание. Сначала удовольствие. А за ним обязательно страдание. Не хочу.

Вот моя мама привезла меня сюда, в деревню. Она считает, что жизнь в деревне имеет ценность. Жизнь дешевле, люди проще. А вот я вижу, что простота некоторых деревенских, как там, в пословице — хуже воровства. Но это другая тема.

Спорт — несомненная ценность. Но практически им заниматься невозможно. Доступны только шашки и шахматы, почему-то их тоже причисляют к спорту. Особой ценности в шахматах я не вижу. Значение их для развития серого мозгового вещества человека точно преувеличено. Кажется, что эпоха великих гроссмейстеров бесславно закончилась. И имена их канули в лету. Но я, лично, об этом не сожалею. Гораздо обиднее, что спортивных площадок нет. Я вот проехал через всю Польшу и видел, там в самых маленьких поселениях устроены спортивные площадки — волейбольные, баскетбольные, футбольные вдоль дорог, в скверах, парках. Во всяком случае, они хорошо просматриваются, когда едешь. И сделаны они непрофессиональными людьми, это тоже видно. Но как все аккуратно, красиво. И люди играют, занимаются спортом. Почему у нас к спорту такое отношение? Почему мы не можем собраться и сами сделать себе площадку? Не все же упирается в деньги. Можно и руками поработать. Вот субботники — несомненная ценность. Сначала они были недобровольные. Но потом, когда Ленин самолично стал таскать на субботниках бревна, народ понял их ценность, потому что стало чисто. А теперь мы стыдимся отдать свой труд бесплатно. На свое же благо. Ради самих себя. В этом могла быть ценность, но мы ее уничтожили. Все-таки труд, раньше говорили, создал из обезьяны человека. Хоть Дарвин оказался неправ, но правда в этой цитате есть.

Мы говорим много, а делаем мало. Ругаем чиновников, а инициативу на себя не берем. Сейчас в нашем поколении много говорят о новых видах спорта — скейтбординг и прочее. Скейт — дело неплохое. Но ценностью это не назовешь. Занимался я граффити, и у меня получалось. Но я не решусь назвать это ценностью.

Спорт стал платным. И это тоже разрушает ценность спорта. Я бы занимался боевыми искусствами с удовольствием, но это удовольствие очень дорогое. Я бы плавал в бассейне, но опять та же проблема. Я бы научился стрелять. Но где?

Популярные нынче спортивные виды, созданы для богатых. Они и с парашютов прыгают и с мостов, и на волнах катаются в теплых морях. А бедные ищут адреналин, бегая по канализации, наперегонки с крысами. И кто-то считает это ценностью. Но не я.

Подводя итоги, остается назвать ценностью только любовь. Но что такое любовь — я не знаю, мне 15 лет. И это великое, воспетое всеми поэтами мира чувство меня еще не посетило. Но рассказывают о нем много, и люди, которых я уважаю. Но как мне думается, многие путают это чувство с человеческими инстинктами. Но ведь и в инстинктах заключена огромная ценность. Ведь если б не было инстинктов — не рождались бы дети. Не бегала бы по нашей деревне голоштанная мелкота. И я бы не родился, и никогда б не написал этого сочинения, на странную тему, придуманную в тиши кабинета усталой тетей-чиновницей».

— Ма. Ну теперь я могу погулять? — Прокричал Саня, закрывая компьютер. — Написал.

— Ты хочешь сказать, покурить? — Съязвила Виктория, не отрываясь от нанизывания жемчуга. Это было ее последнее после пейчворка увлечение. Все лишние тряпочки, которые можно было разрезать на лоскутки, закончились. Но два одеяла — себе и Димке она все же успела сшить. Теперь на досуге, которого стало у нее предостаточно, снова руководствуясь книгой, она создавала украшения из пуговиц и натуральных камней.

Сын от ответа уклонился.

— Я пошел. — И добавил на всякий случай. — Ненадолго.

На веранде он извлек из старого резинового сапога пачку сигарет и зажигалку. Там же лежала жвачка, избавлявшая его от запаха. Но это потом, когда вернется. Саня направился к школке, по дороге делая дозвон Илюхе. Было уже довольно темно. Он не увидел мигающего света фонариков в темных окнах школки. Но у березы кто-то стоял. Саня направился туда. И за три шага решил светануть фонариком в лицо Илюхе, или кому другому, кто в одиноком ожидании покуривал здесь.

Он тут же отпрянул, дико закричал и помчался во весь опор домой.

Похороны

Любаню хоронили в воскресенье. Лежала она в гробу свеженькая, как девочка, даже будто улыбалась от радости, что рассталась с этим гадким, подлым миром. На ней был красивый шарфик, который подарила ей на Восьмое марта Надя. Очень Любаня его любила, в город когда ехала, обязательно повязывала. Сейчас он прикрыл черную стронгуляционную борозду на ее шее. Сам гробик был неказистый, дешевенький, грубые черные кружавчики прибиты к дереву мебельным степлером. Росточку Любаня была небольшого, и в гробу в ногах осталось еще место.

— Не по росту гроб. Не к добру это. — Сказала Надя, поправляя цветы на груди подруги. Цветы тоже были простецкие, как и вся жизнь Любани. — Кто гроб покупал?

Оказалось, зять, Мирон. Сволочь! Иуда!

Ирка почернела от горя, поняла, за мать придется ответить на судном дне. Ее грех.

— Мужей может быть много. А мать одна. Замены ей нет. — Не раз учила Надя Ирку, встревая в ссору между Любаней и ее дочерью. — Ты же беззащитной останешься без матери, дура! Мирон об тебя сейчас ноги вытирает. А если б матери не было?