Единица безумия - Оксана Николаевна Сергеева

– Но? – уточнил Андрей, чувствуя, что за этим следует продолжение.

– Но я буду считать тебя безмозглым недо-мажором.

– Даже так, – хмыкнул Андрей.

– Угу, – кивнул Каверин. – Если ты пойдешь к отцу и скажешь, что я тебя не устраиваю, и меня уволят, в чем я глубоко сомневаюсь, я уйду. Без вопросов. Дело не в деньгах, а в том человек ты или нет.

– Не в деньгах, думаешь? Все на свете продается и все покупается.

– Если ты шлюха, то да. Честно, заочно я был о тебе другого мнения, но вчера ты меня разочаровал.

– Мне тоже плевать, что думает обо мне каждый первый встречный поперечный.

– Тогда зачем извинялся?

Андрей угрюмо замолчал.

– Понимаю, как тебе хреново, – усмехнулся Марк.

– Не понимаешь.

– Понимаю. Некоторые жизненные ситуации мне тоже давались со скрипом. Но это пройдет.

– Это не моя жизнь.

– Теперь твоя, и тебе придется с этим смириться. Чем быстрее, тем лучше.

– Мне даже поговорить об этом не с кем. Я как будто…

– В тюрьме?

– Что-то типа этого. Всегда говорил, что не свяжусь с отцом. По крайней мере мой единственный друг об этом знает. А теперь я тут. И мне хочется это как-то объяснить… что я не продался, это не из-за денег, но я не могу. Иначе нужно сказать обо всем.

– Нельзя.

– Я знаю. И меня это бесит.

– Если он твой настоящий друг, то что-то объяснять ему не понадобится. Что надо, он и сам поймет.

– Ты, наверное, считаешь меня идиотом. Богатый папочка хочет мне свое состояние навязать, а я брыкаюсь.

Каверин пожал широкими плечами.

– Субъективные данные сложно оценивать. Это ты думаешь, что попал в ад. А для меня это тихая мирная работа на гражданке. Тихая и мирная, – внушительно повторил он.

– А что тебя заставило пойти работать к папе?

– А я на пенсии. Надо же чем-то заниматься.

На пенсии, говорит. Андрей усмехнулся. Сколько ему? Чуть старше его самого, кажется. Хотя силовики рано уходят, лет в тридцать пять. Марк из тех, возраст которых с первого взгляда не определишь. Лицо молодое, чистое, никаких признаков старения, но глаза – темные, мудрые. Глаза много повидавшего человека. Человека, которого уже ничем не удивить.

– И по каким вопросам я могу к тебе обращаться?

– По любым. Например, если ты захочешь изменить своей жене, и тебе понадобится какая-нибудь приличная надежная женщина. Если твоя жена вдруг изменит тебе, и ты захочешь узнать, когда и с кем.

– А если я захочу узнать, кто ее любовник и убить его? – усмехнулся Андрей.

– Это точно ко мне, но, надеюсь, до этого не дойдет.

– А если жена узнает, что я изменил, и захочет убить меня.

– Надеюсь, до этого тоже не дойдет.

– А если я захочу напиться, а мне не с кем?

Тут усмехнулся Каверин:

– Это, смотря, сколько ты захочешь выпить. А то мне много нельзя, а мало я не умею.

– Остроумно, – улыбнулся Андрей.

– А я не шучу, – засмеялся Марк и стал серьезным.

– А что так? Военный синдром мучает?

– У меня его нет.

– Серьезно? Никакой тревожности?

– Абсолютно. Ни паранойи, ни ночных кошмаров.

– Повезло.

– Нет, не повезло. Никакое это не везение. Я просто к этому не склонен. Психика у меня специфическая. Впрочем, как у всех, кто служил в том особом подразделении, в котором служил я. – Марк скрыл улыбку. Забавно наблюдать, как Рысь-младший пытается его прощупать. – Ты можешь спросить меня. Что конкретно тебя интересует?

– Ты ответишь?

– Очевидно не на все вопросы. На какие смогу.

– Это будет справедливо. Потому что ты все про меня знаешь. Больше, чем я бы хотел.

Глава 18

Переезд в дом Рыся дался Женьке нелегко. Вот уже несколько ночей подряд засыпала она с трудом, долго вертелась с боку на бок, то натягивая на себя одеяло, то откидывая его в сторону. Новая жизнь пугала, и она искала утешения в привычных для себя вещах, но таковых осталось немного. Разве что золотая рыбка в круглом аквариуме, да и та очередную смену места жительства перенесла хуже: ничего не ела и, кажется, собралась всплыть пузом кверху.

Поняв, что заснуть не удастся, Женя накинула халат и бесшумно выскользнула из спальни. Бывали времена, бессонница становилась нормой, и спастись от нее можно было, набив желудок едой. На кухне она налила холодного чаю и соорудила сэндвич с ветчиной. Сквозь приоткрытое окно из сада тянуло ароматом медоносов, запахом влажной листвы и вымытым дождем воздухом. Женя прошла во внутренний двор, села на широкую деревянную скамью под раскидистым дубом и задумалась. Темные кроны деревьев при маслянистом свете уличных фонарей смотрелись мокрым однородным массивом. Где-то в зарослях вишни трещал соловей, щелкал, щелкал и никак не мог распеться до второго колена.

Все почти как в ее мечте. И красивый дом, и благоухающий сад, и куча свободного времени, чтобы наслаждаться жизнью. Да только наслаждаться загородными красотами не получалось. Бездействие отравляло. По понятным причинам, своим делом заниматься сейчас она не могла. Отсутствие какой-то определенности не позволяло ощущать себя в безопасности. Своим клиентам Женька сказала, что уезжает в отпуск на месяц. Что будет через месяц – неизвестно. Ясно одно: скоро сказка кончится, и не нужно к ней привыкать.

Жуя бутерброд, Женя сначала услышала, затем и увидела приближение Виктора Олеговича. Шел он, не торопясь и немного ссутулившись, в халате поверх пижамы. Видимо, ему тоже не спалось. Женька заволновалась, но осталась сидеть на месте. Бежать было поздно и крайне невежливо.

– Не спится? – спросил он, присел рядом и глубоко вздохнул.

– Вам, видимо, тоже.

– У меня привычка.

– И у меня, – соврала Евгения, но тут же подумала, что врать такому человеку бесполезно.

Некоторое время они сидели молча, прислушиваясь к звукам ночи. Все затихло, замерло. Лишь изредка шелестела листва, по которой пробегал ветер, да ночные птицы редкими вскриками вспарывали настороженную ночь. Соловей, так и не распевшись, тоже притих.

Сначала Женя чувствовала страшную неловкость, отчаянно придумывала, как поддержать разговор и о чем говорить, но Виктору Олеговичу молчать было удобно, и она расслабилась.

– Нравится тебе здесь?

– Да. Очень, – искренне и