Вернадский: жизнь, мысль, бессмертие - Рудольф Баландин

Ученый называл себя философским скептиком. Однако некоторые философские положения он признавал безоговорочно: «В основе всей научной работы лежит единое аксиоматическое положение о реальности предмета изучения науки — о реальности мира и его законообразности, то есть возможности охвата научным мышлением».

Подобные высказывания у него не единичны и не случайны:

«Мир является для нас реальным объектом», «… Науке поставлены пределы… Эти пределы — реальный мир»; «Для ученого, очевидно, поскольку он работает и мыслит как ученый, никакого сомнения в реальности предмета научного исследования нет и быть не может».

К подобным представлениям, отвечающим основному положению философии диалектического материализма, Вернадский пришел не сразу. Он особенно скептически относился к философии в конце прошлого века, когда немалую популярность — даже среди естествоиспытателей — приобрели различные разновидности идеализма, в частности, субъективного, отрицающего реальность и познаваемость мира вне человека. Тогда Вернадский сравнивал философские системы (имея в виду идеалистические системы) с сеткой, которую наш разум набрасывает на окружающий мир. В эту сетку, как он считал тогда, вплетены математические схемы, научные объяснения, гипотезы и значительная часть сформулированных наукой «законов природы».

Более того, до начала нашего века Вернадский склонялся к мнению о бессмертии души, утверждаемому, в частности, христианской религией. Во время одной из бесед с Л. Н. Толстым он горячо отстаивал подобные взгляды, за что Толстой обвинил его в мистицизме.

В прошлом веке то и дело прокатывались волны увлечения спиритизмом, ясновидением. Как ни странно, склонялись к таким увлечениям некоторые ученые, стоящие на позициях эмпиризма — преклонения перед опытом, фактом, причем не только идеалистического эмпиризма, но и материалистического. Этот странный феномен рассмотрел, в частности, Ф. Энгельс в своей статье «Естествознание в мире духов». По его замечанию, «…за последние годы английский эмпиризм в лице некоторых своих, далеко не худших, представителей стал как будто бы безвозвратно жертвой импортированного из Америки духовыстукивания и духовидения». Почему так произошло? Ф. Энгельс пояснил: «…эмпирическое презрение к диалектике наказывается тем, что некоторые из самых трезвых эмпириков становятся жертвой самого дикого из всех суеверий — современного спиритизма».

У Вернадского в конце прошлого века наблюдалась некоторая склонность к эмпиризму и пренебрежение к теоретическим и философским основам науки. Однако практика научных исследований, разработка широких теоретических проблем естествознания, стремление к познанию наиболее общих законов развития природы и общества, возрастающий с годами интерес к особенностям и эволюции научного знания — все это заставляло его стихийно становиться на позиции диалектического материализма. По мнению советского философа И. А. Козикова, можно выделить четыре этапа эволюции философских взглядов Вернадского:

«До Октябрьской революции он стоял в основном на позиции естественноисторического материализма. В конце двадцатых и начале тридцатых годов, развивая идеи о бренности атомов, он пришел к признанию диалектического характера изменений в неживой природе.

В это же время он по существу с диалектико-материалистических позиций разрабатывал вопросы пространства и времени. В конце тридцатых и начале сороковых годов, разрабатывая методологические вопросы естествознания, В. И. Вернадский сделал еще один шаг в сторону диалектического материализма. К концу своей жизни, признав под влиянием научных фактов возможность зарождения жизни в земных условиях, он встал на позиции диалектического материализма и в понимании живой природы. Однако следует отметить, что в ряде вопросов таких, например, как отношение к религии, понимание связи философии с естествознанием в современных условиях, а также некоторых других, он не пришел к диалектическому материализму».

Правда, мнение И. А. Козикова о том, что Вернадский был далек от понимания связи философии с естествознанием, отнюдь не бесспорно. Другой исследователь творчества Вернадского как мыслителя И. И. Мочалов высказывает и обосновывает иную мысль: «…связь науки и философии в творчестве Вернадского… это была связь творческая, приводившая ученого к новым философским выводам и обобщениям.

К этомy толкала сама специфика научного творчества В. И. Вернадского, его внутреннее своеобразие, его неповторимая индивидуальность, выразившиеся в стремлении проникнуть „до конца“ в предмет исследования, рассмотреть его со всех сторон и точек зрения, в стремлении связать данную проблему со всем комплексом иных, прямо или косвенно к ней относящихся, в умении увидеть аналогии, подчас парадоксальные и неожиданные, там, где их ранее никто не видел, и различия там, где об их существовании и не подозревали, тонкий и детальный, буквально филигранной отделки анализ явлений природы, и на этом фоне — грандиозные обобщения, принимающие подчас космический характер, — таковы в общем виде причины теснейшей связи естествознания и философии в творчестве Вернадского».

Подобное слияние науки и философии определялось прежде всего тем, что Вернадский, в сущности, никогда не ограничивал пределы своих исследований: здесь, мол, область соответствующей науки, а там начинаются владения философии, куда не должна проникать моя мысль. Он, конечно, высоко оценивал значение факта в научном творчестве: «Обычная научная работа идет в установлении научных фактов». От фактов и эмпирических обобщений он отделял гипотезы, аксиомы, теории и прочие создания мысли человеческой, основанные не только на фактах, но и содержащие более или менее значительную долю фантазии, домыслов. Эту часть науки Вернадский относил к «временным сооружениям», которые приходится постоянно перестраивать или даже вовсе разрушать под напором новых фактов. Эта область находится в состоянии постоянного обновления.

Трудно сказать, насколько глубокую границу раздела проводил Вернадский между «владениями» научных фактов и философских обобщений. Во всяком случае, в своем творчестве он переходил эту границу постоянно. Он не только знал и добывал факты, обобщая их, но и умел фантазировать, выдвигать оригинальные гипотезы, находить неявные закономерности в природе.

Итак, Вернадский прежде всего утверждал свободу научной мысли. Но в то же время предупреждал от излишнего увлечения общими идеями (тем более, если они утверждаются безоговорочно, как непреложные истины, как религиозные догматы). Он всегда призывал ценить и беречь эмпирическую основу науки: опыт, факты — драгоценную почву, на которой расцветают, а затем и увядают или преображаются прекрасные и эфемерные создания разума — научные гипотезы, теории, философские обобщения…