Записки Планшетной крысы - Эдуард Степанович Кочергин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Второй раз старую чёрную аристократку я увидел на третьем спектакле уже моего «Генриха IV». Михаил Натанович под руку провёл её по левому проходу зала и усадил в крайнее кресло седьмого ряда центральной части партера. Да, подумал я, такой породы, как эта дама, давно уже нет не только в полуторатысячном зале театра, но, пожалуй, и во всём нашем городе…
Позже на премьере спектакля «Валентин и Валентина» по пьесе Михаила Рощина, который я оформлял, увидев загадочную старую аристократку, я даже поклонился ей, как давно знакомой. Она ответила лёгким кивком головы.
В 1973 году на одном из премьерных спектаклей «Мольера» по знаменитой пьесе Михаила Булгакова на чёрную породистую гостью театра положил глаз сам Товстоногов. Из директорской ложи он увидел, как два старых администратора бережно, под ручки ведут какую — то совсем древнюю седую старушку с выразительным властным лицом и усаживают в кресло его седьмого ряда. Дело в том, что Георгий Александрович репетиции всех своих спектаклей проводил, сидя по центру седьмого ряда. В седьмой ряд администраторы ежели и сажали кого, то очень знатных персон. Он даже возмутился — почему не предупредили, что в его театр пришла какая — то важная старуха, а он не посвящён и не знает, кто она такая. Вызвал знаменитого Валериана Ивановича, заведующего труппой театра, который всё и всех знал, показал ему из служебной ложи упакованную во всё чёрное старуху, сидящую в кресле седьмого ряда, и спросил, знает ли тот эту почтенную особу. Осторожный Валериан Иванович высказал предположение, что особа, очевидно, какая — то родственница одного из администраторов.
— Она такая же родственница и того и другого, как я племянник Остапа Бендера или последнего китайского императора! — отрезал Товстоногов. — Да, но всё — таки интересно, кто эта старая породистая черепаха, которую притаскивают наши администраторы в мой ряд… Валериан Иванович, после начала спектакля, будьте добры, позовите ко мне в кабинет Натаныча и Пал Палыча…
Минут через пятнадцать после того, как открылся занавес, они уже были перед ним.
— Поведайте мне, пожалуйста, дорогие мои, — обратился Георгий Александрович к своим двум седым заслуженным администраторам, — кого вы, уже не в первый раз, почти приносите и усаживаете так бережно в мой седьмой ряд? Откройте секрет наконец — то — кто эта древняя дама с породистым барским лицом?
Два старых театральных аксакала, как виноватые пацаны, опустили свои серебристые головы. Наступила тишина в кабинете главного режиссёра. Затем Натаныч выдохнул признание:
— Графиня!
— Графиня? — переспросил Гога, от неожиданности опускаясь в кресло.
— Да, да, графиня, последняя графиня Апраксина.
— Да что вы?! На каком свете вы, господа, её отыскали? — с недоверчивой иронией воскликнул главный.
Павел Павлович рассказал шефу, как десять лет назад, в 1963 году, за полчаса до спектакля к ним в администраторскую решительно постучали, и твёрдый женский голос потребовал принять и выслушать. Практикант открыл дверь администраторской, и перед ними возникла пожилая дама с властным аристократическим лицом, одетая во всё чёрное. Когда она вошла, все невольно встали. Дама попросила минуту внимания и, остановившись у стола Михаила Натановича, неожиданно заявила, что она графиня Апраксина, вернулась из мест совсем отдалённых и после ссылки желает воспользоваться своим правом бесплатно посещать спектакли БДТ, как это было оговорено в договорах её предками с Сувориным и другими арендаторами их театра.
Из старинной сумочки достала свой паспорт и воскового цвета, сложенную вчетверо, выписку из церковной книги, выданную Храмом Вознесения Божьей Матери, что стоял когда — то на Вознесенском проспекте, о рождении девицы Апраксиной.
Два старых дяденьки обалдели и вытаращились на неё. Такого кина в их долгой жизни ещё не было: неимоверная фантастика, прямо Гофман, Булгаков, черт — те что, представление какое — то!
— Седьмой ряд до революции принадлежал моей фамилии, сейчас я осталась одна, надеюсь, вас это не обременит, — заявила выпавшая из истории аристократка. — Думаю, что посвящать всех, особенно начальство, не следует. Советская власть ещё не закончилась. Я своё отсидела, а вам могут быть неприятности. Часто беспокоить вас не стану, а ежели дадите свой телефон, о посещении театра буду предупреждать заранее. Договор есть договор, а власть сегодня у нас одна, а завтра другая…
Перед такими доводами старики сдались — они были законниками. Исполнение древнего договора перед графиней Апраксиной стало их многолетним долгом и тайной. И они его, как истинные люди культуры и высокие профессионалы, ни разу не нарушили.
Разоблачив диссидентство своих главных администраторов, Георгий Александрович, естественно, никому не рассказывал о графине Апраксиной. Только в 1982 году об этой цеховой тайне я узнал от него, и то в Финляндии, работая с ним над оперой «Дон Карлос». Узнал и вспомнил несколько раз виденную мною в БДТ пожилую даму с аристократической осанкой, седыми волосами, аккуратно заправленными в чёрного бархата шляпу с низкой тульей, украшенную муаровой лентой, всегда сидевшую только в седьмом ряду в кресле № 176. Эту седую, одетую в траур даму из абсолютно иного мира не запомнить было невозможно.
Последний год жизни ходить пешком в театр графине стало трудно, названый родственник, полковник — артиллерист в отставке Павел Павлович привозил и отвозил её на очередные премьеры в своей знаменитой «Победе». Жила она близко, во дворе углового дома, что на Мучном переулке и канале Грибоедова, в большой коммунальной квартире вместе с такой же
